– Сколько надо будет, столько и дам... – сказала она. – Я сама дам... Без «Евразии». Никто знать не будет... У меня есть...
Я подумал несколько секунд.
– Попробую... Поговорю завтра с генералом... Но гарантировать не могу...
2. ВОЛК
Все мы грешные, чесс-слово... Кто безгрешен, пусть первым бросит в меня самый большущий камень, какой только поднять сможет...
Помню, как мы смеялись над бедным своим командиром роты. Капитан Петров при жизни внешне всегда был смешным... Даже после плена, где его избивали больше, чем нас, вместе взятых, и сломали, каратисты проклятые, грудную клетку. После этого на груди начал расти горб... Не «на горбу», как говорится, а на груди... Множественные переломы были как раз в месте соединения ребер, там и расти стал, изуродовав сильную и жилистую фигуру, лишив ее привычной взгляду подвижности. Капитана после обмена продержали три месяца в госпитале, комиссовали вчистую и отправили на инвалидность... Но и после плена, едва самую сильную боль переборов, он продолжал так же размахивать руками, комментируя каждое свое слово, как делал это раньше.
Мне подполковник Петров, младший брат капитана Петрова, позвонил и сказал, что Онуфрий в работу уже включился и сейчас бабу «дожимает». И чтобы я строго расписание выдерживал, не забывал вовремя звонить и листок с расписанием по пьяной лавочке вместо туалетной бумаги чтобы не использовал.
– Ты что такой злой? – спросил я, прочувствовав голос...
– Да так... – ответил подполковник. – Брат... Командир твой...
И рассказал, что с капитаном случилось... Но предупредил категорично:
– Онуфрию не говори... Расстроится, а ему работать тонко надо...
Я и не собирался говорить... Само как-то вырвалось... Я не мог не поделиться с ним... Для подполковника Леонид Михайлович старший брат, а для нас командир роты... Это все равно что второй отец... Как сыну не сообщить о смерти отца...
Но у Онуфрия воля железная, и он даже в самый момент разговора контроль не потерял, и назвал меня «товарищем генералом». И продолжает работать...
* * *
Онуфрию хорошо... Мало того, что он там с бабой «заседает», да еще и с бабой, что не чета «свинье-копилке»... У него еще и зеркал в квартире полно и даже больше... А я эту малюсенькую однокомнатную квартирку купил, как только от «свиньи-копилки» сбежал. Но даже покупать пришлось на чужое имя, потому что по дурацким законам, имея за спиной официально жену, невозможно собственность приобрести без ее согласия. И потом, когда развод будем оформлять, если она жива до того времени останется, она на мою даже маленькую жилплощадь зариться будет. Конечно, я мог бы и побольше, и посолиднее себе кое-что подыскать, и парни надежные есть, на кого оформить можно. Но мне, чесс-слово, много не надо, и я не любитель излишеств. И этой квартиркой доволен больше, чем Качурина своим нынешним положением... Одно плохо, в отличие от квартиры Онуфрия – у меня всего одно зеркало. Над умывальником... Но лишнее зеркало человеку необходимо, скажем, когда до икоты хочется выпить с кем-то и душу перед ним выложить прямо на стол, а выпить не с кем. С соседями я принципиально не пью и не дружу, потому что мне разговор всегда нужен, а соседу спьяну сболтнуть лишнее можно... И я такое правило себе завел, чтоб от греха подальше: быть подальше от соседей... Правда, завел я это правило только сегодня и, может быть, только на сегодня... В крайнем случае, и на завтра... Может быть, и на послезавтра придется...
Но насчет выпивки с кем-то я придумал хорошо. Онуфрий до такого не додумался бы... Раковина умывальника у меня прочно на стене закреплена. И я туда столешницу, от письменного стола оторвав – жалко только, деревянные шипы ненароком отломил, устроил со всеми, чесс-слово, удобствами. Чем не стол при моей низкой требовательности к комфорту? И почти устойчив, если локти на него не ставить и мордой в тарелку с закуской не падать. Но я в отношении выпивки люто крепок и в тарелку мордой никогда, помнится, не падаю. Не обучен, чесс-слово... А собутыльник здесь же, напротив – только глаза подними, пока веки совсем не отяжелели, и он на тебя из зеркала смотрит. И неприятностей не наговорит, и в харю спьяну не заедет, чтобы было потом за что извиняться... Есть такие любители, как вмажут пару рюмок, сразу стараются и в рожу тебе вмазать. Просто так, для порядка, чтоб скучно не было... Потом извиняются, чистосердечно признаются, что не понимают, что на них нашло. Зеркало в этом отношении собутыльник надежный...
Стул между ванной и унитазом поместился, правда, с трудом. Но я сам не слишком объемный человек, жирком комфорта не обзавелся, и потому на одном стуле умещаюсь вполне...
