Банкротства, о которых объявлено в Англии: 2286 в 1920 году, 5640 в 1921-м, для сравнения — в предвоенные годы примерно 560; в Соединенных Штатах: увеличение числа банкротств в 1921-м, доходивших до миллиарда долларов, по сравнению со 180 миллионами в среднем в десятилетие, предшествовавшее войне.
Во Франции статистику банкротств гласности не предают…
Банки содрогаются. Сотрясаются их основы. Они не брезгуют никакими средствами для спасения, хватаясь за любую соломинку. Вспомните только о 400 жалобщиках в деле о Центральном сообществе провинциальных банков, о деле Китайского промышленного банка и т. д.
Первый квартал 1921 года.
Трещина увеличилась в размерах. Жан Гальмо рискует оказаться ввергнутым в полнейший крах. Ему бы хватило простого доверия.
Именно этот момент и был выбран для самых ожесточенных атак на Жана Гальмо.
Промышленный магнат, крупный делец, строитель. За ним — золотые прииски, леса балаты и розовых деревьев, кофе, какао, ром. За ним — богатство. Что такому кризис, не правда ли? Да он может даже быть и спасителем. Он может помочь торговле и промышленности выйти из состояния маразма. Надо только поддержать его, дать понять, что ему доверяют…
А вот это уж дудки!
Превыше всего не дела.
Вот он, подходящий момент, чтобы утопить его окончательно: если он и тут выкрутится, нам всем каюк.
«12 марта 1921 года мсье Гальмо получил от Торгового трибунала Сены разрешение на полюбовное соглашение по поводу своих неоплаченных долгов. 16 марта Центральное сообщество провинциальных банков подает иск; 17 марта экспертом назначается Пинта; 18-го числа мсье Пинта прибывает в Бордо; 23-го он возвращается оттуда и на следующий день подает рапорт; 25-го Центральное сообщество провинциальных банков подтверждает иск; 29-го — рапорт Генерального прокурора с запросом о снятии депутатской неприкосновенности; 30-го запрос подан в президиум палаты; 31-го неприкосновенность снята; 1 апреля производится арест. Никогда еще в памяти парламента это не делалось с таким чрезмерным проворством».
Так написала газета на следующий день после ареста Жана Гальмо.
Его брат Анри — ибо, увы! арест Жана Гальмо был отнюдь не первоапрельской шуткой — в тот же день 1 апреля писал ему в 10 часов вечера: «Враги твои, вот уже два года преследующие тебя, те, что так часто грозились «спустить с тебя три шкуры», не смогут одолеть тебя, если ты этого захочешь, если ты пребудешь сильным и смелым, невзирая на клеветы, ложь и гнусности, которые на тебя навесили… Мы знаем жизнь, знаем и твое самое великое преступление, единственное, в чем тебя можно упрекнуть и за что я тебя часто бранил: твою чрезмерную доброту. Но не надо больше быть добрым…»
А он — он улыбается. Он умеет бороться, и он верит. Его письма к родным дышат силой и отвагой.
«Я верю, что в моей стране существует правосудие… Я требую судей, и я жду их решения», — провозглашает он.
И этот тип еще смел считать себя «королем Парижа»! «Король джунглей», вот он кто. Джунгли — вот это он знает, еще бы, ведь он и сам оттуда. Там он научился встречать нападение с открытым забралом.
А может, ему кажется, что он все еще в джунглях? В Париже в открытую никогда не нападают.
Нет, превыше всего не дела.
Два постановления о прекращении следствия поставили крест — казалось, окончательно — на этом «ромовом деле».
Однако прошло совсем немного времени с того заседания палаты, которое закончилось победой Жана Гальмо, и вот по тому же делу начато третье следствие.
Но когда через несколько недель придет иск Центрального сообщества провинциальных банков, чтобы нанести удар по Жану Гальмо, это третье разбирательство «ромового дела» будет прекращено. И стихнут разговоры о нем.
Ясно?
