— Как их не нашли? Как такое может быть? Менты поганые, работать просто не хотят. На каждом дурацком сайте этот махач выложили. Надо парочку этих антиэмо отловить да поговорить по-мужски, сдадут сразу.
Макс тихо, но твердо апеллировал:
— Да нет, брат, тут все непросто. Менты землю роют. Убили среди бела дня, сотни свидетелей, а козлов этих не найти. Антиэмо от них открестились. Мы тут поговорили с одним, он, короче, уже точно врать не мог, говорит, флэшмоб, короче, это был. Собрались они по Интернету, никто никого в лицо и даже и по именам не знал. А насчет съемки — они все в платки и арафатки лица спрятали, так что — голяк. Может, подружка Егора, когда говорить сможет, что-нибудь вспомнит.
Эгор так напрягся, что единственный глаз чуть не выскочил.
— А что, все молчит? — спросил Каха.
— Ага. Врачи говорят — стресс. Ушла в себя, — ответил Макс.
— Жалко девку.
— Ни фига. Это из-за нее, из-за этих эмо-ушлепков гребаных моего друга завалили. Такого позитивного чувака…
Дальше Эгор слушать не стал, в руку вонзились иглы биппера, времени оставалось семь минут. Одновременно с клоуном они материализовались в квартире Кити. Той самой комнате, где на узкой кровати Егор провел лучшие моменты своей жизни. Сейчас там стало пусто и тихо, как в заброшенной церкви. На всякий случай Эгор пробежался но квартире — никого. В голове бешено стучали кровавые тамтамы, глаз застилала пелена слез, биппер терзал руку — значит, пора возвращаться… Ни с чем. Клоун жалостливо поджал губы и выпучил глаза. Потом показал на стену рядом с кроватью:
— Дом — там, где сердце, правда, Эгор?
На евроремонтной белой стене алело прошитое канцелярскими кнопками истекающее кровью могучее сердце. Чтобы не оставалось никаких сомнений, Кити подписала рисунок черной тушью, готической латиницей сверху вывела «EGOR». На кровати лежало еще одно сердце, поменьше, вырезанное из розовой бумаги, с надписью «Кити». Девочка не успела его отдать. Выглядело все крайне зловеще и безотрадно. Клоун то ли поежился, то ли пожал плечами:
— Пора в больницу.
Эгора озарила изнутри молния просветления.
— Точно! Я знаю, она там. — И в тот же миг он оказался в палате Кити прямо перед ее койкой.
Его любимая девочка лежала мертвенно-спокойная, под капельницей с питательной смесью, и смотрела сквозь Эгора, который просто впился в нее взглядом. Он попытался ее обнять, но Кити только перевернулась на другой бок, лицом к стене. Игла капельницы выскочила из вены, и жидкость закапала на иол, истекали и последние секунды пребывания Эгора в Реале. Биппер уже отрывал руку, но Эгор не чувствовал его. Он рыдал в голос, бился головой в мягкое плечо не замечавшей его Кити, готовый растаять без следа на этом родном плече. Но верный клоун ловко подхватил его под мышку и в последнюю секунду сумел оказаться с ним в узких дверях Эмомира, которые как раз распахнул нервничавший Кот. Клоун с Эгором ввалились в Эмомир вместе с холодными змеями отчаяния, медузами страданий и щетинистыми многоножками переживаний…
В эту же секунду к Кити подбежала молодая медсестра, подхватила трубку капельницы, перевернула девушку обратно на спину и вставила ей иглу в вену. Потом всплеснула руками, обращаясь в никуда:
— Ну что с этой дурочкой делать? Не ест, не говорит, ничего не хочет. Пропадет ведь. Бывает же такая любовь!
Тетка с соседней кровати обрадовалась возможности пообщаться:
— Любовь — это замечательно, вот у меня такой не случилось, чтоб прямо страсть. Завидую вашей дурочке.
— Да уж позавидуешь, парня ее убили ни за что, средь бела дня, у нее на глазах.
К разговору подключилась толстая матрона, которая лежала у окна:
— А я вам так скажу, наркоманка или сатанистка. Ни за что не убивают. Вот зачем, например, у нее губы да нос проколоты? Что за дурь?
Медсестра с ненавистью посмотрела на злую тетку, погладила Кити по голове и выбежала из палаты.
