– Конечно! Верно, как день, говорю тебе! И готов все испортить, посмеяться надо мной!
– Ты уверен, что это он?
– Уверен…уверен… Еще бы! Он мне дал хорошее основание поверить… будь он проклят!
– Ты говорил с ним?
– Да… да.
– Что он тебе сказал?
– Не очень много – не очень. Дело в том… что он сделал.
– Что?
– Дьявольски много… да… да… Ну, неважно. Пошли спать, Фрэнк. Расскажу утром. Игра окончена. Клянусь… Юпитером!
И неспособный дальше продолжать разговор, тем более раздеться, мистер Свинтон упал на кровать; и почти сразу же захрапел.
Может показаться странным, но лакей лег с ним рядом.
Однако его поведение не покажется странным, если знать, что на самом деле это его жена.
Дружелюбная «Фэн» свернулась рядом со своим пьяным мужем.
Глава XIII
Вызов вызвавшему
– По правде сказать, я сделал большую глупость, – размышлял молодой ирландец, заходя в спальню и садясь в кресло. – Но по-другому поступить было нельзя. Такие разговоры, даже если они исходят от Дика Свинтона, окажут мне здесь плохую услугу. Конечно, здесь его не знают; и он как будто выдает себя за важного человека; несомненно, охотится за каким-нибудь голубем, как те, что внизу.
– Очень вероятно, нечто подобное он говорил и матушке – или самим девушкам? Может, именно поэтому они обошлись со мной так невежливо. Ну, что ж, сейчас я его прижал и заставлю пожалеть о неосторожных словах. Изгнан из английской армии! Лживый пес, сказавший это! Только додуматься до такого! И судя по тому, что я слышал, это как раз его история. Должно быть, отсюда и взял. Не верю, что он еще служит в гвардии: что бы он в таком случае здесь делал? Гвардейцы не покидают Лондон без очень серьезных причин. Готов поклясться, что его самого выгнали. Когда я в последний раз о нем слышал, он был на самом краю этого.
– Он, конечно, будет драться? Не стал бы, если бы смог увернуться; я его слишком хорошо знаю. Но ему не дам возможности выкрутиться. Перчаткой по лицу, не говоря уже об угрозе плюнуть в лицо – и два дестяка джентльменов, присутствующих при этом и все слышавших! Будь он в десять раз больший трус, он не посмеет уклониться.
– Конечно, он меня вызовет; где же мне отыскать секунданта? Трое или четверо, с которыми я здесь бегло познакомился, не подходят. К тому же они могут не захотеть помочь мне после столь краткого знакомства.
– Что же мне делать? Телеграфировать графу? – После некоторого перерыва Мейнадр продолжал рассуждать про себя. – Я знаю, что граф в Нью-Йорке; и знаю, что он немедленно придет мне на помощь. Сейчас, когда мексиканская война кончилась, он с радостью ухватится за такое дело. Ведь ему пришлось вложить в ножны свою саблю революционера. Входите! Кто может стучать в дверь джентльмена в такой неподходящий час?
Еще не было пяти утра. Снаружи слышался стук карет гостей бала, которые держались до самого конца.
– Не может же это быть посыльный Свинтона? Входите!
Дверь открылась, и показался ночной портье.
– В чем дело?
– К вам джентльмен, сэр.
– Пригласите его!
– Он сказал мне, сэр, что приносит вам извинения за то, что побеспокоил в такой неурочный час. Но у него очень срочное дело.
– Вздор! Зачем ему об этом говорить? – Должно быть, друг мистера Свинтона более деликатный джентльмен, чем тот, кто его послал.
Последнее было произнесено про себя и не предназначалось портье.
– Он сказал, сэр, – продолжал тот, – что прибыл с пароходом…
– С пароходом?
– Да, сэр, с нью-йоркским. Он только что причалил.
– Да, да. Я слышал свисток. И что же?
– Что он прибыл с пароходом и подумал… подумал…
– Оставьте, любезный: не нужно пересказывать мне его мысли. Где он? Проводите его сюда, и пусть говорит сам.
