Еще хуже оказалось то, чего я не мог предвидеть. Во время этой операции зет-образно рассекается обычно широкое сухожилие подлопаточной мышцы с тем, чтобы его можно было несколько удлинить при восстановлении, когда под него будут погружены сухожилия трех мышц плеча. Так вот, во время операции выяснилось, что у Лени подлопаточная мышца лишена сухожилия. Она сплошной массой (да еще какой!) непосредственно прикреплялась к плечевой кости. Что делать? Можно было бы отделить три сухожилия вместе с верхушкой отростка лопатки и попытаться протащить их под целую мышцу, а затем шурупом прикрепить верхушку отростка к его костному основанию. Но при таких массивных мышцах, да еще в этом глубоком колодце, да еще без помощи ассистента, — ему просто не хватало места, — о такой тактике не могло быть и речи. Пришлось зет-образно рассечь ту часть мышцы, которая у нормальных людей является сухожилием. Об ухищрениях при восстановлении ее целости даже вспоминать не хочется. Вы можете представить себе, как совершается такой фокус, как можно сшить мясо, чтобы нити не разволокнили его. А ведь это не просто мясо. Это мышца спортсмена, которому, как меня предупредили, через четыре месяца предстояло бороться за звание чемпиона мира.
Уже через полтора месяца после операции Леонид считал себя абсолютно здоровым. Но до самого его отъезда на чемпионат мира в Стамбул я продолжал наблюдать за состоянием спортсмена после каждой тренировки.
В день накануне отъезда Леня пришел попрощаться со мной.
— Ион Лазаревич, что вам привезти из Турции?
— Если это будет не в тягость, привези две-три турецких марки. — Сын, как и большинство его одноклассников, увлекался филателией на примитивном уровне.
Прошло несколько дней. На последней странице газеты «Правда» я прочел сообщение о том, что мой Леонид завоевал титул чемпиона мира. Надо ли объяснять какие чувства испытал врач, оперировавший будущего чемпиона, который без этой операции не мог бы не только бороться, но даже неосторожно почесать шею больной рукой?
А еще через несколько дней позвонил мне Леонид:
— Ион Лазаревич, можете меня поздравить. Я чемпион мира.
— Знаю, Леня, прочитал об этом в «Правде». От всей души поздравляю тебя. Горжусь тобой.
— Спасибо, Ион Лазаревич. Вы ведь тоже имеете в этом долю. Да, чуть не забыл. Я привез вам турецкие марки.
— Большое спасибо.
Вот и все. Больше я своего пациента не слышал и не видел. Как и привезенные им марки.
Героем второго случая оказалась тоже спортсменка. Но вид спорта, которым она занималась, и ее многочисленные и многократные титулы чемпионки сделали ее значительно более популярной, чем Леонида, чемпиона мира по борьбе.
Обратилась она ко мне по поводу обызвествившегося кровоизлияния в области локтевого сустава. По передней поверхности сустава прощупывалось плотное образование величиной в куриное яйцо, мешавшее спортсменке согнуть руку. На рентгенограммах это образование тоже напоминало яйцо со скорлупой, имевшей костную консистенцию.
До меня ее уже осмотрело несколько врачей и профессоров. Диагноз и тактика лечения ни у кого не вызывали сомнений. Нужна операция. Но вот прогноз… Все понимали, что обызвествление кровоизлияния — это присущая пациентке реакция организма на травму. Поскольку операция тоже травма, то нельзя исключить рецидива обызвествления. Кроме того, как бы идеально, косметически не была произведена операция, останется рубец. А рубец на красивой руке спортсменки… Короче говоря, никто никогда еще не видел рубцов на руках, ногах и других открытых частях тела у представителей этого вида спорта. У них, у женщин и у мужчин, все должно быть красивым, совершенным.
Поэтому я решил попробовать отказаться от оперативного вмешательства и лечить чемпионку воздействием переменного магнитного поля.
Уже через несколько дней, прощупывая локоть, я определил уменьшение патологического образования. Улучшилось сгибание руки в суставе.
— Не знаю, как мне вас благодарить, — сказала пациентка.
— Очень просто. Контрольная рентгенограмма в конце лечения будет для меня самой большой благодарностью.
— Ну, это уже просто недопустимое бескорыстие, — сказала пациентка.
После двадцатой процедуры она исчезла, даже не попрощавшись со мной.
Прошел примерно год. Однажды я случайно увидел чемпионку на противоположной стороне улицы. Я окликнул ее. Она радостно метнулась ко мне, лавируя между автомобилями. Я прервал поток ее пустых оправданий.
