— А что мы будем делать? Ждать? — снова прервал его Салаи.
— Что будем делать мы? — повторил Ружа вопрос и тут же ответил: — Лично ты отправишься в следственную тюрьму и позаботишься, чтобы была ослаблена изоляция Ковача.
— То есть как? — поразился Салаи.
— Нужно перевести его в общую камеру, — твердо сказал Ружа. — И следить за ним, следить, не смыкая глаз!
— Не слишком ли это опасно? — забеспокоился Кути.
— Более чем опасно! Ясно предвидеть успех или неудачу в данном случае невозможно.
— Тогда зачем это делать?
Прежде чем Ружа успел ответить, заговорил Салаи:
— У нас в деревне, — задумчиво начал он, — когда отец поутру выпускал боровов из хлева, чтобы они не только жирели, но и мясо нагуливали, он говорил, бывало: «Пускай побегают по двору, побесятся, подерутся из-за оброненной корки». И если мать беспокоилась: дескать, а ну как они забор повалят иль сорняков ядовитых налопаются, старик отвечал ей, показывая на меня: «На то и глаза у мальца, чтобы следить за разбойниками!»
Все засмеялись.
— Раз Золи отныне будет прикован к нашему подозреваемому, — продолжал распоряжаться Ружа, — тебе, Кути, придется, кроме наблюдения за Немешем и его сотрудниками, взять на себя и безопасность Эвы Ласло. Твои люди должны ходить за ними будто привязанные, чтобы они не могли шевельнуться без вашего ведома.
— Слушаюсь!
Ружа повернулся к Ладани.
— Тебя попрошу следить за эфиром на случай возможной радиосвязи. Я, правда, не думаю, что в такой ситуации они к ней прибегнут. Но как знать? Если будет уж очень туго, могут совершить и оплошность.
Капитан положил перед Ружей листок бумаги.
— Нам уже удалось установить, на каких частотах может принимать сигналы обнаруженный в квартире транзистор, — сказал он. — Здесь все написано, оставь это у себя, у нас экземпляров достаточно.
— Конечно, оставлю, — кивнул Ружа. — Для суда это важное доказательство.
— Наверняка на этих частотах не работает ни одна официально зарегистрированная радиостанция, — высказал предположение Кути.
— Неизвестно! — возразил Ладани. — Приемная станция, работающая на этих частотах, у нас действительно не зарегистрирована. Но у них там какая-нибудь фирма или частное лицо могли зарегистрировать передатчик с такими частотами, не сообщая, разумеется, в каких целях намереваются его использовать. Кстати, — доложил он подполковнику, — за эфиром мы уже следим.
— Благодарю! Товарищ Даниэл, — обратился Ружа к подтянутому подполковнику погранслужбы, — розыск почтальона объявлен, но все-таки обрати на него еще раз внимание всех начальников контрольно-пропускных пунктов. Он не должен пересечь границу!
— Понятно!
— Всем спасибо! А теперь за работу! — Ружа встал, чтобы проводить участников совещания. — Постой-ка, — задержал он Салаи. — Скажи, брат, когда вы прирезали тех боровов, о которых ты нам рассказывал?
— В ноябре, на день Каталины, — ответил удивленный Салаи. — В наших краях так принято.
— Ну, нам-то до ноября ждать нельзя, — улыбнулся Ружа.
А оставшись вдвоем с Кларикой, уже совершенно серьезно распорядился:
— Просмотрите, пожалуйста, все заявления по поводу въездных виз. Думаю, почтальон прибыл из-за границы недавно. В нашей картотеке мы его не нашли, а начинающий с такой работой не справится. Тут явно работал профессионал.
— Сейчас же займусь! — Кларика собрала на поднос кофейные чашечки и направилась к выходу.
— И вот что еще, — сказал ей Ружа, показывая на кинопроектор, — эту машину, свидетельницу того позорного факта, что я полностью потерял бдительность, попросите убрать отсюда. Немедленно! — Он глубоко вздохнул, подошел к столу и, взяв пепельницу, с отвращением опорожнил ее в корзину для мусора.
Глава VIII
1
В роскошном ресторане не менее роскошного старинного отеля за столиком в центре зала ужинал элегантный широкоплечий молодой человек. Крупная жилка, поднимавшаяся по высокому лбу от виска до корней курчавых темно-русых волос, зеленовато-серые глаза, тонкие губы, орлиный нос — все свидетельствовало о мужественном, волевом характере.
Мюллер — это был именно он — сидел прямо, ел медленно, не наклоняясь к тарелке, а почти вертикально поднося вилку ко рту, как делают англичане.
Его столик, как и все остальные, освещала мягким опаловым светом антикварного вида лампа на изящной фарфоровой ножке, расписанной стилизованными листьями с золоченой каймой и прожилками.
Звон посуды и голоса поглощали пушистые ковры, тяжелые драпировки и морёного дерева потолок с кессонами, с которого свешивались две огромные бронзовые люстры с бесчисленным множеством светильников.
