Кивнув, инспектор вновь раскрыл блокнот.
— Выходит, всего трое. Двое держат, третий орудует ножом.
Патологоанатом согласно кивнул, затем подошел к двери и прокричал что-то неразборчивое. Через минуту два хорошо сложенных санитара вкатили в прозекторскую длинную тележку, переложили на нее тело, прикрыли простыней и вытолкали тележку в коридор. Покончив с орешками, Анвар шагнул к раковине, принялся намыливать руки.
— Честно говоря, я поражен, — проговорил он. — Тридцать лет я делаю свое дело, но такое вижу впервые. Уж очень оно как-то не по-божески.
— Мне казалось, вас трудно заподозрить в религиозности.
— Да, я не верю в Аллаха. Но как другими словами описать то, что произошло с этим несчастным? Ведь его не просто убили — его освежевали!
Анвар завернул кран, снял с вешалки полотенце.
— Разыщите убийц, инспектор. Разыщите и бросьте в камеру!
Прозвучавшее в его словах волнение удивило Юсуфа.
— Сделаю все, что в моих силах, — сказал он. — Обнаружите что-то новое, обязательно дайте мне знать.
Сунув блокнот в карман, Халифа направился к двери. Фраза врача настигла его у самого порога.
— И еще…
Юсуф обернулся.
— Это всего лишь догадка, но при жизни он вполне мог быть скульптором. Знаете, поделки для туристов и прочая дребедень. Под ногтями скопилась алебастровая пыль, и бицепсы довольно накачаны. Похоже, ему частенько приходилось работать долотом и молотком. Допуская вероятность ошибки, я бы на вашем месте попробовал навести справки в ремесленных мастерских.
Поблагодарив Анвара, Халифа вышел в коридор и с облегчением достал из кармана пачку сигарет. В спину ему ударил сварливый голос:
— Никакого курения на территории!
8
КАИР
— Он терпеть не мог сигар, — сказала Тэйра.
— Простите? — В глазах посольского чиновника мелькнуло недоумение.
— Отец не выносил сигар. Он вообще ненавидел курение. Считал его мерзкой, отвратительной привычкой, говорил, курить — это то же самое, что читать по утрам «Гардиан».
— А-а, — озадаченно протянул чиновник. — Понимаю.
— Когда я вошла в павильон, там стоял какой-то запах, поначалу я даже не разобрала, какой именно. Через минуту до меня дошло: так пахнет дым сигары.
Криспин Оутс, молодой помощник атташе посольства ее величества, перевел взгляд на дорогу и громко посигналил двигавшемуся впереди грузовику.
— Вы придаете данному факту серьезное значение?
— Как я уже сказала, отец терпеть не мог табачного дыма.
Оутс невозмутимо пожал плечами:
— Значит, там был кто-то еще.
— Но в этом все дело! Курить в павильоне было строго запрещено. Отец всегда следил за тем, чтобы его правило нигде и никем не нарушалось. Я знаю точно: он сам писал мне, как уволил за курение одного из своих работников.
Справа их машину внезапно подрезал мотоциклист, вынудив Оутса ударить по тормозам.
— Безмозглый идиот!
Несколько мгновений оба молчали.
— Боюсь, не понимаю, к чему вы клоните, — нарушил молчание Оутс.
— Я и сама не знаю, — вздохнула Тэйра. — Только… сигара там была совсем не к месту. Не могу выбросить ее из головы.
— Да это… Вы были потрясены, вам просто показалось.
— Наверное, — устало сказала она. — Скорее всего.
Эстакада привела их в центр Каира. Уже наступил вечер, и город сиял множеством огней. Жара не спала, Тэйре пришлось опустить стекло, чтобы ветерок хоть чуть-чуть охладил покрытое бисеринками пота лицо. Она чувствовала себя растерянной, события последних нескольких часов казались кошмарным сном.
Вместе с Хассаном Тэйра провела в павильоне около часа, дожидаясь, когда приедет врач. Осмотрев тело, тот не сказал ничего нового: отец мертв, и смерть наступила, по-видимому, от сердечного удара, хотя установить точную причину можно будет лишь после вскрытия. Подъехал фургон «скорой», а следом появились два полисмена. Тэйре пришлось отвечать на неизбежные в такой ситуации вопросы. Возраст отца? Общее состояние его здоровья? Национальность? Род занятий? (Археология, черт побери, с раздражением бросила Тэйра. Чем, по-вашему, он мог еще здесь заниматься?) Она упомянула про табачный дым, пояснив, как позже Оутсу, что курение в павильоне было под строжайшим запретом. Полисмены записали ее слова, но особого значения им не придали. Тэйру это не тронуло. Она не проронила ни слезинки. В тот момент смерть отца не вызвала в ней никакой реакции. С отчуждением постороннего она наблюдала за тем, как умершего укладывают в фургон.
— Отца больше нет, — твердила Тэйра, пытаясь разбудить в себе хоть какое-то чувство. — Он мертв. Мертв.
Но это не помогало. В памяти всплывали совместные прогулки по зоопарку, конверт с загадочным поздравлением на каминной полке, однако далекие воспоминания не затрагивали в душе ни единой струны. Тэйра со стыдом ощущала, что испытывает лишь острое разочарование — поездка была испорчена.
Следующие две недели, думала она, уйдут на заполнение идиотских бланков и организацию похорон. Хорошенький отпуск!
Когда фургон «скорой» трогался с места, подъехал Оутс: о смерти отца Тэйра первым делом известила посольство. Светловолосый, худощавый, истинный англичанин по виду, Оутс выразил ей соболезнования — вежливые и напрочь лишенные всяких эмоций. Затем на неуверенном арабском перебросился парой фраз с врачом, спросил Тэйру, где она остановилась.
— Здесь, — ответила Тэйра. — Так по крайней мере было запланировано. Думаю, сейчас мне придется вносить коррективы.
— По-моему, вам лучше вернуться в Каир, — согласился он. — Позвольте, я наведу кое-какие справки.
Вытащив из кармана пиджака мобильный телефон, — как в такую жару можно ходить в пиджаке? — Оутс отошел чуть сторону и минут через пять с удовлетворением сообщил:
— Вам заказали номер в «Рамсес-Хилтон». Поскольку дела здесь, по-видимому, закончены, можно ехать.
Тэйра обвела взглядом комнату: полки с книгами, протертые диваны, небольшой стол. Вот где вечерами отдыхал отец. Затем она вышла из павильона и направилась к машине.
— Смешно признаться, — сказал Оутс, поворачивая ключ зажигания, — но за три года в Каире я впервые побывал в Саккре. Честно говоря, археология меня никогда не интересовала.
— Меня тоже, — с грустью ответила она.
***
На город уже опустилась ночь, когда машина затормозила у отеля — уродливого железобетонного небоскреба, возвышавшегося неподалеку от набережной на пересечении нескольких улиц. По ярко освещенному, выложенному мрамором фойе, где располагались многочисленные бары и магазинчики, озабоченно сновали одетые в красную униформу носильщики. Ступив из уличного зноя в кондиционированную прохладу, Тэйра испытала ощущение блаженства. Ее просторный номер располагался на четырнадцатом этаже, из окон открывался вид на огни городских кварталов. Войдя, Тэйра швырнула на постель сумку и сбросила туфельки.
