— Я всё поняла правильно! Ты держал меня за идиотку! Я ведь на самом деле хотела тебе помочь, а ты надо мной просто смеялся!
Лариса бросала обвинения прямо в лицо, не думая о последствиях. По её щекам текли злые слёзы, голос срывался в рыдание.
Профессор чувствовал, видел: что бы он сейчас ни сказал, он всё равно не сможет ей ничего объяснить. Однако совсем ничего не сказать было бы ещё хуже. Это окончательно убедило бы девушку в том, что она права и что он действительно просто смеялся над ней.
— Лар, понимаешь, это было и вправду случайностью. Или, скорее, чудом. Мы очень внимательно изучили предложения «Реалара» и уже готовились подписать договор, но потом нам в руки попала эта монетка. Просто поверь, мы об этом даже не думали. Всё случилось само собой.
— Откуда вы взяли эту вашу монетку? Как она к вам попала?
Синицын удрученно вздохнул.
— Прости, Лар, но этого я тебе сказать не могу. Это не моя тайна, и я обещал никому её не рассказывать.
— Даже мне?
— Да. Никому. Даже тебе.
Признание далось профессору нелегко, но иначе он поступить не мог. Даже любимая женщина не должна была знать правду. Ведь эта правда касалась не только его. Она касалась жизни других людей, всех, кто сейчас жил на Земле, кто жил на ней раньше, а, возможно, и тех, кто ещё не родился. Правда, преданная огласке и ставшая достоянием многих, могла перевернуть целый мир, а затем разнести его вдребезги, без всякого шанса собрать заново.
— Что ж, я тебя поняла, — Лариса вскинул голову, её щека болезненно дернулась. — Ты никогда меня не любил. Тебе хотелось просто развлечься, и ты это получил. Но теперь всё! Хватит! Я больше не хочу быть игрушкой… Прощай… Видеть тебя не могу…
Дверь хлопнула. Профессор остался один.
Ключи от квартиры, которые он когда-то отдал Ларисе, остались лежать на полке в прихожей.
Александр Григорьевич вернулся в гостиную, плюхнулся в рабочее кресло и силой прижал ладони к вискам. Ещё никогда в жизни ему не было так хреново…
Понедельник. 12 ноября 2012 г.
Капитан Василевский чувствовал себя, мягко говоря, странно. Он уже почти забыл о закрытом два месяца назад деле «о трёх кварках» и происшествии с профессором Синицыным, но вчера вечером это почти забытое дело вдруг снова напомнило о себе.
Да, в сентябре он сам дал профессору свой телефон, чтобы тот позвонил, если случится что-нибудь непредвиденное. Однако время шло, звонка от Синицына не поступало, и капитан, убедившись, что его подозрения не подтвердились, уверил себя, что всё идёт так, как надо, и в помощи никто не нуждается. Тем удивительнее стали для него внезапная телефонная трель и прозвучавшие в трубке слова:
— Добрый вечер, Сергей. Меня зовут Михаил Дмитриевич. Ваш номер мне дал профессор Синицын…
Разговор продлился недолго. Смирнов предложил встретиться в понедельник с утра, Василевский не возражал. В понедельник у него как раз начинался отпуск, поэтому снова заняться «игрой в шпионов» ему показалось забавным.
Встреча состоялась на «Щукинской», в небольшом кафе в парке возле метро.
— Понимаете, Серёжа, всё дело в том, что я старый приятель Синицына, — начал Михаил Дмитриевич. — И то, что произошло в сентябре, никак не могло пройти мимо меня. Знаете, я бы, наверное, поговорил с вами гораздо раньше, но, к сожалению, тогда Александр Григорьевич ничего мне про вас не сказал. Точнее, сказал, но мельком. По крайней мере, ваш телефон остался для меня неизвестным.
— И что же случилось сейчас? — изобразил интерес Василевский.
— Сейчас? Хм… — Смирнов почесал в затылке. — С одной стороны, вроде бы ничего особенного, но, с другой, у профессора развилась какая-то… эээ… я бы назвал это манией. Ему вдруг стало казаться, что за ним снова следят, причём, те же самые люди, которые ограбили его возле дома.
— Пусть обратится в полицию, — пожал плечами Сергей.