В рапорте эксперта Пинта, поданном в палату депутатов 31 марта 1921 года, дело «Гальмо- Сообщество провинциальных банков» изложено следующим образом:
«Мсье Жан Гальмо, который заработал много денег во время войны, увидел, что его положение пошатнулось в результате падения цен на ром. Чтобы вернуть подорванное доверие, он пустил в оборот векселя, которые заставил принять приближенных к нему коммерсантов, однако чтобы иметь возможность их дисконтировать, ему пришлось предоставить гарантии под свой товар. Товара у него имелось видимо-невидимо, не только в Бордо, но еще и в Гавре и Нанте. В этом основание для варрантов, которые он переводил на вышеописанных условиях. Но какова юридическая ценность этих варрантов? Могли ли они принести доход тем, кто обеспечил их всеми преимуществами реально определенного залога? Именно этот вопрос на самом деле и будет более всего интересовать судебную инстанцию по вопросам торговли… Ибо, чтобы состоялась процедура залога, должник обязан отказаться от чего-нибудь в пользу кредитора. Мсье Гальмо никогда этого не делал; однако его кредитор никогда от него этого и не требовал… Тут имело место, самое большее, обещание залога, но залога недействительного.
«Варрант: расписка в получении товара, предоставляемая в пакгаузы или склады в качестве переводного векселя» — читаем в «Малом Ляруссе»…
Что же это за Центральное сообщество провинциальных банков? Только что сменившее управляющих и администраторов, оно было в двух шагах от банкротства из-за кризиса. Во главе нового управляющего комитета встал мсье Эксбрайя, один из самых сильных противников мсье Виктора Боре в том конфликте, который стравил последнего с бывшим заместителем министра снабжения, мсье Вильгреном…
У Сообщества провинциальных банков уже весьма давние деловые отношения с Жаном Гальмо. По ходу дебатов на процессе выяснится, что в течение трех последних лет Сообщество провинциальных банков заработало около 4 миллионов вследствие совместных финансовых операций с Торговым домом Жана Гальмо. Выяснится и то, что руководитель служб документации Сообщества провинциальных банков управлял и службами документации Торгового дома Гальмо, и договоры между этими двумя фирмами были настоящими соглашениями об ассоциации: банк устанавливал цены на продажу товаров Торгового дома Гальмо и распоряжался вырученной суммой.
И вот говорят о крупном мошенничестве на сумму около 23 миллионов; столько, по крайней мере, требует Сообщество провинциальных банков.
Вопреки компромиссному решению, принятому 13 марта Трибуналом Сены по поводу Жана Гальмо, новая дирекция Сообщества провинциальных банков подала иск.
Да, впрочем, и не только она. Огюст Раво, бывший секретарь мсье Вильгрена, торговый посредник, имевший деловые связи с Торговым домом Жана Гальмо, требует 370 000 франков. Правда, Жан Гальмо тут же подает встречный иск против него, обвиняя в незаконном присвоении 130 000 франков…
Центральное Сообщество провинциальных банков, мсье Раво — именно с этих двух исков все вот-вот и начнет рушиться.
30 марта, вернувшись из деловой поездки за границу, Жан Гальмо узнает, что в Президиум палаты направляется запрос о лишении его депутатской неприкосновенности. Приступ малярии укладывает его в постель; однако на следующий день, дрожа от лихорадки, он приходит на заседание сам. Мсье де Моро-Джаффери, докладчик, озвучивает благосклонное мнение комиссии, изучившей возможность судебного преследования Жана Гальмо. Он считает важным добавить: «Мсье Гальмо, присутствующий на этом заседании, заявил нам, что присоединяется к этому запросу и, желая эффективно защитить самого себя перед лицом правосудия, сам испрашивает у палаты снятия с него депутатской неприкосновенности из двойных соображений — во-первых, равенство всех граждан перед законом не должно иметь никаких исключений, а во-вторых, лучший способ доказать свою невиновность — это ответить на все лично». (Аплодисменты.)
Жан Гальмо несколькими словами подтвердил это. «Во Франции пока еще есть судьи», — заключил он.
Дон Кихот, все тот же Дон Кихот…
Судьи во Франции есть, что верно, то верно…
История умалчивает о том, как один депутат — социалист, прославившийся лихой удачливостью в делах, одна из самых светлых голов в Законодательном собрании, в тот же день предложил Жану Гальмо: «Согласитесь на то, чтобы вас защитили, произнесите только лишь имя ваших врагов, и я заговорю в полный голос, я разоблачу, что правительство, преследуя вас, на самом деле всего лишь выгораживает ваших противников, против которых с легкостью можно выдвинуть куда более серьезные обвинения…» Все это походило на второе издание дискуссии по «ромовому делу»…
Но Жан Гальмо верил, что в его стране существует правосудие: он отказался.
Он был Жаном Гальмо, депутатом от Гвианы, человеком, дававшим крупные средства, руководителем одной из богатейших торговых фирм Франции.
