— Значит, вы утверждаете, что пришли сюда по просьбе мальчика, который представился сыном Ольги Аберман?
— Он сказал, что его фамилия Лозинский, — Роман потер ноющий висок и рассеянно посмотрел на сидящего перед ним человека с тонкими черными усами и острой бородкой, придававшими ему вид испанского корсара, для конспирации переодевшегося черную куртку и темные джинсы. Корсар, носивший фамилию Панов, казался беспредельно добродушным, и только цепкие взглядики внимательных глаз показывали, что это далеко не так. Примостившийся же возле подоконника молодой светловолосый крепыш, неохотно представившийся старшим лейтенантом Нечаевым, был небрит и недоволен, а его глаза смотрели с таким выражением, что Роману то и дело чудились пронизывающий ветер и холодная стена за спиной. Крепыш не скрывал, что Савицкому нисколько не верит, но ограничивался лишь короткими скептическими репликами и большую часть времени занимался тем, что смотрел в окно, да постукивал пальцем по округлому пестрому листу маранты, предоставив корсару все делать самому.
— После того, как Аберман не открыла, вы влезли на подоконник, правильно?
— Вы случайно не из тех, кто в детстве неоднократно смотрел «Чапаева», надеясь, что уж в этот-то раз он не утонет?! — Роман вкрутил окурок в белый фаянс салатницы, прислушиваясь к доносящимся из комнаты звукам. — Я рассказываю вам это уже в десятый раз и ничего нового я вам не скажу!
— Вы были знакомы с Аберман?
— Нет.
— А мальчика, которого, якобы, нашли перед своей дверью, видели раньше? — неожиданно злобно поинтересовался Нечаев, и Роман посмотрел на него холодно, потом ответил, стараясь, чтобы его голос звучал ровно.
— Может и видел. Для меня все дети на одно лицо, я уже сказал.
— Значит, увидь вы его сейчас, то и не узнали бы?
— Теперь уж узнал бы — я этого паршивца на всю жизнь запомнил! — Роман откинулся на табуретке, прижавшись спиной к стене. — И давайте без «якобы»! я его не выдумывал. Уж если б я хотел обставиться, то, во-первых, придумал бы что-нибудь более правдоподобное, а, во-вторых, вовсе сюда бы не пошел.
— Погодите, никто же не утверждает, что вы лжете, — ласково сказал Панов и покосился на коллегу — почему-то насмешливо.
— Да? Ну, значит, мне мерещится, — буркнул Роман и принялся было разглядывать лампу под потолком, но его взгляд тут же скользнул на корсара. — У этой… действительно не было детей?
— Действительно. Одинокая женщина, вела бухгалтерию парфюмерно-косметического магазина, по отзывам соседей — хороший, безобидный человек, которого подвесили к потолку на шнуре питания от монитора собственного компьютера, — спокойным тоном произнес Нечаев, и его ярко-голубые глаза недобро блеснули. — Может, хочешь посмотреть еще раз?!
— Погодите, Валерий Петрович, — корсар сложил пальцы домиком. — Просто, вы понимаете, Роман Андреевич, что рассказали очень странную историю? Какой-то мифический мальчик, растворившийся в воздухе. Никто его не видел. Женщина, с которой вы столкнулись у подъезда, например, никакого мальчика с вами не видела.
— Не видела или не заметила? — Роман снова вернулся к созерцанию лампы. — Пацан был совсем мелким. Я его сам заметил не сразу, чуть не наступил на него.
— И почему же, вы думаете, он пришел именно к вам?
— Не знаю. Думать — это ваша забота, я рассказал все, что знаю.
— А может, не все? Может, Роман Андреевич, — снова встрял Нечаев, — вам стоит сказать то, что вы действительно знаете — что убили вы эту Аберман, а потом вернулись сюда, потому что что-то забыли. Ключа у вас не было, поэтому вы выломали дверь, а потом придумали всю эту сказку с мальчиком!
— Гениально! — буркнул Савицкий. — А перед этим залез на подоконник, чтобы все на меня полюбовались. Очевидно, у меня мания величия. Или может, я пытался просочиться сквозь решетку, да, елки, не вышло?! Поэтому да, придумал сказку про мальчика. И фамилия моя вовсе не Савицкий, а Оле-Лукойе!
— Успокойтесь, Роман Андреевич, — сказал Панов психиатрическим тоном. — Может, чего-нибудь хотите? Водички? Или сигарету?
— Я бы сейчас выкурил изысканную сигару, скрученную на голом бедре смуглой кубинки, только вряд ли у вас завалялась такая в кармане, — Роман снова потер висок, слушая приглушенные голоса за стеной, и Нечаев взглянул на него с интересом.
— А что — сигары так делают?
— Возможно. Хотя большинство утверждает, что это вранье.
Нечаев удивленно дернул головой, после чего на его лице появилась досада, и он отвернулся.
— Семченко, который помогал вам высадить дверь, сказал, что в комнате вы вели себя… странно.
— Там труп висел. Естественно я вел себя странно, — Роман чуть прищурился, изгоняя из памяти медленно поднимающееся распухшее мертвое лицо. — У меня слабые нервы… Кстати, мужик этот тоже вел себя… немного странно. Он сказал, что женщина… вроде как и не Ольга, а потом все-таки признал. Он утверждал, что она слишком молодо выглядит, хотя на деле ей было за пятьдесят. Мне показалось, он очень удивился.
Панов и Нечаев переглянулись, после чего корсар задумчиво постучал пальцами по столешнице.
— По словам соседей, вы — отнюдь не добродушный человек, Роман Андреевич. Они неоднократно отмечали вашу грубость и жестокость. Поэтому опять же странно, что вы, с вашим характером, вдруг проявляете такое участие.
— У меня было хорошее настроение, — Роман подтянул к себе пачку и вытащил сигарету. — Долго вы меня еще мариновать будете? Чтоб я еще когда-нибудь связался с чьими-то проблемами!.. елки, вот уж правду говорят о благих намерениях!.. Почему бы вам не поискать этого паршивца и не узнать, кто его ко мне послал?! Вы будете составлять какой-нибудь фоторобот?! Или мне вам изваять его из мрамора?!
Валерий оторвался от подоконника и открыл было рот, но тут в кухню заглянул плешивый толстячок в светлом плаще, который был ему явно мал, и поманил Панова согнутым указательным пальцем. Тот, в свою очередь, кивнул Нечаеву, Валерий бросил на Роман взгляд, похожий на шлепок грязи, и вышел, слыша, как позади Панов дружелюбно спрашивает, чем Роман занимался в течение дня. Он остановился на пороге комнаты и хмуро посмотрел на лежащее на полу тело.
— Надеюсь, Сергеич, ты позвал меня, чтобы сообщить радостную новость — это самоубийство.
— Ну, если предположить возможность того, что она завязала у себя на шее провод, а потом подпрыгнула и прицепила его к потолку, то да, — толстячок подмигнул ему. — Но вряд ли эта дама была настолько проворна, так что увы, Валера… Сначала в два оборота затянули на шее, потом подняли туда, — он кивнул на потолок. — Даже видимость самоубийства не пытались создать, а ведь шнур достаточно длинный, чтобы соорудить из него такую петлю, чтоб голова пролезла.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