— В полицию — это хорошо, — усмехнулся бывший чекист. — Только, боюсь, что ничем хорошим это для него не закончится.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Почему?
— Решат, что у него паранойя, и вызовут психиатров.
— Да, действительно. Могут и вызвать, — кивнул Василевский. — Но мне всё равно непонятно, зачем вы мне позвонили? Я же не психиатр и не полицейский. Чем я-то могу вам помочь?
— Вы мне поможете, если вспомните и подробно опишете тех, кто тогда напал на профессора.
— Но ведь прошло два месяца. Я уже многое позабыл.
— И всё-таки постарайтесь. Этим вы нам и вправду поможете.
— Ну… хорошо. Я постараюсь…
Воспоминания о сентябрьских событиях заняли почти полчаса. За это время собеседники выпили по две чашечки кофе и съели по три бутерброда. Смирнов был дотошным, въедливым и цеплялся за каждую мелочь, вытягивая из визави даже то, что он и вправду уже позабыл. Капитан изо всех сил старался не проколоться и не выложить лишнего, но ещё больше — чтобы Смирнов не начал подозревать в нём коллегу по службе…
— Ну, вроде бы всё.
Закончив «допрос», Смирнов устало откинулся на спинку стула, а Василевский мысленно выдохнул. После такой беседы он ощущал себя выжатым досуха цитрусом.
— Да, кстати, — внезапно прищёлкнул пальцами Михаил Дмитриевич. — Совсем позабыл. Вы, кажется, говорили Александру Григорьевичу, что работаете в каком-то ЧОПе. А в каком именно, не подскажете?
Капитан внутренне подобрался. Невинный по форме вопрос легко мог разрушить всю его тщательно выстроенную легенду.
— Да вы понимаете… — он сделал вид, что смутился. — В общем, я там уже не работаю. Уволили по сокращению штатов, неделю назад.
— Вот как? — заинтересовался Смирнов. — То есть, по факту, вы сейчас безработный?
— Ну да. Так и есть, — не стал спорить Сергей. — Сижу дома, ищу, куда бы устроиться.
— Любопытно, — бывший чекист внезапно подался вперёд. — А знаете, у меня есть для вас предложение.
— Какое?
— Всё дело в том, что я возглавляю службу безопасности крупной строительной фирмы, и в этой службе имеется пара вакансий.
— Хотите предложить мне работу? — «догадался» Сергей.
— Именно так. Хочу.
— И… какие условия?
— Скользящий график, сутки через трое или по двенадцать часов через день. Сверхурочные регулярные, но оплачиваются по двойному тарифу. В месяц будет выходить примерно вот столько.
Михаил Дмитриевич вынул из кармана блокнот, вырвал листок, черкнул на нём несколько строчек и показал собеседнику. Тот удивленно присвистнул. Цифры были и впрямь неплохие. И должность — не просто «охранник», а «старший специалист».
— Сколько вам надо, чтобы подумать? Суток, надеюсь, хватит?
— Суток?.. Суток, я думаю, хватит.
— В таком случае, жду вашего звонка.
Смирнов поднялся, положил на столик тысячную купюру (этого, как уже прикинул Сергей, хватало, чтобы расплатиться за кофе и бутерброды) и, ничего больше не говоря, направился к выходу.
Капитан проводил его задумчивым взглядом. Надо ли докладывать о разговоре начальству — такой вопрос не стоял. Вопрос заключался в том, как докладывать…
* * *
— Значит, говоришь, сам предложил?
— Так точно, Тарас Степанович. Сам.
— Очень интересно.
Свиридяк оторвался от подоконника, задёрнул шторы и вернулся за стол.
— Знаешь что, капитан. По-хорошему, тебя следовало бы наказать… Догадываешься, за что?
— Да, товарищ полковник. За самодеятельность.
— Правильно мыслишь. Только не за самодеятельность, а за неразумно проявленную инициативу и сокрытие этого факта от руководства.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Я не думал, что это так важно, — вздохнул Василевский.
— Зря не думал. Думать надо всегда, — назидательно проговорил Свиридяк. — Но, в принципе, это неважно. Важно то, что ты, капитан, даже не представляешь, как всё удачно сложилось. И эта твоя самодеятельность, и звонок от господина Смирнова, и предложение поработать в «Макстрое».
