Взрослые ещё продолжали работать, а ученические бригады отдыхали. Таково было распоряжение начальства.
Кто в жмурки играл, кто в горелки, кто в сыщиков-разбойников, кто в классы, кто в волейбол. Это уж как водится. А кто просто себе гулял по лесу. Шурочка Горобенко и Тая Таранюк были как раз из таких. И вот, гуляя, отошли они довольно далеко и вышли на дорогу, по которой приехали в лагерь.
И вдруг увидели Андрюху.
Ползая на коленях и сопя от старательности, он что-то чертил зажатым в кулаке сучком прямо на пыльной дороге. Причём всё время насторожённо оглядывался и торопился. Словно делал что-то непозволительное или секретное. Девочки были далеко, он их ещё не заметил.
Шурочка приложила палец к губам, и они с Таей, свернув в кусты, крадучись, приблизились.
На дороге большими буквами было написано: «Весь четвёртый «А». А внизу здоровенная, метра на полтора, пятёрка с хвостиком. Именно в тот момент, когда девочки приблизились, Андрюха заканчивал выводить этот самый хвостик.
Девочки успели только раскрыть рты от удивления, как Андрюха уже встал, ещё раз оглянулся воровато и побежал в сторону лагеря.
— Так вот кто эти пятёрки с хвостиком выставлял! — покраснела Тая.
— А Люба, значит, приносила и клала на парты, — сказала Шурочка. — Но Андрюху трогать не будем, поговорим с Любой.
…Люба так растерялась, что сразу и не ответила. Потом вздохнула и опустила голову:
— Ему так хотелось, чтобы была тайна. И он же не двойки, не единицы пятёрки ставил! Понимаете, я всё время рассказывала дома про наш класс. И вот как-то рассказала про Кума Цыбулю, про ту историю с яблоками. Андрюха и говорит: «Знаешь, а его надо отметить. Давай ему пятёрку поставим». И вывел на листке из моей тетради пятёрку с хвостиком. Он почему-то так пятёрки пишет. И сказал, чтобы я тайком подложила Куму Цыбуле на парту и никому чтобы ничего не говорила. Ну, я и молчала… Только не думайте, только не думайте, что он и мне написал. Нет! Это уж я не знаю кто, это уж кто-то другой.
— А я знаю кто, — сказала Шурочка. — То есть не знаю, а догадываюсь.
— Аллочка? Правда? — подняла на неё глаза Тая.
— По-моему, да…
Люба почему-то покраснела, потом умоляюще посмотрела на девочек:
— Только вы не говорите ему, ладно? Пусть он думает, что никто не знает. Он так хочет, чтобы была тайна.
— Конечно, конечно, — покраснела Тая.
— Не скажем. Пусть думает, — кивнула Шурочка. Так перестала существовать первая тайна четвёртого «А» класса. А через полчаса совсем случайно раскрылась и вторая. Те две милицейские машины, сопровождавшие автобусы, проводив их к лагерю, с утра поехали назад в Киев. А под вечер приехали опять. Поскольку взрослая бригада, к которой присоединились и шофёры автобусов, ещё свою работу не закончила, милицейским машинам пришлось ждать. И конечно же, их окружили хлопцы. Ну какие бы они были хлопцы, если бы не окружили милицейские машины и не воспользовались бы случаем поговорить о разных уголовных делах, об отчаянных погонях и преследованиях!
И вот Игорь Дмитруха, между прочим, спросил белобрысого, с пшеничными усиками автоинспектора-лейтенанта, который стоял, опершись на капот машины:
— Скажите, а вы случайно не знаете, нашли того хлопца, который сумку с деньгами в милицию подбросил?
— Представь себе, что как раз случайно знаю, — улыбнулся лейтенант. — Друг мой в том райотделе работает. Нашли. Её, оказывается, несколько человек видело. Описали, и по словесному портрету нашли. Кстати, девочка, а не хлопец. Не из вашей, правда, школы. Вообще из другого района, из Дарницы. Случайно в том скверике была. У неё там бабушка напротив живёт. Скромная такая, застенчивая, говорит, девочка. Не помню точно, как зовут. Но нашли. Он мне как раз вчера говорил.
