Рука вывела на бумаге еще одну фразу — «Наука умеет много гитик». И тут же вспомнились слова одного из наиболее ярых оппонентов-инолюбов — «Ваша однобокая наука… ваша однобокая наука…» И еще: «Вся история человечества — погоня за невозможным. Если бы все неизменно поступали по правилам и предписаниям, то и сегодня еще пребывали на уровне троглодитов…»
«Наша однобокая наука, — мысленно повторил Визин. — Я, кажется, осмеливаюсь поступать не по правилам, осмеливаюсь на Поступок, как говорил Мэтр. Меня, определенно, тоже укусил микроб…» Вслед за тем он подумал также, что если бы в самом деле существовала эта фантастическая Лина с ее фантастической «службой», то он вопреки всяким здравым смыслам обратился бы сейчас к ней за советом и, не задумываясь, последовал бы ему…
Диван скрипнул; Визин улегся удобнее; исписанная бессвязными фразами бумага соскользнула на пол.
— Алло! — сказал наконец Космос. — Даю Долгий Лог… — И Визин затаил дыхание.
У телефона был редактор; он представился — Бражин Василий Лукич; его было так хорошо слышно, словно эта безвестная, почти мифическая «Заря» находилась в гастрономе напротив. Визин тоже представился; он сказал, что как химика его привлекают все публикации, имеющие пусть даже косвенное отношение к его работе, так что без помощников, «сами понимаете», тут не обойтись, есть постоянные корреспонденты, поэтому «пусть вас не удивляет, что статейка „Опять зеленая страда“, помещенная в вашей „Заре“ от 23 июня, оказалась на моем рабочем столе».
— Что ж тут удивляться, — вздохнул редактор. — Пути прессы неисповедимы.
— Ваш корреспондент, — Н. Андромедов, кажется? — он, случаем, не подсочинил про эту Сонную Марь? — Вопрос прозвучал фамильярнее, чем хотелось бы Визину.
Редактор опять вздохнул.
— Этот наш Андромедов…
— Он, наверно, и стихи пишет?
— Не замечал. А что касается таких вещей, — ну, вставочек разных, отступлений, лирики, — то тут… Натура, так сказать. Прием. Авторский почерк… — Василий Лукич помолчал. — Я не одобряю. Сами видите: сенокос и какая-то Сонная Марь. Но он и на сей раз меня уломал. Каюсь.
— А по-моему, — ничего, звучит.
— Ну да, звучит, может быть. А потом выходит, что какая-то одна-единственная фраза, которой и значения-то не придавал, вызывает форменный кавардак. Они же, молодые, теперь за то, чтоб обязательно все лирично звучало. Убеждаешь вычеркнуть — обвиняют в сухости, старообрядчестве. А расхлебывать редактору.
— Что, заметили «Зеленую страду»?
— Да засыпали письмами, сказать откровенно. Я, конечно, не говорю про вас — у вас научный интерес, понятно. Но когда то ли из любопытства, то ли бог знает отчего… Не мне вам говорить, как сегодня модны всякие такие штуки, загадки…
— Красивые легенды в наше время имеют подчас больше веса, чем строгие и четкие научные выкладки. — Эта фраза была предварительно записана Визиным на листе, что лежал теперь на полу. — Ходит, значит, в ваших краях такая легенда? Или все Андромедов придумал?
— Нет. Отсебятины за ним не числится. Мы ему доверяем.
— Простите, а что за такая странная фамилия у него? Псевдоним? Или настоящая?
— Ну… — Редактор замялся. — Журналистская этика не позволяет мне…
— А, понимаю, понимаю! — поспешил перебить его Визин. — Тайна псевдонима, прошу извинить. Значит, выходит, эта Сонная Марь существует?
— Ну, видите ли… Как можно утверждать наверняка? Потом, наша газета… Мы ведь не обязаны пропагандировать всякие такие вещи. Как мы будем выглядеть, если окажется домысел, шарлатанство? — Редактор подбирал слова, он был осторожен, он знал, что разговаривает с ученым и, видимо, прикидывал, что из этого разговора может получиться. — Конечно, в основе всякой легенды лежит реальность — так, вроде, считается. И все же профиль районной газеты, ее задачи, сами понимаете… Это дело ученых, науки. Настоящие ученые популяризаторы, люди с именем…
— Да, наука умеет много гитик, — прочитал Визин, прищурившись. — Я могу поговорить с Андромедовым?
— Он сейчас в командировке. Должен вернуться завтра. Но он может вам только повторить.
— Жаль, — сказал Визин. — Все-таки какие-то частности, детали…
— Я ему обязательно передам наш разговор. И если бы вы оставили ваши координаты, то завтра же…
— Я, конечно, могу оставить координаты, пожалуйста. Передайте Андромедову привет. Было бы весьма любопытно, если бы Сонная Марь существовала в самом деле.
— Конечно. Привет передам. Вместе с выговором.
— За «Зеленую страду»?
— За Сонную Марь. Нечего отвлекать людей от серьезных дел.
— Позвольте заступиться, — с улыбкой проговорил Визин. — Я уверен, им двигали самые бескорыстные побуждения. К тому же, как вы справедливо заметили, в основе всякой легенды лежит реальность.
— Выговор не помешает, — уверенно сказал редактор.
— Дело, само собой, хозяйское. У меня, Василий Лукич, любопытство сугубо профессиональное. Скажем, если бы Сонная Марь существовала на самом деле, то значение такого феномена трудно переоценить. Представить только, какие возможности открылись бы перед одной медициной!
— Я себе, конечно, отдаю отчет. И все-таки задачи газеты… Может, она и существует, кто знает… Мы не можем объять необъятное.
— Хорошо. Пусть Андромедов напишет, если будет что-нибудь новенькое. Диктую адрес…
Разговор исчерпался. Они распрощались. Визин поднял и смял лист с заготовленными фразами. В ушах гудело, весь мир гудел.
Не худо бы сделать ремонт — вон трещины, плафон облупился… Через два-три дня, возможно, вернется дочь. Встречаться с ней не хочется, не хочется выслушивать полуправду о прибалтийских пляжных прелестях… Не хочется встречаться и с Тамарой, совсем больше не хочется, потому что незачем… Бог с ним, о ремонтом. «Какой тебе ремонт, чудовище? Кому все это нужно теперь? Кому нужен ты? Ты, выделенный, оставшийся один на один с самим собой? Алевтине Викторовне этой?..»
«Что бы вы теперь изрекли, Мэтр? Бы, хозяин черной папки? Вы, наткнувшись на препарат, погашающий память, потративший на это годы, в то время, как существует себе и благоухает Сонная Марь? Вы, выделивший обыкновенного студиозуса только потому, что вам нравилась его мама? Что бы вы изрекли? Что больше риска в приобретении знаний, чем в покупке съестного? Что желать труднее, чем делать? Или что всякий, кто удаляется от идей, остается при одних ощущениях?.. Я знаю, вы не чудили перед смертью, Мэтр. Вы не чудили и когда выделяли меня. Вы держали меня в неведении. У вас не хватило мужества сказать мне, какой вас укусил микроб. И потому мне теперь предписано ничему не удивляться… И все-таки что бы вы изрекли? Вы, именно вы, а не Сократ, не Гете, не Леонардо, не черт-дьявол…»
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
