Шлюпка, приведенная к месту боя, стояла под парами. Один из негров храбро нырнул в реку и привязал к ноге носорога веревку. Берег был невысокий, так что вытащить его было нетрудно. Тушу положили на траву. Андрэ хотел было сберечь и шкуру, но пантеры так обработали ее когтями и зубами, что она местами представляла собою лишь бесформенные лоскутки. Заслуживала внимания только одна голова, хотя и страшно исцарапанная. Замечателен был, во-первых, рог, достигавший семидесяти сантиметров при диаметре в двадцать пять, а во-вторых, та пробоина в черепе, которую сделала пуля "Экспресс".
Андрэ не без труда отделил своим тесаком голову от туловища, велел перенести ее на шлюпку, и сам принялся ее препарировать по всем правилам искусства. Шлюпка между тем снова пошла вверх по течению.
Два дня спустя путешественники прибыли в чудный тековый лес, который рос по обоим берегам реки.
Красивы они, действительно, эти тековые леса. Величественно поднимаются кверху, точно громадные столбы, их прямые, стройные, сероватые стволы, поддерживающие свод из темно-зеленых бархатистых листьев с белыми точками на внутренней стороне. Под деревьями в лесу сумрак полный и почва совершенно голая. Рядом с этими великанами растительного царства, не пропускающими ни воздуха, ни света, не может расти ничего. Если и попадется какое-нибудь другое дерево или растение, то это всегда их ровесник, случайно выдержавший борьбу за существование. Вообще же в тековых лесах преобладают одни теки.
Тековое дерево не боится червей — они его никогда не точат; оно не гниет ни в какой воде — ни в соленой, ни в пресной; оно нечувствительно к переходам от сырости к сухости, и наоборот; оно не изменяется ни в воде, ни в земле, ни в воздухе. Индусы и индокитайцы строят себе из него дома и пагоды, и везде и всюду его охотно используют на постройку кораблей.
В Бирмании все тековые леса считаются собственностью императора и приносят ему огромный доход. За эксплуатацией лесов следят многочисленные чиновники, но, разумеется, злоупотреблений тут всяких масса. И, несмотря на неправильную рубку, на довольно-таки хищническое истребление, тековые леса все еще огромны и густы и имеют совершенно первозданный, девственный вид, так что в них до сих пор в изобилии плодятся и множатся всевозможные дикие звери.
Шлюпка встала на якорь на выбранном Андрэ месте. Фрикэ сейчас же разглядел на берегу многочисленные следы буйволов и слонов.
— Завтра, кажется, у нас опять будет случай отличиться, — сказал он, — а пока я произведу маленькую рекогносцировочку.
— Как!.. В два часа пополудни, в самую жару! Ты с ума сошел. Ложись-ка лучше в гамак и отдыхай.
— Не могу, monsieur Андрэ, у меня зуд в ногах. Я и сам не засну, и вам спать не дам. Чу! Что это за шум? Какая возня там наверху, в листьях!
Дежурный кочегар, выпуская пары, пожелал доставить удовольствие мальчику Ясе и дал сильный свисток. По всей вероятности, звук парового свистка раздался в этих местах впервые. Спрятавшиеся от жары в листву птицы переполошились и, взлетев, подняли крик.
Фрикэ не обратил бы на это особенного внимания, если бы среди обыкновенных птичьих криков не различил чего-то похожего на мычанье, сопровождаемого громким хлопаньем крыльев, щелканьем клюва и карканьем. В то же время с вершин деревьев, стоявших у реки, тяжело слетело с дюжину птиц величиною с индюшку. Они были неуклюжие, с огромными, безобразными, ни на что не похожими клювами. Они отлетели на несколько сот метров и вновь взгромоздились на деревья.
— Я знаю этих птиц. Я их видал на острове Борнео. Зовут их… Эх, память у меня дырявая…
— Калао, ты хочешь сказать?
— Да, именно так… калао.
— Я тоже разглядел их. Это из породы так называемых птиц-носорогов. Вот бы подстрелить хоть одну птицу; это бы очень украсило нашу коллекцию.
Эти слова были порохом, брошенным на уголья. Пятки у парижанина буквально так и зажгло. Он моментально схватил ружье калибра 16 и бросился в ту сторону, куда полетели птицы.
Прошло не более двух минут, и уже загремели выстрелы — целых два, один за другим. Опытный охотник сказал бы: "Плохо дело".
Именно так и подумал Андрэ, сидя спокойно на складном стуле. Вскоре показался Фрикэ — расстроенный, весь в поту и без всякой дичи.
— Я бы мог сказать: не повезло, но я сам виноват. Я просто неловкий дурак.
— Не проще ли сказать — ветреник.
— Как так, monsieur Андрэ?
— Разумеется. Бросился со всех ног, как сумасшедший, не вычислив ни высоты деревьев, ни живучести дичи, ни дальнобойности ружья. Ну, какова, по-твоему, высота этих деревьев?
— Да… метров сорок.
— Далеко не угадал… Прибавь еще двадцать и будет, пожалуй, верно.
— Неужели вправду шестьдесят?
— Если не больше, но уж никак не меньше. Шестьдесят метров — это уже хорошее расстояние для охотничьего ружья при горизонтальном прицеле, а когда приходится стрелять почти вертикально, то ружья калибра 16 тут не хватит, к тому же эти огромные птицы очень живучи.
— Хорошо. Я возьму винтовку «Экспресс» и пойду опять.
— И что же ты сделаешь? Птица будет разнесена в клочки. Возьми лучше ружье калибра 8, его как раз будет достаточно.
— Сейчас так и сделаю — и побегу.
— Да что с тобой? Я тебя еще таким не видал. Можно подумать, что в тебя вселился бес.
— Бес охоты, monsieur Андрэ!
— Я очень рад за тебя, но нужно же хорошенько все обдумать. Мы здесь не в Босе. Во-первых, потрудись пополнить патронами свою сумку, чтобы в ней был полный запас: двадцать патронов с дробью и десять с пулями. Во-вторых, изволь взять с собой кожаный мех, сваренный кофе и несколько сухарей.
— Это для того, чтобы отойти на два километра?
— Никогда нельзя знать заранее, где остановишься в первобытном лесу.
— Я через час надеюсь быть дома.
— Я тоже надеюсь, иначе я бы тебя не отпустил. Но ведь ты же не ребенок, и, во всяком случае, ради пары калао стоит совершить прогулку. Ты увидишь странную птицу длиною в один метр двадцать сантиметров от клюва до хвоста, с черно-сизыми перьями прелестного отлива на спине и крыльях и с белым брюхом. Хвост белый, пересеченный черной полосой. На голове хохолок из тонких перышек. Все это было бы, впрочем, вполне обыденно, если бы не величина птицы и, главное, не ее чудовищная голова. Вообрази себе, что к этой голове приделан клюв в тридцать пять сантиметров длины и в десять толщины у основания; что у того вида калао, который называется носорогом, на верхней половине клюва имеется нарост, загнутый назад, как у четвероногого толстокожего носорога, и что этот нарост достигает восьми сантиметров.
