-Скажи лучше, новость, которая не успеет состариться, - возразил первый, почти не разжимая губ.
Второй даже шею вытянул от любопытства.
- Как! Ты хочешь сказать, что Тадж успел уже прогневить свою повелительницу? Но чем?
- Только тем, что знает о ней слишком много, - все так же сквозь зубы прогундосил первый. - Смерть Малик-шаха темна. И, несмотря на все старания свалить вину на ассасинов, многие считают, что это дело рук Туркан-хатун. В государстве смута, междоусобица...
- Понимаю, - прошелестел второй, - надо укрепить свою власть, стало быть, снять с себя подозрение...
- А заодно избавиться от опасного сообщника, - подхватил первый. Ничуть не удивлюсь, если в один прекрасный день расплачиваться за все их совместные злодеяния придется одному Таджу.
- Все может быть, - скривил губы второй. - Коварства у Туркан достаточно.
- Не меньше, чем сластолюбия, - злорадно усмехнулся первый. - Знаешь, какие у нас ходят про нее стишки?
Он нагнулся к самому уху второго и зашептал, не настолько, впрочем, тихо, чтобы его не услышали Фило и Мате:
Кто пьет вино? Кто сласти ест и плов?
Смазливый неуч! Видно, рок таков:
Глаза Туркан - прекраснейшие в мире!
Добыча солдафонов и юнцов.
- Опасные вирши, - захихикал второй. - Готов поклясться, что их сочинил Хайям.
- Кто же еще! Больше некому.
- Ну, тогда ему лучше здесь не показываться...
- Скажи об этом ему самому, - ядовито посоветовал первый, - потому что сегодня он будет во дворце...
- Ну и разговорчик, - вздохнул Мате, когда почтенные сплетники отошли от них на приличное расстояние. - Кажется, мы с вами попали в самую гущу дворцовых интриг.
- Зато узнали, что незнакомец не обманул нас, - заметил Фило. - Во всяком случае, встреча с Хайямом-поэтом нам обеспечена... Но взгляните на тех скромно одетых людей. Не удивлюсь, если узнаю, что это отец с сыном.
- Да, похожи, - подтвердил Мате. - Интересно, о чем они спорят?
Друзья не ошиблись: стоявшие несколько в стороне собеседники в самом деле оказались отцом и сыном и в самом деле спорили.
- Прошу тебя, отец, - страстно убеждал юноша с открытым, добрым лицом, - сделай это для меня. Ты прослужил в обсерватории под началом Хайяма восемнадцать лет; он тебе не откажет.
- О чем ты просишь, неразумный? - с укором отвечал отец. - Ты хочешь стать учеником человека, навлекшего на себя гнев и немилость сильных мира сего. Подумай, что тебя ждет?
- Что ждет? Истина! - отвечал юноша. - Хайям приобщит меня к своим мыслям, он откроет мне тайны чисел и звезд. Не ты ли сам говорил, что нет ему равных в астрономии? Не ты ли с восхищением рассказывал о ночах, которые провел рядом с ним, наблюдая за вращением звездной сферы?
Юноша знал, чем растрогать отца.
- Да, - сразу смягчившись, произнес тот, - то было прекрасное время. Время Маликшахских таблиц. Под началом Хайяма мы составили таблицы неподвижных звезд, вычислив широту и долготу склонения каждой. И теперь всякий может заранее узнать, где искать на небе любую звезду в любое время года.
- Вот видишь, отец: глаза твои и сейчас загораются при воспоминании об этом. Почему же ты не хочешь, чтобы и у меня было о чем вспомнить на старости лет?
- Но Маликшахские таблицы завершены...
- Ну и что же? Там, где Хайям, всегда найдется достойное дело для человека, который жаждет служить науке и людям. Завершены таблицы, но ты сам говорил, что не закончен еще календарь!..
- Ах, не растравляй моих ран! - с горечью перебил отец. - С тех пор как Малик-шах повелел создать новый солнечный календарь, Хайям только и дышал этим трудом! Ему удалось распределить високосы таким образом, что за тысячу лет между календарным и истинным солнечным годом не происходит никакого расхождения. Но он все еще не был доволен и продолжал работать как одержимый. Его не раз спрашивали при мне, чего он добивается. Ведь такого точного календаря не было еще от сотворения мира! "Точность - это не все! отвечал он. - Надо, чтобы календарь был и точным и удобным". - "Но чем же неудобен этот?" - вопрошали его снова. "Согласно моему расчету, - отвечал он, - високосные годы повторяются семь раз подряд через каждые четыре года, а на восьмой - через пять лет. Но не всегда это правило сохраняется. Иногда високос с пятилетним промежутком приходится не на восьмой, а на седьмой раз, и это вносит беспорядок и путаницу в пользование календарем". - "Но можно ли добиться, чтобы високосы чередовались равномерно, не поступившись точностью?" - допытывались у него. "Может быть, и нельзя, - говорил он, но надо стараться, чтобы расхождение было наименьшим. Хотя бы не более одних суток за несколько тысячелетий". И он продолжал свои поиски, и каждый день приближал его к намеченной цели... Вот какой это человек!