ГЛАВА 10
Королева Маргит
Королева задумчиво смотрела в высокое витражное окно своего готического замка. Хотя стиль, в котором когда-то соорудили это мрачное помпезное здание, скорее относился к нео - или псевдоготике. Всего в нем было слишком: слишком черные стены, слишком большие нагромождения слишком высоких башен, слишком много химер и других представителей бестиария земного мира украшало фронтоны, слишком много розовых черепов и разбитых сердец из стекла впаяно в витражи тусклых окон. Королева начинала нервничать, и ей это не нравилось. Ей не терпелось увидеть того, кто должен вскоре разрушить ее одиночество, того, кто сможет воплотить ее материнские чаяния и разделить тяжесть короны Эмомира. Нервничать ей не к лицу, и она с трудом сдерживала каменные мимические мышцы, чтобы не нахмуриться. Ее огромные глаза прятали огонек интереса за привычным безразличием. Скоро, очень скоро ее мечты сбудутся, но никакие проявления чувств не должны смутить привыкших к ее статуарности, порхающих по дворцу фрейлин. Имидж превыше всего!
— Где же застрял этот старый кастрат? Его только за смертью посылать. На кошачье кладбище, — процедила Королева, и фрейлины дружно захлопали крылышками, рассыпая по дворцу убористую пыльцу черного смеха.
Смеялись во дворце крайне редко, юмор здесь был не в чести, разве что его черная разновидность. Отсмеявшись, фрейлины дружно закружились в порывистом танце вокруг внушительного колеса люстры, утыканного множеством свечей. Фрейлины, как и Королева, выглядели ночными бабочками с жирными лохматыми тельцами и короткими блеклыми крылышками. Только Королева вымахала в десятки раз больше любой из них. Метра два в высоту, с двухметровым размахом черных крыльев, она напоминала бы квадрат Малевича, если бы не обрамленное прямыми черными волосами мертвенно-бледное красивое женское лицо с пухлыми губами и хищным носом, обезображенное фасеточными круглыми глазами насекомого. Три пары блестящих хитиновых лапок Королевы, в отличие от неподвижного лица, находились в постоянном движении. Сейчас, например, они нетерпеливо терлись друг о друга. Спину Королевы украшала большая розовая черепушка. Причем это была не татуировка — Королева происходила из великого рода Мертвоголовых.
Когда пять лет назад Хозяин послал ее блюсти порядок в этом мире, здесь росло много цветов, что идеально для бабочек. Здесь не знали слов «смерть» и «страдание», зато бродили стада пубертатного стыда, детских страхов и беспричинного смеха. Слишком много радости и веселья, глупости и позитива. Королева навела порядок при помощи гвардии, которая за время, проведенное в Эмомире, превратилась в жалких пропойц, пьющих собственные воспоминания о бурной молодости. Или, как они говорили, французское вино «Ностальжи». А может, их мучила совесть? Ведь по приказу Королевы они посадили под замок не только чудовищ, но и таких прекрасных на их взгляд существ, как Веселье, Радость и Вдохновение. И теперь выпускали их погулять только в самое темное время, и то на цепи, чтобы другие обитатели Эмокора их не увидели. Все давно уже забыли, что этот мир переливался всеми известными красками до того, как на него взглянула Королева. Ее фасеточные глаза различали всего два цвета — черный и розовый, странную гамму, и мир вокруг стал таким для всех. Это потом уже ученый Кот подвел под эти цвета замечательную теорию о том, что розовый символизирует бессмертную любовь, а черный — все то зло, ложь, насилие и прочие неприятности, с которыми любви приходится столкнуться на своем пути. А теперь национальные цвета эмо-королевства завоевывали реальный мир, смешивая розовый цвет юношеских грез с черной жестью взрослой жизни.
Королева Маргит хотела бы, чтобы Эмомир стал совсем черным, как ее родной мир, но, к ее сожалению, осуществить это было не в ее силах. Как, впрочем, и покинуть это неприятное место. Хозяин держал ее здесь для своих целей, у нее была миссия, и ее приходилось выполнять. При помощи фрейлин она собирала легкую субстанцию счастья в двух мирах и ждала прихода Эмобоя. Все, что должно произойти в Эмомире, его Создатель изложил в своей Великой книге, с которой Королева никогда не расставалась. Пять земных лет в окружении немых фрейлин, доставучего кота и отвратительных ей эмо-кукол тянулись для нее вечностью. Она родилась женщиной и хотела любви, но полюбить могла только его — Эмобоя из Реала. Так придумал Хозяин, так написано в Книге, и с этим ничего нельзя было сделать. Пять долгих и томительных лет не прошли даром. Маргит наполнила запасники дворца счастьем и любовью. В основном эти богатства попадали в Эмомир через разломы из Реала. Но какую-то часть поставляли и аборигены Эмомира: эмо-киды и барбикены. Эмо-киды в обмен на свое кукольное счастье раз в неделю получали от Королевы ворох разнообразного эмо-стаффа — тряпок, значков и прочего черно-розового барахла. Счастья от них приходило как от козла молока, и Маргит давно бы распрощалась с психически неустойчивыми куклами, если бы вместе со счастьем они не приносили во дворец столько своих страданий, которые стали любимой пищей для чудовищ, удерживаемых Королевой в темнице и ждущих своего звездного часа.