— Ха-ха! — расплылся в улыбке Игорь Дмитруха. — Из другой школы! Девочка! Ха-ха! А они думали, что из ихнего передового «А». Разогнались!… А это чужая. Конечно! Я так и думал. Не мог никто из ихнего такое сделать. Не те кадры. Мелкота!
Спасокукоцкий и Кукуевицкий весело захихикали. А Галушкинский и Монькин даже захохотали.
— А вот и те, те кадры! Неправда! — закричал Валя Тараненко.
— Обознался! Геройский кадр! Ха-ха! — презрительно бросил Дмитруха под дружный хохот «бешников».
Валя втянул голову в плечи. Хлопцы-«ашники» промолчали. Как-то тяжело говорить о самих себе, что мы, мол, не такие. А девочек из «А» поблизости не было. И потому в этом игровом эпизоде, как любят говорить спортивные комментаторы, «бешники» были сверху.
И хоть было понятно, что «бешники» берут реванш за сегодняшнее поражение, настроение у наших хлопцев малость подупало. Неприятно, когда кто-то сомневается в твоей способности совершить благородный поступок.
Наконец этот необыкновенный трудовой день кончился…
Лагеря не узнать!
Всё кругом чисто. Белые корпуса светятся чистыми окнами в лучах заходящего солнца.
Над эстрадой — красный транспарант с белыми буквами: «Приветствуем первую смену! Радостного вам труда! Весёлого вам отдыха!»
А на большущей клумбе высажено цветами: «Добро пожаловать!»
Любо глянуть, какая всюду красота. И особенно — когда это дело твоих рук. Автобусы уже заполнены. Вот бежит последний пассажир — шестилетний Андрюха, который где-то было затерялся, чем очень взволновал Глафиру Павловну. Родители почему-то волновались значительно меньше. Вот уже и он сидит на переднем сиденье у окна.
Прощально пропела сирена милицейской машины.
Автоколонна двинулась.
Шурочка и Тая прилепились к окну.
Вот сейчас… сейчас… вот…
— Ой! Смотрите! Смотрите! — удивлённо вскрикнула Оля Татарчук.
На обочине дороги, на пыльной земле, виднелась уже знакомая нам нацарапанная сучком надпись: «Весь четвёртый «А» — и большая пятёрка с хвостиком.
Все повытягивали шеи, выглядывая из окон. Сидящие с другой стороны повскакивали с мест, а некоторые даже вскочили на сиденья.
По лесной ухабистой дороге автобус двигался медленно, и потому все успели заметить.
Но не проехали они и сто метров, как снова автобус взорвался криками.
На обочине было написано: «Весь четвёртый «Б», и тоже стояла здоровенная пятёрка с хвостиком.
Автобус четвёртого «А» ехал первым после милицейской машины. Следом за ним ехал автобус четвёртого «Б».
И все «ашники» обернулись назад.
Там уже тоже увидели надпись, и в их автобусе поднялась такая же самая удивлённая суета.
Шурочка и Тая взглянули друг на друга, а потом на переднее сиденье.
Ещё никто, кроме них, не знал Андрюхиной тайны. И Шурочка громко, на весь автобус, сказала:
— И правильно! Они сегодня тоже абсолютно заслужили. — Ага! Правильно! Заслужили! — закричали девочки. Хлопцы молча переглянулись. Валя Тараненко пожал плечами:
— Может, и заслужили, не будем злопамятными… — Потом подумал и добавил: — Будем благородными. И хлопцы одобряюще загудели. Это всё-таки приятно — быть благородными. А Шурочка сказала, опять же таки громко, на весь автобус:
— Я не знаю, кто ставит эти пятёрки с хвостиком, но это мудрый и добрый человек.
— Да здравствует его мудрость! — подхватила Тая.
— И доброта! — закончила Шурочка. Они снова взглянули друг на друга и улыбнулись. Андрюха этого не видел.
Сидя на переднем сиденье, он солидно хмурил брови и надувал губы. Глядя на него, никто бы не подумал, что он имеет какое-то отношение к тем надписям на дороге…
