Веста знала, что она симпатичная. С ней почти каждый день кто-нибудь пытался познакомиться. Даже просто на улице. Но ведь быть красивой и быть достойной любви — разные вещи. Она бы никогда не смогла подойти на улице к парню, который понравился и сказать:
— Молодой человек, не хотите слетать со мной в Египет?
Нет, это не про нее.
Совсем нет.
Кирилл смотрел на девушку своей мечты, которая вдруг появилась неизвестно откуда, тронула его за плечо, сама вздрогнула, когда он обернулся и задала невероятно дерзкий вопрос. И стояла теперь, кусая вишневые сладкие губы, стискивая тонкие пальчики, а в ореховых глазах плескался азартный страх.
И не верил.
Наверное, он все же заснул под утро крепче, чем думал. Вдохнул ее сладко-терпкий запах с подушки, и ему приснился невероятно реалистичный сон, в котором он мерз под окнами многоэтажки, робел, ругал себя, то бросался к подъезду, то прочь, вдруг засомневавшись на последнем этапе.
А потом она вышла… И стояла тут, перед ним. С ее глазами, губами, персиковой кожей и разгорающимся румянцем.
Вот-вот смутится и испугается совсем и сбежит.
Нет, нельзя этого допустить. Даже во сне.
— Очень хочу! — честно сказал он, притягивая ее к себе и забираясь под распахнутую на морозе куртку, чтобы обнять за тонкую талию, провести ладонью по стройному бедру, чуть не застонав от того, как часто и горячо забилось сердце.
Конечно, сон.
Она не вырвалась, не надавала ему пощечин — только отблеск былого гнева сверкнул в глазах, но тут же растаял, скрытый темнотой ресниц.
— У вас ведь есть загранпаспорт? — уточнила Веста на всякий случай.
Жаль, если пропадет такой красивый и смелый заход. У нее сердце сейчас просто разрывалось, пытаясь колотиться быстрее, чем дано природой.
Те секунды, что он молчал, отняли у нее несколько лет жизни и прибавили седых волос.
Но оно того стоило.
То, что она чувствовала сейчас, было не похоже ни на что иное. Такое пронзительное счастье, такая невероятная свобода, словно она сама уже летит без всяких самолетов в морозных небесах.
— Есть… — улыбнулся Кирилл.
— А какое там имя? — спросила Веста и как будто устала сдерживаться, отчаянно покраснела.
Ох, ведь так и не знала его имени!
Какой ужас! Знали бы мама с папой!
Кирилл рассмеялся, осознав то же самое. Но вместо того, чтобы задуматься, нужна ли ему девушка, которая так беспечно прыгает в постель с человеком, чьего имени даже не знает, вдруг наклонился и сделал то, чего желал больше всего на свете.
Чего она желала до одури, до головокружения.
Кирилл поцеловал Весту.
В вишневые сладкие губы, приоткрытые и замерзшие.
И она вся вспыхнула под его руками, словно ее кровь вскипела в венах.
И всхлипнула.
И что-то простонала ему в рот — впрочем, Веста была уверена, что это он простонал.
Сначала ее имя.
— Веста… — выдохнул, продолжая целовать и уже совсем неприлично тискать ее под курткой. А потом свое: — Кирилл. Меня зовут Кирилл.
— Знаешь, что, Кирилл… — угрожающе вдруг произнесла Веста, и в ее глазах снова вскипела ярость. — Знаешь, что я почувствовала тогда?! Знаешь?!
Она отшатнулась от него, всхлипнула и занесла руку для пощечины.
Кирилл зажмурился и замер, готовый к удару.
Только тихо прошептал:
— Знаю…
И почувствовал, как ложатся тонкие руки ему на плечи и как сладкие-сладкие губы вновь касаются его губ. Потому что Веста не смогла его ударить. Просто не смогла, хотя все еще чувствовала жгучую обиду где-то в глубине своего сердца.
— Прости, — сказал он, разрывая поцелуй и ловя золотые искры в ее взгляде. — Прости, я… правда не знал. Ничего не знал.
— Как ты меня нашел? — спохватилась Веста.
— Поехали со мной, расскажу! — коварно предложил Кирилл, нащупывая телефон в кармане и молясь, чтобы он не разрядился на морозе. Если придется умолять ее дать свой телефон, потом искать зарядку и унизительно принимать у нее деньги на такси — все разрушится.
