Кирон написал картину за один день. За один день, состоящий из двадцати четырех рабочих часов. За все это время он не проронил ни слова. Он не узнавал мастера Хобарта. Старик кружил вокруг полотна, потирая руки, но Кирон его не замечал. Вдова Тэтчер приносила ему поесть; он смотрел на нее непонимающим взглядом, и еда оставалась нетронутой. Когда стемнело, Хобарт принес лампы. Много ламп. Дорогой китовый жир не жалелся. При перемене освещения Кирон пробормотал что-то про себя, не осознав происшедшего.
Один раз он упал и почувствовал, как кто-то влил ему в рот обжигающую губы жидкость. Он поднялся и вновь принялся за работу. Всадница была закончена, но копыта взмывшего коня не получились. Он соскреб их с холста и принялся рисовать заново.
А этот чертов хвост? А ноздри? А грива, милосердный Лудд!.. Теперь ему не нравились глаза. У животного, на котором столь славная всадница совершает такой невероятный прыжок, должны быть огромные, гордые глаза. Он снова посмотрел на Элике. Черт бы все побрал, волосы не получились! Длинные, чудные волосы должны в этот момент жить своей жизнью.
Мастер Хобарт поправлял фитили в лампах, прихлебывал ирландскую водку, бормоча что-то жалобное себе под нос, и со страхом поглядывал на молодого человека, который, казалось, уже и не рисовал, а вел бой не на жизнь, а на смерть. Но с кем, тупо спрашивал себя Хобарт, снова прикладываясь к кружке, кто этот враг, с которым Кирон вступил в яростную схватку?
И вдруг понял, что враг этот - время. Кирон не просто пытался нарисовать отличный портрет, он бросал вызов. Он являл собой воплощенную силу жизни, каждое прикосновение кисти было ударом меча. Он заявлял о своем праве на бессмертие.
Когда рассвело, картина была готова. Хобарт, успевший слегка вздремнуть, отдернул шторы, но лампы не погасил.
Кирон застыл перед холстом. Кисти и мольберт выпали из его уставших рук.
Хобарт смотрел на портрет и плакал. Перед ним было великое искусство.
Бледный и изможденный Кирон поднял на него красные, воспаленные глаза.
- Я сделал все, что мог, мастер Хобарт. Что скажете?
- Сын мой! Мой сын! - Старик не находил слов.
- Ты вошел в сан бессмертных. Я старый дурак. Я пытался учить тебя. И только сейчас, слишком поздно я понял, что сам всего лишь подмастерье. Кирон наступил на лежащие на полу кисти.
- Сэр, я никогда больше не создам такого.
- Но почему? Почему, Кирон? Ты - великий художник. Если ты пишешь так в начале своей карьеры...
- Так я больше не напишу, - повторил Кирон.
- Эту картину писала любовь. - Он вдруг рассмеялся. - Конечно, я смогу рисовать, чтобы жить, однако портреты мои будут в лучшем случае похожи на оригинал. А жить я буду, чтобы летать. Это мое истинное предназначение.
Хобарт ничего не сказал. Картина была великолепна. Но бедный мальчик, безусловно, спятил.
12
Сеньору Фитзалану картина понравилась. Он не знал, что все до последнего мазка сделано Кироном, хотя и догадывался, что большую часть прописывал подмастерье. Дрожание старого Хобарта стало еще заметнее, и даже Фитзалану было ясно, что трудиться ему осталось недолго. К счастью, ученик, кажется, превосходит учителя. А работы ему в ближайшие годы будет немало. Фитзалан привык, чтобы его окружало прекрасное: картины, которые он едва удостаивал взгляда, и книги, которых не читал вовсе. Величие человека отражается в его свершениях или в его богатстве. Фитзалану не довелось свершить героических деяний, зато он мог вволю приобретать искусные изделия кузнецов, ювелиров, оружейников, резчиков и художников. По крайней мере его будут помнить за вкус.
Картину решили назвать «Прыжок мисс Фитзалан». Подписана она была просто: «Хобарт».
Но Элике знала, кто истинный автор, и пролила немало слез из-за того, что имя Кирона не будет стоять на полотне, которое навеки сохранит цветение ее юности. Она плакала еще и потому, что разглядела в картине подлинное мастерство и совершенство, источником которых являлась любовь. И еще она плакала потому, что волшебные дни остались позади, и теперь встречаться с Кироном, если им вообще доведется еще встретиться, надо будет тайком, украдкой, от случая к случаю. А вскоре и это станет невозможным: до свадьбы с Тальботом оставалось меньше месяца.
Сеньор Фитзалан прислал за Хобартом управляющего имением. Тот принес замшевый мешочек с семьюстами пятьюдесятью шиллингами и велел, чтобы вместе с Хобартом в замок явился Кирон.
Помня, как прошла последняя беседа Кирона с Фитзаланом, мастер Хобарт встревожился. Кирон, напротив, отнесся к этому совершенно спокойно. Он надел чистое белье, свою лучшую кожаную куртку и последовал за управляющим.
Сеньор Фитзалан принял его в комнате, которой Кирон раньше не видел. Помимо массы оружия, развешенного по стенам, медвежьей шкуры на полу, стола и двух кресел, там не было почти ничего.
Сеньор Фитзалан сидел за столом, поигрывая небольшим охотничьим ножом.
- Ну что, подмастерье, тебе понравилась картина «Прыжок мисс Фитзалан»? - Тон был ровным, но вопрос прозвучал угрожающе.
- Сеньор, я... я... - Кирон смешался, лихорадочно соображая, что может быть не так с полотном. - Картина хороша, как и все прочие, нарисованные мастером Хобартом.
Фитзалан едва заметно улыбнулся.
- Ну, это скромно сказано... С момента нашей последней встречи я получаю на тебя донесения. Как хорошие, так и плохие. С каких начнем?
На лбу Кирона выступил пот, но остроумие его не покинуло.
- С плохих, сеньор. Чтобы потом было чем утешиться.
- С плохих, так с плохих. Тобою заинтересовался Святой Орден, Кирон. Мне сказали, что ты построил машину?
- Я только смастерил большого змея, сеньор, который...
- Достаточно, подробности мне известны. Святой Орден давно определил, что воздушные змеи являются игрушками. Между тем, если такая игрушка используется для противоестественного подъема человека над землей, она уже становится машиной. Тебе известна история нашего народа. Машины дважды подминали под себя величие и достоинство человека. Мудрость Божественного Мальчика несомненна. Люди сумеют выжить, только если отвергнут соблазн машин. Разве это не так, Кирон?
Кирон сглотнул.
- Сеньор, я склоняю голову перед мудростью Святого Ордена.
- И правильно делаешь, мальчик. От машин попахивает костром. Ты когда-нибудь видел, как горит человек, Кирон?
- Нет, сеньор.
- А я видел, - спокойно сказал Фитзалан. - Святой Орден более могуществен, чем все дворяне нашего острова вместе взятые, и это хорошо. Ибо он указывает путь, по которому нам следует идти. Я видел, как сожгли крестьянина, который придумал косилку. Видел, как сожгли кузнеца, который придумал паровой двигатель. Видел, как сожгли человека благородного происхождения - он баловался с электричеством и наконец получил свет, источником которого был не огонь. Видел, как сожгли бедную прачку, которой не хотелось выжимать белье, и она придумала для этого специальное устройство... Вонь при сжигании людей не сравнишь с запахом жарящейся свинины, Кирон. Я понятно выражаюсь?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
