новенькая, – Вера перебрасывает свои блестящие волосы через плечо и усмехается.
Запугать хотят, значит.
Я им как кость в горле.
– Угрожаете?
– А ты просто бойся и не высовывайся, – упирается двумя руками о стол Катя, а после произносит уже на тон тише. – Будешь мышью, дадим тебе доучится до выпускного, а нет, пеняй на себя.
Ответить ничего не успеваю, так как ненормальная Ушакова хватает мой стакан с чаем и резким движением выплескивает его на меня. От неожиданности я подскакиваю и запинаюсь о свой же стул падаю на пол. Чай стекает по лицу, шее и груди.
Он горячий и липкий.
Мне больно. От неудачного падения, от горячего чая, и от унижения.
– Не нарывайся, выскочка, – шипит на меня Таня.
Взгляд у нее бешеный, ее трясет от ярости, что я еще спокойна, а не бьюсь в истерике, как это было с ней на уроке физике.
Мое спокойствие напускное, внутри же меня трясет от обиды и жалости к самой себе. Я не такая как они, не смогу напасть в ответ. Но я могу показать, что меня не сломать обидными словами, или вот такими варварскими действиями.
Пытаюсь изо всех сил сдержать подступающие слезы, они не дождутся их от меня. Внешне я буду скалой. Сжимая кулаки, и впиваясь до боли ногтями в кожу терплю ноющую болью на своей покрасневшей коже.
Выровняв дыхание поднимаю взгляд на одноклассниц, но их уже и нет рядом. Оглядываюсь по сторонам, на меня бросают короткие взгляды всего парочка пятиклашек, остальные же продолжают обедать, как ни в чем не бывало.
– Дина, – подлетает ко мне Настя, – кто это тебя? – она хватает салфетки и промокает мое лицо и одежду.
Смотрю за спину Насти и ловлю ожидающее лицо Волковой. Я не хочу, чтобы так продолжалось по отношению ко мне дальше, поэтому я мотаю головой.
– Сама облилась. Испугалась вот и упала.
Настя закатывает глаза и улыбается.
– Вот ты неловкая.
Ага, не то слово.
Подруга помогает мне занять прежнее место, но мне уже кусок в горло не лезет.
– Еще два урока, а у меня рубашка насквозь сырая.
– У меня есть футболка, – подбадривает меня Крылова и ей благодарна.
Мне кажется, она не поверила в мою историю, но она чувствует, что я не хочу ей жаловаться.
– У нас сейчас русский в 302, давай по пути зайдем с дальний женский. Туда редко кто ходит.
– Пойдем, – Настя подхватывает меня под руку, и мы вместе поднимаемся на третий этаж.
С Настей я чувствую себя уверенной, это однозначно. При ней одноклассницы пока не проявляли ко мне прямой агрессии, лишь только когда я одна. Вообще, это очень их не красит – нападать на одного компанией.
Волкова сидит на подоконнике задрав одну ногу на батарею, а Ушакова и Соколова стоят рядом. Они и глазом не ведут, когда мы проходим мимо. А вот от взгляда Королёва, моя шея и грудь начинает гореть по новой. Рефлекторно прижимаю ладонь к шее, но опомнившись отдергиваю ее.
В дальнем женском туалете и вправду никого нет.
Я прохожу к зеркалу и смотрю на свой потрепанный вид. Стягиваю резинку с волос и по новой собираю их на затылке, оставляя большую часть распущенными.
– Держи, – протягивает мне одноклассница свою розовую футболку, – ты переодевайся пока, а я в туалет быстренько.
– Давай, – киваю Насте.
Она скрывается за дальней дверью, а я снова разворачиваюсь к большому зеркалу, расстегивая пуговицы рубашки пальцы немного дрожат. На белом лифчике тоже коричневые пятна. Эх.
Подхожу вплотную к зеркалу рассматривая красную кожу на шее, притрагиваясь к ней пальцами. Больно.
– Кто это сделал?
Резко разворачиваюсь к распахнутой двери, и с реакцией улитки понимаю, что стою почти раздетая перед Ярославом.
Глава 13
– Уйди! – кричу на весь туалет, продолжая стоять на месте, но додумавшись, прикрываюсь футболкой. – Прошу, – уже с комом в горле.
Ярослав делает шаг в мою сторону, я отчаянно мотаю головой. Мои нервы на пределе, ещё одно его слово или действие, и я взорвусь.
– Яр! – вылетает передо моей Настя и выталкивает парня из туалета. – Еще чего выдумал! Иди отсюда!
Выставив Королёва, одноклассница захлопывает перед его ошарашенным лицом двери и разворачивается ко мне.
И я срываюсь словно с обрыва, не могу больше держать все в себе. Делаю шаг к Насте, и она раскрывает объятия. Она ловит меня, не дает упасть в пропасть, я не одна.
Обнимаю подругу и выпускаю наружу все свои переживания, что успели выстроиться в высокую стопочку за эту короткую учебную неделю. Плачу открыто, не скрывая всей своей горечи и боли.
Мне действительно больно, обидно, и одиноко. Я никогда себя так не чувствовала. Возможно, за исключением момента, когда отец ушёл от нас. Но я была тогда слишком малой, и мои слёзы, скорее всего, были лишь следствием непонимания, почему нас стало вдруг двое. Но у меня еще оставалась моя мама.
Раньше мы были ближе в эмоциональном плане, с моим взрослением мы немного отдалились, мои детские проблемы для мамы были пустяками. Поэтому душевные разговоры с мамой мне заменили мои друзья, школа, хобби. У моей мамы тоже была подруга – ее работа.
В шесть лет я могла прийти к маме и попросить ее подуть на разбитую коленку, сейчас я сама знаю, где у нас аптечка. Знаю, как раньше уже не будет, но мне бы хотелось как-нибудь прийти перед сном к маме, лечь к ней, обнять и рассказать обо всем, что происходят в моей жизни, обо всех своих переживаниях и страхах. Но этого не будет.
Даже если расскажу о своих проблемах, она сперва расстроиться, ведь это из-за ее карьеры мы сменили место жительства, а после она просто скажет, чтобы я была выше всего того, что происходит в мой жизни. Ведь это все такие пустяки. Но для меня это не пустяки! Это моя жизнь, состоящая из вот таких мелочных происшествий.
Взрослые редко помнят, как сами переживали из-за двойки за контрольную или ссоры с другом. Взрослые проблемы стоят выше детских. Возможно. Но если бы родители были хоть чуточку внимательнее к своим детям, и узнав о их переживаниях, не отмахивалось, а пытались больше проявить сопереживания и понимания, то статистика о подростковом алкоголизме, наркомании и самое страшное, суициде, не была такой печальной. Это не мой путь, я никогда не встану на эту тропинку, но есть более слабые дети, чья психика ранимей моей, и вот таким детям необходима поддержка
