— На какой линии работает этот кондуктор? — спросил Палму.
Дежурный затих, и было слышно, как он кого-то переспрашивает.
— Не догадались выяснить, упавшим голосом сказал он, — только имя и адрес.
— Спасибо, мы выясним это позже, — вмешался я.
— Послушайте, — вдруг оживился Кокки, этот кондуктор напомнил мне об одной моей знакомой стюардессе.
— Помолчи! — сказал я. — Между прочим, я и не подозревал, что у тебя есть знакомые стюардессы. Интересно, что по этому поводу говорит твоя жена?
Разумеется, это была только шутка, но, к моему изумлению, Кокки покраснел, опустил голову и начал смущенно ковырять носком ботинка пол.
— У каждого своя личная жизнь, — заметил Палму, осуждающе поглядев на меня. — И ни к чему в нее вмешиваться.
Завизжали тормоза, и мы лихо въехали на Матросскую улицу. Машина сбавила скорость, водитель пригляделся к номерам домов и сразу точным движением направил ее в темную арку старинного каменного дома. Только крепкие тормоза спасли нас в тесном дворе от наезда на кузов ветхого грузовичка. Кто-то, видимо, переезжал, и погрузка была в разгаре. Часть вещей стояла уже в кузове, часть была пока на земле возле машины.
Я здорово приложился носом о переднее сиденье, и даже Палму выругался.
— Куда вас несет?! — рявкнул он. — Мы на тот свет не торопимся.
Полицейский в форме отдал нам честь, когда мы наконец выбрались наружу.
— Патрульная машина уже уехала, доложил он обстановку. — Их куда-то вызвали. Но этих мы успели накрыть. Бежать хотели. Половину вещей погрузили.
— Кто?! — изумился я.
— Преступники, конечно, — ответил констебль. — А кто — не знаю. Кто-то из шайки… Убийцы… В любом случае — остальные удрали. Нам удалось захватить только шофера грузовика и одну девушку. Она там, в доме. Ревет в три ручья.
— О ком вы говорите? — спросил я, чувствуя, что голова у меня идет кругом.
Даже Палму на этот раз, казалось, был изумлен.
— Мало того, что убили несчастного старика, так им еще и квартиру обчистить захотелось! — с возмущением продолжал констебль. — Все вынесли: вещи, столы, стулья — все! И глазом не моргнули! Вот — полюбуйтесь! — И указал на жалкую кучу барахла, лежавшую на земле. — Таких отъявленных негодяев я еще не встречал, — с мрачной торжественностью произнес констебль. — Они ведь хладнокровно кофе распивали, когда патруль их накрыл.
— И что они говорят? — машинально спросил я.
— Да девчонка пыталась что-то пискнуть, но я велел ей молчать, — объяснил констебль. — Ведь положено, чтобы командир группы лично допрашивал.
— Разумеется, — сказал я, покосившись на Палму.
— Я им на всякий случай наручники надел, — с довольным видом повествовал констебль. — На этом все обсуждения закончились. Только девчонка ревет как белуга, так что я решил во дворе вас подождать, тем более что все равно надо за вещами приглядеть. Ведь приказали ни к чему не прикасаться.
— Разумеется, — снова подтвердил я и посмотрел на Палму. С восхищением.
Свистящий хрип рации перебил нас.
— Ламберг хочет доложить, — сообщил дежурный и сразу понравился: — Комиссар Ламберг.
В голосе Ламберга слышалось крайнее возбуждение.
— Нашли бумажник! — кричал он. — Фредрик Нордберг, все правильно, как в сообщении. Я случайно слышал, как вам докладывали об опознании. Нашли в урне, под всем мусором, когда парковый служитель ездил с тележкой, опорожнял урны.
— Как?! — у меня дрогнул голос. — Вы хотите сказать, что не вы… что ваши люди не осмотрели сами мусорные бачки и урны?
— Разумеется, нет, — оскорбленно ответил Ламберг. — Вы же всегда требуете делать только то, что приказано. А это приказано не было. Приказ гласил: «Прочесать местность». Местность, все пространство то есть, прочесано. Тщательнейшим образом.
Палму вытащил изо рта трубку и стоял с виноватым видом. Я немо воздел руки к небу.
— Ладно, Ламберг, — сказал я. — Тогда снимите так же тщательно отпечатки пальцев.
— Разумеется, это понятно, — заверил тот. — К бумажнику никто не прикасался с тех пор, как мы его получили из рук служителя. У нас тут целая орава занята делом. И, конечно, мы просеем содержимое этой урны.
Кокки не мог удержаться.
— Складывайте в пакеты! — прокричал он через мое плечо. — Это Кокки говорит — складывайте в пакеты весь мусор!