Так ему казалось.
Хотя вряд ли хоть что-то могло разрушить тот мост из золотых искр, что соединял их теперь.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Веста судорожно оглянулась на окно своей кухни, вспомнив неожиданно, что у нее есть мама и папа — которые маячили сейчас за занавеской. И что она взрослый разумный человек. Временами. А сама целуется черт знает с кем в зимнем дворе. Без телефона! Без шапки!
Что у нее тут не романтическая комедия, вообще-то.
А реальная жизнь. В которой какой-то маньяк сначала ее изнасиловал, когда она ошиблась дверью, а теперь выследил и хочет куда-то увезти!
Острый страх расколол сердце напополам.
Вдруг он что-то распылил в своей квартире? Не могла же она так безропотно согласиться на все! И тот страшный трансвестит ее спас! А теперь этот маньяк вернулся, чтобы закончить свое темное дело!
Веста отпрыгнула от Кирилла так шустро, что он упал на одно колено, не удержавшись на ногах. Кровь отлила от ее щек, она смотрела на него с ужасом. И такой же холодный ужас продрал его по позвоночнику — он протянул к ней руку, но спазм перехватил горло, и вместо слов выходил только хрип.
Все-таки сон… Только не сладкая мечта, а кошмар.
Это наполнило его одновременно горечью… и надеждой. Потому что значило, что Весту он еще не нашел. Но еще — что ее внезапное отчуждение не может быть правдой, а значит — они встретятся и все будет хорошо. Он разрешит ей дать ему столько пощечин, сколько она захочет. Только была бы рядом…
— Хорошо… — сипло выдохнул он. — Не хочешь — не поедем. Не полетим. Все как скажешь. Только… не убегай, пожалуйста. Тебя очень сложно найти.
В его глазах плескалась боль, и Веста провела ладонью по лицу, будто стирая морок.
Ее тело просто не выдерживало всех эмоций, что накрывали ее волнами — от страха к ярости, от злости — к нежности. Организм шарашил все подряд гормоны из своих запасов, надеясь, что само как-нибудь устаканится. И ее бросало из стороны в сторону — то она считала свой страх глупостью, то снова принималась жалеть, что не может вызвать полицию прямо сейчас.
А родители не догадаются!
Она взглянула на окно кухни и поняла, как выглядит то, что Кирилл стоит перед ней на одном колене, а она прячет лицо в ладонях.
И вдруг… рассмеялась.
Протянула ему руку.
— Вставай, — сказала Веста. — Пойдем, я переоденусь и познакомлю тебя с мамой и папой. Должны же они знать, с кем я лечу в Египет. И у тебя есть примерно пара минут, чтобы придумать, как ты их будешь разубеждать в том, что делал мне сейчас предложение.
Кирилл, не веря во внезапное помилование, обессиленно поднялся на ноги и тут же сграбастал Весту в объятия. И сказал, сам не зная еще, шутит или нет:
— Зачем мне их разубеждать?
16. Кирилл, Веста и их нежности
В такси по дороге к Кириллу домой, он пересказал Весте все, что происходило с момента ее побега. Начиная с Васи и его сверкающего платья, заканчивая отоцинклюсами и их марсианским пейзажем.
Или нет, не ими.
Заканчивая той раскаленной иглой, что вошла ему в сердце, когда он стоял под окнами дома ее родителей, еще не зная, но уже чувствуя, что она там, рядом, буквально в пяти минутах сомнений от него.
Игла сейчас пульсировала горячо и сладко, и совсем не хотелось, чтобы она куда-то исчезла. Кажется, именно этого ему всю жизнь не хватало — постоянно чувствовать эту захватывающую дух, нежную боль в сердце.
Иногда Кирилл замолкал — только чтобы дотянуться до вишневых губ. А Веста совсем не была против. Голова у нее кружилась, в ушах звенело, а перед глазами взрывались золотые звезды. Едва ли она запомнила хоть половину сказанного.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Родители ее, хоть и явно удивились внезапному явлению Кирилла — «мам, пап, мы с ним летим в Египет, он психолог, а еще он вылечил меня от аэрофобии» — но были людьми старой формации и потому никак этого гостю не показали. Налили чаю, предложили печенья и ненавязчиво расспросили о жизни.
