Более…
Вернувшись после обеда домой, я обнаруживаю на автоответчике послание от Дженни. Перезваниваю, и секретарша соединяет меня с ней.
— Привет, Дейв, — говорит Дженни. — Слушай, я в восторге! Просто здорово!
— Что ж, спасибо, — говорю я. — Ты только из-за этого звонила? Я уж подумал, что-то не так.
— Да нет, все просто замечательно!
Но в голосе ее слышится неуверенность.
— Дженни, что еще стряслось?
Она вздыхает с явным облегчением.
— Понимаешь, Дейв… хочу попросить тебя еще об одном одолжении. Мне страшно неловко — ведь мы друзья, и не хочу, чтобы ты решил, будто я на тебя давлю, но если ты не поможешь, я окажусь в такой дыре…
— Ты уже на меня давишь, Джен.
— Понимаю, — со смехом отвечает она. — Что делать, ничего другого не остается. Ладно, просто объясню все как есть. Мне страшно не хватает рабочих рук, а сегодня к тому же выяснилось, что нам дают дополнительный бюджет на рекламу, и это значит, что следующие три номера должны выйти с бесплатными подарками, а это значит…
— Что все сроки сдвигаются вперед. Знаю. У нас в «Громком звуке» бывало так же, когда мы прилагали к очередному номеру бесплатный CD.
— Ну да. И на эти несколько недель мне не обойтись без помощника. Дейв, для тебя это отлично подойдет. В штат тебя зачислять не будем — значит, сможешь приходить и уходить когда вздумается, главное — работу выполняй в срок. А работа несложная: рассортировать рецензии на альбомы, взять пару-тройку интервью у знаменитостей, в крайнем случае, может быть, сочинить еще одну-две статейки вроде этой — ты все это и с закрытыми глазами сделаешь! — Помолчав, она спрашивает: — Ну, что скажешь?
Раздумываю я недолго. Дженни права: работа — не бей лежачего. Единственное, что меня останавливает (да-да, сам знаю, что я сноб!) — как-то, пардон, западло писать для тинейджеров. Было время, когда я хватался за любое дело, лишь бы платили, но это время давно позади. Если разнесется слух, что после закрытия «Громкого звука» я устроился в журнальчик для подростков, да еще и подрабатываю статейками в «Femme» — что обо мне люди подумают? В лучшем случае — что я сделался пофигистом. Перестал серьезно относиться к своей работе. А для музыкального критика недостаток серьезности — смертный грех. Но с другой стороны, я напоминаю себе, что всегда хотел писать о музыке для тех, кто ею живет. А кто воспринимает музыку живее и непосредственнее девочек-подростков? Быть может, думаю я, их энтузиазм вернет мне молодость. Быть может, я верну себе страсть к музыке и выйду из этого чистилища обновленным.
А может быть, меня ждет полный провал.
…или менее
— Дейв, я ничего не понимаю! — говорит Иззи, когда я звоню ей на работу и рассказываю, что согласился. — Девочки-подростки… Господи, да тебя в любом приличном музыкальном журнале с руками оторвут! А эту «Крутую девчонку» ты через неделю возненавидишь! Право, для тридцатилетнего мужчины хуже места не придумаешь! И что же ты будешь там делать? Ты ничего не смыслишь в подростковой музыке. Стоит тебе услышать по радио какой-нибудь последний хит — сразу начинаешь вопить, что у тебя от этой попсы уши вянут. А то, что тебе нравится… Знаешь, я вообще-то не совсем профан в роке, но о половине тех команд, которых ты расхваливал в «Громком звуке», просто никогда не слышала. Короче говоря: ты и подростки — две вещи несовместные!
Иззи права. Мои представления о современных тинейджерах ограничиваются случайными отрывками из субботних утренних телепередач. Иной раз звукозаписывающие компании по ошибке присылали в «Громкий звук» компакты с подростковой попсой, но я такие диски даже не распаковывал: просто складывал стопкой на столе, а когда стопка вырастала до потолка и грозила обвалиться, относил в лавчонку подержанных компактов в Сохо и обменивал на наличные.
— Ничего, справлюсь, — отвечаю я.
— Ладно, надеюсь, ты знаешь, что делаешь, — покоряется она. — Но учти: коготок увяз — всей птичке пропасть. Мне шеф уже предлагает открыть в журнале регулярную рубрику — мужской взгляд на то, другое, третье… До сих пор я отвечала, что ты ни за что не поступишься принципами — а теперь мне и сказать нечего.
— Регулярная рубрика — это… насколько регулярная?
— Каждый месяц.
— Ну что ж, не так уж часто.
— А называться колонка будет «МММ — Мужчина моей мечты». И обязательно с фотографией — надо будет найти такую, где ты получше смотришься.
Я невольно крякаю.
— Мужчина Чьей-то там мечты? Это я, что ли? Ты шутишь или… или как?
— Считай, что это маленькая месть за твои размышления о юкке, — мурлыкает в трубку Иззи.
Добро пожаловать
На следующее утро, без пяти девять, я подхожу к стеклянным вращающимся дверям роскошного здания 112 по Тоттнем-Корт-роуд, где расположена штаб-квартира издательства «Питерборо». У дверей стоят и курят двое, с виду похожие на журналистов. Я вхожу и встаю в очередь за пропуском. Таких, как я, здесь много: из разговоров я понимаю, что все они — внештатники, не имеющие постоянных пропусков. Улучив момент, разглядываю журнальный стенд у стены. «Питерборо» — не такой медиа-монстр, как «БДП», но тоже выпускает несколько известных названий. Помимо «Крутой девчонки» вижу здесь «Stilissimo» (мода, для женщин), «Новая ты» (женское здоровье), «Колеса» (для автомобилистов), «Пылай, огонь!» (хеви-метал), «Метросаунд» (танцевальная музыка и соответствующий стиль жизни), «Гламур» (мода и стиль жизни, для обоих полов) и, наконец, «Наш сад» (комментарии не требуются).
Получив пропуск, поднимаюсь на лифте на третий этаж и прохожу недлинным коридором. Нужную мне дверь узнаю сразу: вся она обклеена стакерами с надписями типа «Вау!» или «Привет, парниша!», а посредине, на рекламном плакате «Пляжа», красуется Леонардо Ди Каприо. На груди у Лео размашисто начертано печатными буквами: «БОГ ЛЮБВИ». Мне становится не по себе.
Сделав глубокий вдох, открываю дверь и вхожу. Никто не поднимает на меня глаза; я не удивляюсь — в редакциях журналов вообще принято не обращать внимания на посетителей. Радуясь, что никто на меня не смотрит, осторожно озираюсь кругом. В офисе «Крутой девчонки» кипит жизнь: звонят телефоны, принтеры плюются бумагой, а где-то на заднем плане разливается соловьем очередная «мальчиковая» поп-команда. Оглядываясь кругом, я обнаруживаю две вещи: во-первых, я здесь единственный мужчина, а во-вторых — единственный человек старше двадцати пяти. Вся команда «Крутой девчонки», от авторов и художников до секретаря, выглядит словно компания школьниц: сложные прически, распущенные волосы до пояса, крашеные и мелированные пряди, солнечные очки на лбу, камуфляжные штаны, джинсы, джинсовые юбки, футболки с логотипами и слоганами, кроссовки разных известных фирм.