— Так, до ближайшей нашей поликлиники не более двухсот метров. Сейчас мы пойдем туда и сделаем рентгенограммы.
— Обещаю вам, я приду завтра. Сейчас я просто очень тороплюсь.
Железной хваткой я вцепился в ее руку. Обалдевшие прохожие с недоумением наблюдали, как какой-то немолодой мужчина тащит за собой всемирно известную юную особу женского пола.
Насилие оправдало себя. Я получил рентгенограммы, которые сейчас дают мне возможность демонстрировать врачам во время лекции феноменальный результат магнитотерапии.
Третий случай относится уже к израильскому периоду. Мы жили в Израиле около двух лет. Однажды позвонил мне член кибуца, расположенного по нашим масштабам довольно далеко от места моей работы, и попросил принять его. Я спросил его, состоит ли он в моей больничной кассе. Нет, ответил он. Речь идет о частном визите. Я объяснил ему, что предпочитаю не работать частно. Кибуцник настаивал, рассказал, что речь идет о его внуке, сыне врача. Это оказалось решающим фактором. В таком случае я, верный клятве Гиппократа, просто не имел права отказать.
В условленное время кибуцник приехал ко мне с рентгенограммами внука. Сам малолетний внук с родителями живет в Колумбусе, в США. Обратиться ко мне кибуцника попросил его зять, отец ребенка, врач, профессор университета штата Огайо.
— Каким образом он вышел на меня?
— Очень просто. Он прочитал вашу статью в журнале их университета.
Для меня было полной неожиданностью, что статья опубликована в этом журнале. Никто не обращался ко мне за разрешением перепечатать ее из другого издания. Никто не известил меня о том, что это сделано. Таковы нравы. Но дело не в этом.
Случай оказался далеко выходящим за пределы того, с чем ортопеды обычно встречаются в своей практике. Редчайшая врожденная патология опорно-двигательного аппарата. Я долго и напряженно соображал, прежде чем дать заключение и рекомендации. Визит длился около двух часов.
Кибуцник бурно проявил свою благодарность.
— Сколько я должен вам уплатить?
— Нисколько. Во-первых, вы кибуцник, живете уже при коммунизме, значит — не пользуетесь деньгами. Во-вторых, я не видел ребенка. В-третьих, и это основное, пациент — сын врача. Согласно клятве Гиппократа, врач не должен брать гонорар у коллеги и членов его семьи.
Кибуцник протестовал, говорил, что не имеет права не оплатить такую судьбоносную консультацию.
— Вы можете сделать мне дорогой подарок.
— Разумеется, сделаю.
— Нет, вы не поняли. Подарок — это ксерокопия моей статьи из университетского журнала.
— И это все? Доктор, о чем вы говорите?! Вы ее получите максимум через десять дней!
Прошло двадцать лет. Я поленился написать письмо в университет штата Огайо с просьбой прислать оттиск моей статьи. Поэтому у меня нет ее и сегодня.
Цена отказа от гонорара
В Израиле мое отношение к гонорарам на первых порах создавало у пациентов превратное мнение о моей профессиональной пригодности.
Наша добрая приятельница Хана. одна из первых моих израильских пациенток, рассказала, как мой отказ принять у нее деньги заставил ее задуматься, а врач ли я. Но с другой стороны, после безуспешного лечения у врачей больничной кассы она обратилась частно к двум профессорам и они не помогли ей. А тут в больничной кассе появился какой-то новичок, и заведующий отделением, в котором она лечилась, порекомендовал ей обратиться к этому новичку, и, слава Богу, она выздоровела. Значит, он все-таки врач. Но с другой стороны, денег ведь он не взял. Так может быть он все-таки не врач, а вылечил случайно, знает это, и его совесть не позволила ему взять деньги?
Хана была не единственной, у кого возникли такие мысли. А я считал аморальным брать деньги у больных, которых лечил в больничной кассе, платившей мне жалование. И не только у них.
Мы жили в Израиле уже около двух лет. Жена попросила меня принять родственника ее сослуживицы. Из Иерусалима приехал ко мне молодой человек тридцати двух лет в черной ермолке. Значит — ортодоксально религиозный еврей. В глазах его читался страх перед операцией, на которую его назначили. Приехал он получить второе мнение.
Примерно одной минуты было достаточно, чтобы поставить диагноз, исключающий необходимость оперативного лечения. Естественно, я обследовал его не одну минуту. По ходу осмотра я заметил, что у него больны почки. Он подтвердил это. При этом от меня не укрылось, какое впечатление произвела на него фраза о почках.