Уселся со всеми, как говорится, удобствами, стол накрыл, как полагается, стакан почти полный налил, поскольку рюмки не уважаю, и поднял. Собутыльник смотрит на меня глаза в глаза. Откровенно почти смотрит... И тоже стакан перед физией... А физия-то у него противная... Препротивная...
– Давай, – говорю, – помянем капитана Петрова Леонида Михайловича... Не самый плохой был человек и отмучился за всех за нас... А мы еще мучаемся, понимаешь...
Смотрю в зеркало, а отражение говорит мне:
– Петров, чесс-слово – не волк... В стаю не входил... Брат его, подполковник, к волкам тянется, только все равно ментовский лай в нем просыпается... Не тянет... Нам бы тоже, как Леонид Михайлович, с четырнадцатого этажа всем вместе... Под волчий вой, чтобы закончить волчье время раз и навсегда... Да вот беда, у волков чувство самосохранения, говорят, сильно развито... Потому еще и выжили... И живем вот, иногда собаками прикидываясь...
– Ладно, чего разболтался... – это я ему, отражению, – налил я... Давай уж пить...
Стакан выше поднял, к зеркалу протянул, но вспомнил вовремя, что на поминках чокаться не полагается, и одним махом выпил. Водка плохая попалась, похоже, паленая... Первая бутылка лучше была. Но первую я в другом магазине покупал. Я всегда покупаю водку про запас и в разных магазинах по бутылке. Чтобы, если уж совсем дерьмовая попадется, то хотя бы не вся... Эта не совсем дерьмовая, однако лучше другую бутылку взять...
* * *
...В армии как солдаты говорят... Если в самоволку не бегал, если не пил, когда пить было нельзя, потому что тебя «пасли», то ты службы не видел и не в армии служил, а в детском саду... У нас в бригаде особенно-то и не пили, хотя тоже случалось. Но самоволки – это обязательно... Но только до того, как нас в Моздок перебросили. Там уже обстановка была если не боевая, то приближенная к боевой, и постоянно ждали, что по тревоге поднимут и на аэродром... И уже не до самоволок было... И вообще... Обстановка... Хоть Моздок и не в Чечне, но осетин тоже понять сложно, и не знаешь, чего от них ждать... Нас так и предупреждали... В городе меньше чем втроем не появляться... Хотя мы и по трое там не появлялись... В обстановке, близкой к боевой, увольнения в город не дают...
Если свободное время было, телевизор смотрели. Телевизор, чесс-слово, дрессировщик опытный... А мы дрессировке легко поддавались... Даже волки, как собаки... И так нас на чечен натравливали, что все, кажется, хотели уже попробовать, как это – стрелять в человека... Не в мишень на стрельбище, а в челове-ка, в живого... В того самого, дикого, черного, бородатого, с кинжалом или даже с шашкой в руках... Но – человека... Уверены все были, что быстро все здесь закончится, Чечню придавят, и хотелось самим побыстрее на операцию, а то и опоздать можно... Служить мне оставалось несколько месяцев, и было бы обидно попасть на войну и не повоевать, не заслужить хотя бы самую маленькую медальку... Зря, что ли, мы – спецназ ГРУ... Самые боеспособные части в армии... И зря, что ли, государство такие средства в нас вкладывало? Зря, что ли, нас готовили, как не готовят ни одно подразделение в Российской армии? Если уж спецназ простаивать за пределами Чечни будет, то кому же воевать-то тогда? С теми самыми чеченами, с которыми, как говорят по телевизору, необученные солдаты пока справиться не могут... Мы – сможем...
Когда ко мне Онуфрий подошел и позвал на склады за батареями и сухим пайком, я даже радостную улыбку, дурак, сдержать не мог – дождался наконец-то...
А то как же – на войне и без войны... Скукота...
Не нюхал тогда еще пороха... Тем более плена не нюхал...
Потом уже, задним числом, сам себя спрашивал: а надо мне это было?..
Сейчас даже у отражения в зеркале не спрашиваю, потому что сам хорошо знаю, кому именно это надо было...
* * *
– Хреновая водка... – сказал я.
– Хреновая и даже хуже... – подтвердил собеседник в зеркале. – Только если в нее тертого хрена добавить, она еще хуже будет... Я пробовал...
– Знаю, сам пробовал... Пить невозможно... Подожди, я за другой бутылкой сгоняю...
– Сгоняй. В холодильнике, помнится, стоит...
Вернулся я быстро. По пути на часы посмотрел. Время до следующего звонка Онуфрию еще осталось. И сразу перевернул бутылку в стакан. Опять почти полный...
– По половинке... – строго сказало отражение в зеркале...