– Из Нью-Йорка? – продолжал Мейнард после выхода портье. – Кто бы это мог быть? И какое важное дело могло заставить разбудить человека в половине пятого утра – предположим, я бы спал, чего, к счастью, нет. Неужели Имперский город в огне, а Фернандо Вуд (Много лет в середине 19 века был мэром Нью-Йорка. Имперский город – одно из прозвищ Нью-Йорка. – Прим. перев.), как второй Нерон, радостно играет на скрипке, глядя на его руны? А! Роузвельдт!
– Мейнард!
Тон восклицаний свидетельствал о неожиданности встречи и о том, что эти два человека давно не виделись. За возгласами последовало взаимное объятие. Дружба их была такова, что не удовлятворялась простым рукопожатием. Соратники и друзья, они не раз стояли рядом под смертельным огнем на поле битвы. Шаг за шагом поднимались по тяжелым склонам Чапультепека (Древний город в Мексике, возле которого состоялось решающее сражение американо-мексиканской войны 1846-48 годов. – Прим. перев.) перед лицом гаубиц с их смертоносным рычанием, бок о бок упали на вершине контрэскарпа, и кровь их смешивалась, стекая вниз.
С тех пор они друг друга не видели. Неудивительно, что встретились с чувствами, которые соответствовали прожитому вместе.
Прошло несколько минут, прежде чем они могли начать связно разговаривать. До этого они только обменивались восклицаниями. Первым успокоился Мейнард.
– Благослови вас Бог, мой дорогой граф! – сказал он. – Мой великий учитель в искусстве войны! Как я рад снова вас видеть!
– Не больше, чем я вас, cher camarade (Дорогой товарищ, фр. – Прим. перев.)!
– Но почему вы здесь? Я вас не ждал; хотя, как ни странно, только что о вас думал!
– Я здесь, чтобы повидаться с вами – именно с вами!
– А! А в чем дело, дорогой Роузвельдт?
– Вы сказали, что я обучил вас искусству войны. Пусть будет так. Но ученик превзошел учителя, намного превзошел его в славе. Поэтому я здесь.
– Объяснитесь, граф!
– Прочтите, Это сбережет нам время. Видите, адресовано вам.
Мейнард взял протянутое ему запечатанное письмо. На нем было написано:
Капитану Мейнарду
Распечатав конверт, он прочел:
«Комитет немецких беженцев в Нью-Йорке в свете последних новостей из Европы надеется, что свобода еще не окончательно истреблена на нашей древней родине. Снова делается попытка восстановить ее, и мы намерены принять участие в том, что происходит в Бадене и в Палатинейте (Группа замков, принадлежавших императорам Священной Германской империи; главный из них находился на Рейне. – Прим. перев.).На нас большое впечатление произвела храбрость, проявленная вам в последней мексиканской войне, ваша забота о тех соотечествениках, которые служили под вашим началом, но особенно ваша всем известная преданность делу свободы. Поэтому мы единодушно решили предложить вам руководство нашим предприятием. Мы понимаем, какие вас ожидают опасности, и знаем, с каким мужеством вы их встречаете. Мы не можем пообещать вам другой награды, кроме славы и благодарности народа. Согласны ли вы, сэр, принять наше предложение?»
Письмо кончалось полудесятком подписей, на которые Мейнард только бегло взглянул. Он знал этих людей и слышал об их движении.
– Согласен, – сказал он, задумавшись всего на несколько секунд. – Передайте мой ответ комитету.
– Передать ответ? Мой дорогой Мейнард, я приехал, чтобы увезти вас с собой.
– Я должен ехать сам?
– И сегодня же. Восстание в Бадене началось, и вы знаете, что революционеры не станут никого ждать. Дорог каждый час. Нас ждут со следующим пароходом. Надеюсь, вам ничего не мешает? Что? Что-то есть?
– Да. Есть одно щекотливое дело.
– Не женщина? Нет, нет! Вы для этого слишком солдат!
– Нет, не женщина.
На лице Мейнарда появилось странное выражение, словно он скрывает правду.
– Нет, нет! – продолжал он с принужденной улыбкой. – Не женщина. Всего лишь мужчина, вернее, существо с внешностью мужчины.
– Объяснитесь, капитан. Кто или что это?
– Ну, дело простое. Час назад я ударил этого типа по лицу.
– Ха!