- Ты сам себе противоречишь, господин мой, - улыбнулся юноша. - Может ли отец пожелать лучшего наставника для единственного сына? И может ли он запретить своему дитяти участвовать в завершении самого замечательного календаря на свете?
- О чем ты говоришь? - опасливо зашептал отец. - О каком завершении? Обсерватория закрыта. Хайям в опале. Что в состоянии сделать он один - без помощников, без инструментов, без средств к жизни?
- А если ему удастся убедить государыню снова открыть обсерваторию? Говорят, для того он и придет сегодня...
Отец только головой покачал, глядя на сына долгим безрадостным взором.
- Все равно, - решительно заявил тот, - я пойду за ним в любом случае!
ДЕЛА КАЛЕНДАРНЫЕ
- Вот вам и еще один любопытный разговор, - сказал Фило, провожая глазами две медленно удалявшиеся фигуры. - К тому же на сей раз мы узнали, что наверняка увидим не только Хайяма-поэта, но и Хайяма-математика.
- Одно непонятно, - недоумевал Мате, - как они умудрились попасть в опалу одновременно?
- На то они и друзья! Нет, вы мне вот что объясните: неужели календарная реформа Хайяма и вправду так замечательна, как думает этот не в меру осторожный папаша?
- Еще более замечательна, чем он может предполагать. Календарь Хайяма действительно имел все основания стать самым удобным и самым точным календарем на свете.
Фило самодовольно улыбнулся.
- Надеюсь, не точнее того, которым пользуются у нас, в двадцатом веке.
- В том-то и штука, что точнее. Принятый у нас григорианский календарь расходится с истинным солнечным годом на одни сутки за 3333 года. А поиски Хайяма вели к тому, чтобы одни сутки разности набегали за 5000 лет! И не закрой Туркан-хатун обсерватории, мы получили бы календарь с периодом в 33 года, в течение которого високосный год неизменно повторялся бы восемь раз: семь раз через четыре года, а восьмой - через пять...
...У входа в зал появился зловещий старик в остроконечном тюрбане и широком темно-синем одеянии. Фило уставился на него, как на привидение: чур, чур и в третий раз чур! Уж не звездочет ли это из пушкинской сказки о золотом петушке?
- Из сказки не из сказки, а звездочет наверняка, - подтвердил Мате. Взгляните на его халат: ни дать ни взять звездное небо. На груди полумесяц, на спине - Большая Медведица, на подоле слева - созвездие Рака, справа - созвездие Тельца...
- А где же Солнце? - полюбопытствовал Фило.
- Ишь ты! Солнца захотел, - поддразнил Мате. - Обойдетесь и так.
- С какой стати? - вскинулся Фило.
- А с такой, что с 631 года по повелению пророка Мухаммеда мусульмане перешли на чисто лунный календарь.
- Чисто лунный... Как вас понимать? Значит, прежде был какой-то другой, смешанный?
Мате коротко кивнул: вот именно, смешанный. Когда-то, до возникновения ислама, в языческие времена арабы поклонялись Солнцу и Луне одновременно и потому пользовались лунно-солнечным календарем.
Как известно, в основе солнечного календаря лежит год - время, в течение которого Солнце совершает видимый путь через все двенадцать созвездий Зодиака16, или, как бы сказали в нашем, двадцатом веке, время, за которое Земля совершает полный оборот вокруг Солнца. В основе лунного года лежит месяц, то есть время обращения Луны вокруг Земли. Но так как двенадцать месяцев лунного года короче двенадцати месяцев солнечного примерно на десять суток, арабы, чтобы уравнять их, девять раз в течение каждых двадцати четырех лет добавляли к лунному году тринадцатый месяц наси. Постепенно, однако, культ Луны одержал верх над культом Солнца. А после возникновения ислама Мухаммед запретил добавлять наси, и арабский календарь стал чисто лунным... И все же, несмотря на запрет, народы Ирана и Средней Азии наряду с лунным календарем продолжали пользоваться и солнечным, потому что он удобнее для земледельцев.
- Выходит, вернув солнечный календарь, Малик-шах совершил целую революцию, - заметил Фило.
- Едва ли он додумался до этого сам, - возразил Мате. - Скорей всего, это идея Хайяма. Но так или иначе, возвращение солнечного календаря событие немаловажное. Неспроста им ознаменовано начало новой, маликшахской эры... Впрочем, смысл реформы не только в том, что она восстановила в правах солнечный календарь и уничтожила накопившееся с прежнего расхождение между календарным и истинным солнечным годом. Началом года в маликшахском солнечном календаре считается день, когда Солнце входит в созвездие Овна и наступает истинная весна. Месяцы этого календаря соответствуют вступлению Солнца в каждое очередное созвездие Зодиака. Стало быть, годы и месяцы маликшахской эры - подлинные солнечные годы и солнечные месяцы, и, в отличие от лунного календаря, в новом, солнечном, времена года не смещаются...
