хотя, возможно, дело было в том, что у меня длинные ноги. Слуги поспешно выдвинули нам украшенные искусственными цветами кресла, и мы опустились в них, чтобы благосклонно взирать на собравшуюся родню.
Ну, он, может, и собирался взирать на родню, а мне вот стало интересно всё-таки посмотреть, каков он из себя. Так что я аккуратно повернула голову, чтобы покров никуда не съехал, а голова мужа попала в обзор через сеточку.
Это был тот самый ушлёпок, который зарубил мою горную ба.
Свадебное вино
Флейты заныли, а бубны зарокотали, будто сама судьба смеялась надо мной их голосами. Я таращилась сквозь полог на Вачиравита и не могла пошевелить ни пальцем. Мышцы окаменели, сдавленные напряжением. Если бы не это, я бы сорвала полог и подняла тут всё на воздух одним только визгом. Как я могла?! Нет, ну как я могла?!
Внезапно мне подумалось, что сказал бы отец, если бы увидел меня сейчас. А как бы плакала мама? Ицара Суваннарат опозорила свой клан! Вместо того, чтобы отомстить врагу, она взяла и вышла за него замуж! И сидит теперь за праздничным столом, наслаждаясь прохладой талисмана, на который ушло столько махары, что мой клан мог бы шестнадцать лет в счёт неё защищать все наши подопечные поселения.
Потом мне пришла другая мысль. Если этот паскуда так легко разделался с горной хозяйкой, он ведь мог и на амардавику напасть. И тогда она бы стала защищаться. Может, она просто обездвижила его и посадила в какое-нибудь дупло? Или вовсе превратила в котелок. И это бы всё объяснило: конечно, амардавика не напала бы на случайного путника, но и не позволила бы первому встречному-поперечному угрожать её жизни. И, конечно, если он год провёл, превращённый в предмет утвари, то потом не смог сразу вернуться к человеческой жизни: нужно время, чтобы адаптироваться обратно. Да ещё его чести и поганому его достоинству нанесли величайшее оскорбление! Ари Чалита была амардавика с юмором, мало ли во что она его превратила! Вот он и бросается теперь на любую тень, пытаясь доказать себе и миру, что достоин большего.
Я неслышно перевела дыхание и велела себе не плакать. Что ещё за выходки? Небось свечусь уже, как праздничный фонарик. Я быстро оглядела свои руки. По крайней мере, махару я исправно сдерживала. Узоры полыхали пристыжённым розовым с уклоном в разгневанный красный, но для свежей жены, только что впервые увидевшей своего мужа, это было не зазорно. Тем более, что Вачиравит вполне мог впечатлить даже повидавшую холёных кавалеров дочь канана. Конечно, мои узоры отличались от Кессарин, но сквозь покров и четыре слоя одежды их свет сливался в бесформенные пятна, а руки я спрятала под стол, так что Адульядеж не увидел бы. Велев себе успокоиться, я снова принялась рассматривать Вачиравита.
Кожа у него была очень тёмная, даже темнее моей, и с уклоном в благородный сливовый, а не поджаристо-коричневый, как моя. С этой тьмой ярко контрастировали абсолютно белые волосы, едва прихваченные единственным гребнем, чтобы не лезли в лицо, и перистым облаком спускающиеся вдоль спины. Впечатление немного портили хитро сплетённые ритмичные узоры на лице и руках, которые едва посвечивали сиреневым. Вот, значит, почему на золоте так странно выглядело.
Фиолетовый спектр – признак хандры и безумия или просто тихого несчастья. Если Вачиравит даже ради собственной свадьбы не смог справиться с эмоциями и приободриться, то дела и правда плохи… Ещё большой вопрос, почему он согласился жениться на незнакомой девушке, когда сам был в таком плачевном состоянии. Уж не надеялся ли он и правда за счёт кананичны поправить своё здоровье? Надеюсь, амардавика напоследок залепила в него чем-нибудь таким, что всю жизнь будет мучиться!
Хотя я тут же сообразила, что если у него были на меня планы, то в его гамме должна быть хоть капля синевы, хоть намёк на надежду, какое-то предвкушение, а не вот эта глухая тускло-сиреневая тоска. Неужели ему постоянно так плохо? Сильный махарьят, если уж выжил, за два года оправился бы. Или дело в том, что он отчаянно ненавидит Адульядежей? Вряд ли Кессарин лично что-то ему сделала, они ведь даже не встречались… Но если так, то почему согласился на этот брак?
Мои размышления прервали снова загудевшие бубны. Хор женских голосов затянул ритмичную и сводящую с ума ритуальную песню, а на площадку, вокруг которой стояли столы, выплыла группа девушек в одинаковых костюмах – коротенькие чоли без рукавов и с глубоким вырезом, едва прикрывающие бока, шаровары, украшенные спереди полукруглой складчатой юбочкой, как перевёрнутый веер. А внутри шароваров тоже, как у меня, покрывало поддето, не иначе, уж очень пышный силуэт. Девицы сразу принялись танцевать во имя бога-прародителя и богини плодородия, и тут до меня дошло, что это нанятые танцовщицы. Ни Адульядежи, ни Саинкаеу не вышли танцевать сами!
Я осторожно повернула голову туда-сюда, пытаясь определить присутствующих. Слева от меня и под прямым углом за собственным столиком сидел Адульядеж, по его левую руку – другие прааты, прати и пратьи, все в ярких шелках и золоте, наверняка городская знать. Справа же от Вачиравита за симметричным столиком расположился молодой пранур – темнокожий, почти как сам Вачиравит, и такой же беловолосый. Вот кто светился надеждой, яркой, как пион. Должно быть, это глава клана, как его… Арунотай. Действительно похож на брата и смотрел на него с робкой, но счастливой улыбкой. Неужели правда думал, что этот брак пойдёт Вачиравиту на пользу?..
По его правую руку тоже сидели сплошь махарьяты, хотя и не такие тёмные, как братья. Должно быть, главная ветвь клана сосредоточила в себе большую часть силы. Значит, их амард им благоволит, как мне благоволила моя амардавика. Н-да, не знаю уж, что сказал бы отец, узнай он о моём предательстве, но амардавика бы посмеялась… Ещё бы и сплясала получше нанятых девок. Из махарьятов ни один не вышел танцевать. Курьёз какой-то, а не свадьба, кому скажи – не поверят! И они ещё ожидают, что у нас с Вачиравитом что-то сложится, когда сами палец о палец не ударили, чтобы ублажить небеса? Вот чудаки!
Я ещё порассматривала Арунотая и сообразила, что он, в своих безупречно белых