— Весь мусор из урны, — пояснил я. — И пройдитесь по остальным урнам, если их еще не успели вычистить. Все, спасибо, Ламберг.
Я повернулся к Палму.
— Недурно ты покомандовал от моего имени, — саркастически сказал я. — Как ты мог забыть об урнах? На твоем месте я бы сейчас бил себя в грудь и каялся!
— Ты сам вечно так говоришь: «местность», «обстановка», — смиренно пытался оправдаться Палму. — Сам не понимаю, какой черт меня дернул за язык сказать про эту «местность». — Он не удержался и сердито добавил: — Мне и в голову не могло прийти, что Ламберг понимает все так буквально.
— Не будем терять время, — решительно сказал я. — Пойдемте в дом. Наконец мы напали на след.
Глава четвертая
К чести девушки надо сказать, что она уже не ревела как белуга, а сидела с опущенной головой, закусив губы, и роняла тихие слезы на руки. Девушка была очень хорошенькая. С золотистыми волосами и почти совсем не накрашенная. И никаких брюк-дудочек, которые я ожидал увидеть, на ней не было.
Дом внутри выглядел унылым, обветшалым. Квартира состояла из комнаты и кухни. Выцветшие, грязные обои. Там, где вдоль стен стояла мебель, вынесенная теперь во двор, на обоях выделялись четкие силуэты. Окна выходили в серый скучный двор. На полу стоял старый-престарый черный чемодан, с раздутыми от вещей боками, рядом — приготовленные и увязанные картонные коробки. Стол и два стула тоже еще оставались в комнате. Стол был накрыт: кофейник, три чашки, сливки, сахар и одна сдобная булочка на тарелке.
Удивительно: я-то считал, что современная молодежь пьет кофе без сливок. Из-за своей лени. Чтобы не ходить за сливками в магазин. А вместо булочки, по моим представлениям, должна была стоять бутылка. Что ж, век живи — век учись, рассудительно подумал я.
Комиссар сидел напротив девушки на одном из двух оставшихся стульев и, когда я вошел, вскочил как ужаленный. Двое полицейских, как и положено, стояли на лестничной площадке перед дверью, охраняя в неприкосновенности следы и удерживая на расстоянии стайку любопытных, вытягивавших шеи, чтобы сверху или снизу заглянуть внутрь. Ни одного представителя мужского пола среди них не было. Видимо, мужчины успели улизнуть из дома, чтобы принять законную субботнюю кружечку, или просто предпочли не попадаться полиции на глаза.
Привалившись к стене, стоял шофер грузовика, рослый широкоплечий мужчина, одетый в желтый комбинезон, на удивление чистый. На мужчине были наручники. Взгляд, который он бросил на меня, был настолько страшен, что я даже попятился. Это был взгляд человека, попавшего в западню.
— Послушайте-ка, господин хороший, кто вы там есть… — заговорил он.
— Молчать, пока тебя не спрашивают! — гаркнул комиссар. — Тебе что, мало? — С извиняющимся видом он повернулся ко мне и объяснил: — Это такие типы, с ними по-хорошему нельзя, не понимают. Да и дело такое. Я читал в газете. Поэтому и решил сам поехать.
Вот оно что, значит, еще один фараон, — медленно проговорил шофер низким глухим голосом. — В этом городе порядочным людям дня спокойно не дадут поработать, чтобы не вцепиться в глотку. Полиция! У меня есть разрешение на право заниматься своим делом, есть шоферские права, есть справка о техосмотре, есть куча бумажек, без которых не…
Он покосился на девушку и не стал заканчивать фразу.
— Так вас что, прежде уже штрафовали? — осведомился я.
Шофер грузовика кивнул.
— Один раз за перегрузку, один раз за превышение скорости и два раза за парковку в неположенном месте. — И вдруг он заорал так, что у него вздулись вены на висках: — А за каким чертом вообще возить вещи в грузовиках, если машина даже на минуту не может остановиться у тротуара! Господа, которые шикуют в «кадиллаках», конечно, останавливаются, где пожелают, а полиция изо всех сил следит, чтобы какая-нибудь рожа, вроде моей, не отразилась в их зеркале! — И уже тихо, себе под нос, он буркнул: — Проклятье!
— Ну-ну! — успокаивающе сказал я.
У меня было чувство, что допрос уже начался, но идет как-то неправильно. Я еще раз посмотрел на девушку. Она была, правда, очень, очень хорошенькая. И ножки тоже. Я перевел взгляд на комиссара из полиции порядка и начал буравить его глазами. Это я умею. Отлично умею, можете мне поверить. Тренировался дома перед зеркалом. Во время бритья.
— Надо же все-таки думать, — сказал я. — Головой. Вас тут четверо здоровых мужчин. Немедленно снимите с барышни наручники.