В проходе между столиками показался пожилой официант и, с ловкостью эквилибриста балансируя подносом, уставленным бульонными чашками, поспешил к компании, что ужинала у окна.
Нож и вилка замерли в руках Мюллера. Как только официант оказался у него за спиной, он едва заметным движением локтя толкнул его под руку. Поднос накренился, и чашки посыпались на пол, обдавая горячим бульоном одежду гостя.
Ошарашенный официант был ни жив ни мертв. Такого с ним никогда не случалось. Наконец он опомнился, положил поднос на соседний столик и с готовностью бросился к Мюллеру, чтобы обтереть салфеткой его костюм.
Но Мюллер уже вскочил с разъяренным воплем:
— Что такое?! Скотина! Ты облил мне костюм! — и ударил официанта по лицу.
Тот пошатнулся и, еще более ошарашенный неожиданным нападением, уставился на Мюллера.
Многие посетители повскакивали с мест, наблюдая за инцидентом.
— Меня, кажется, кто-то толкнул, — пробормотал наконец пожилой официант. — Сию же минуту, сударь, я приведу ваш костюм в порядок!
— Его кто-то толкнул?! — заорал Мюллер. — Уж не я ли был этим «кто-то»? Мерзавец, ты еще смеешь подозревать меня! — Он опять замахнулся на официанта.
В зале стояла жуткая тишина. В эту минуту подоспел запыхавшийся метрдотель.
— Прошу прощения! Это первый случай в нашем ресторане. Позвольте, мы приведем ваш костюм в порядок! Разумеется, за наш счет...
— Ни черта я вам не позволю! — орал Мюллер. — Лучше людей своих научите обслуживать по-европейски! А то рекламируют себя, заманивают гостей, и вот что выходит на поверку! Я, между прочим, вам долларами плачу, а не вонючими форинтами!
Метрдотель отшатнулся и хладнокровно ответил Мюллеру:
— Нам, сударь, вы платите форинтами, а не валютой. Но после всего, что случилось, считайте, что вы ничего не должны. Можете сделать нам только последнее одолжение: воспользоваться помощью одного из служащих, который проводит вас до стоянки такси.
— Ты решил меня выставить?! Это меня-то! Ах ты ничтожество! — Он рванул крахмальную скатерть. Зазвенели стаканы, тарелки, разбилась настольная лампа. — Значит, доллары мои прикарманили, а мне — пошел вон! Ишь чего захотели! — кричал Мюллер, швыряя скатерть в лицо метрдотелю.
Подбежавшие официанты попытались схватить его.
— Не смейте ко мне прикасаться, свиньи! Я гражданин свободной страны! — И он ударил подвернувшегося официанта так, что тот растянулся на ковре.
Перепуганный насмерть буфетчик вызвал по телефону наряд милиции.
Несколько посетителей посмелее подошли, собираясь призвать к порядку разбушевавшегося хулигана.
— Кто дотронется до меня, отведает моего кулака! — пригрозил им Мюллер.
В ресторан вошли трое милиционеров.
— Вам придется пройти с нами и предъявить документы, — строго сказал ему старшина, командир наряда.
— Ты тоже мне не указ, легавый! — толкнул его Мюллер.
Милиционеры набросились на него. Мюллер сопротивлялся, но вскоре вынужден был сдаться и, оглашая ресторан воплями и угрозами, пошел с ними к патрульной машине.
2
Приблизительно в то же время, когда Мюллер устроил дебош в гостинице, на горе Сабадшаг к стоянке неподалеку от ресторана «Нормафа» медленно подкатил белый автомобиль марки «остин» и остановился под прикрытием деревьев напротив бензоколонки.
Водитель выключил фары, и на минуту машину окутал глубокий, непроницаемый мрак, сквозь который вскоре проступило мерцание звездного августовского неба, стали видны огни бензоколонки и — чуть дальше — освещенные окна ресторана.
За рулем сидел Юнг, хотя вряд ли его сейчас узнали бы главный инженер и другие работники типографии: на нем был пышный седой парик, а рот и щеки прикрывали мохнатые усы.
Заглушив мотор, он всматривался сквозь ветровое стекло в темноту. Кругом было тихо, только прохладный вечерний ветерок шелестел листьями деревьев. В конторе бензоколонки двое служащих при открытой двери подсчитывали дневную выручку. Вдали вспыхнули фары приближающейся машины, но через некоторое время пучки света изменили направление: машина свернула с дороги.
Юнг вышел, обошел автомобиль, закрыл его и двинулся в лес. Судя по всему, дорогу он знал хорошо. Пройдя метров сто, повернул в кусты и, продравшись сквозь них, остановился у дуба. Чуть выше его головы в дереве было дупло. Запустив туда руку, Юнг достал две пачки «пэл-мэла» и, не мешкая, зашагал назад.
