Аполлонский говорил нервно, порой сбивчиво, отрывочно, пересыпая свою речь обилием цитат, но все его слова удивительным образом нанизывались на одну забытую великую, недоступную прагматичному взгляду, идею. Он говорил о нашем беспамятстве, о современном цинизме и пошлости, о возврате к нравам средневековья, о заброшенном детстве, о духовном вакууме, о взбесившемся индивидуализме новых поборников рынка, о беззащитности простого труженика, о многом, что ломало и продолжает ломать человеческие судьбы, вопреки когда-то и кем-то обозначенному божественному предназначению человека…
Ольга слушала молча, сосредоточенно, то погружаясь в речевую стихию своего руководителя, то отвлекаясь на собственные мысли, бродившие где-то рядом…
– Я тебя не очень утомил? – опомнился вдруг Аполлонский, когда они подошли к Ольгиному дому.
Ольга благодарно улыбнулась, молча покачала головой.
– Сергей Петрович, можно задать вопрос? – спросила она осторожно.
– Разумеется.
– Почему вы меня так… опекаете?
– Как?
– Ну… выделяете среди прочих… Тратите на меня своё время…
– Ах, моё время!..
– Вот провожаете…
– Тебе это неприятно?
– Да нет же, что вы! Просто странно… Почему?
– Выделяю, потому что ты этого заслуживаешь…
– У вас есть семья? – перебила Ольга.
– Ах, вот ты о чём…
Аполлонский вздохнул, поднял лицо к небу.
– Была. Видишь ли, Оля, моя жена и моя дочь погибли… в авиакатастрофе…
У Ольги вмиг куда-то провалилось сердце.
– Давно?
– Дочери было десять лет. И сегодня ей могло быть столько, сколько тебе… И её тоже звали… Оля.
Ольга сделала шаг к своему дому, но тут же обернулась, поцеловала Аполлонского в небритую щеку, сказала тихо «спасибо» и быстро направилась к подъезду.
Аполлонский окликнул её.
– Постой, Оля! Давай поступим так… Я тебе даю неделю на раздумье. Поезжай, куда хочешь, развейся. Лучше всего – вон из города. Тебе есть куда поехать?
– Что-нибудь придумаю.
– Ничего с собой не бери. Просто отдыхай. Гуляй, глазей на природу-матушку… А?..
4
Апрель с разбега окунулся в лето. Уже с первой недели солнце пригревало не на шутку. А к концу, под Пасху, и вовсе установилась жаркая погода, какая в этих местах и в июле бывает не всегда. Земля быстро оправилась от весенней черноты – зацвела, зазеленела, заблагоухала. Потекли по стволам деревьев животворные соки. И вот уже заневестилась вишня, выставила бело-розовые бутоны яблоня, поплыл по садам сиреневый дурман.
Ольга не думала ехать на дачу. Как-то само собой получилось. Она осознала это, уже выходя из автобуса в небольшом посёлке Сенино. До дач оставалось около трёх километров. И хотя асфальт этой весной проложили до самых ворот дачного кооператива, и даже установили на дороге павильоны ожидания на остановках, автобуса почему-то пока не пустили.
Ольга с удовольствием прошлась краем леса, вдоль дороги, с наслаждением вдыхая ароматы раннего лета. Ноги несли её легко и празднично, душа предвкушала нечто особенное, а сердце трепетало, как перед экзаменом.
Бабушка, как всегда копошилась в огороде. Ольга не сразу распознала её полусогнутую фигуру в старой вязаной блузе, колдующую возле навозной кучи. Конечно, на участке уже не было прежнего количества грядок и парников. Да и какие там грядки! Старые бабушкины кости ломал артроз, поясница не сгибалась, а тут ещё – диабет… Но это в городе. А здесь, на земле, как признавалась сама бабушка, под благодатным, целительным воздействием свежего воздуха и здешней воды, которая, недавно была признана областной экологической комиссией лучшей влагой земли московской, все хвори как рукой снимало.
– Внученька! – обрадовалась бабушка. – Мне тебя сам Господь послал! Только вчера о тебе думала, как она там управляется со своей учёбой?! Ой, а косички-то где ж? Потеряла? Голова как у мальчика стала. Ну, да бог с ними, с косичками! А где же Ксюшенька?
– С мамой оставила. Я ненадолго, бабуль. Развеяться надо.
Ольга крепко прижалась к бабушке, пряно пахнущей огородом, и чуть не расплакалась.
– Ну, надо так надо… Душа, видно, мается… Отдохни.
– Я у тебя поживу пару деньков. Не прогонишь?
– Скажешь тоже! Живи хоть всё лето! Как раньше бывало…
– Всё лето не получится. К сожалению…
Разговаривая с бабушкой, Ольга невольно поглядывала на соседний участок, через дорогу.
– Да здесь он, здесь. Вчера приехал на своём раздрызганном жигулёнке. Деда привёз.
– Кто?
– Да кто ж, – усмехнулась бабушка по-доброму. – Дружок твой давешний. Аль забыла?
– А… – искусственно зевнула Ольга.
– Дед-то, слышь, совсем глухой стал. Ему: «Как здоровье?» А он: «Да на рыбалку я». Так и разговариваем, каждый о своём, – бабушка невесело рассмеялась, поправляя съехавший на затылок платок. – Дряхлеем потихоньку… И Кирилл какой-то чудной стал. Иной раз и не поздоровается. Пройдёт мимо. Сам смеётся, а глаза неподвижные. Словно стеклянные. Как у чучела. Ну, да бог с ним, может, так и надо. А я всё ворчу по-стариковски… Да ты присядь, Оленька. А я самоварчик раскочегарю… С отцом-то видаешься?
– Редко. В основном, по телефону общаемся. Он всё по командировкам…
Бабушка вздохнула скорбно, засуетилась у самовара.
– А мать-то как? Не болеет?
– Всё нормально, бабуль, – сказала Ольга и направилась к калитке.
– Куда же ты? А самовар?
– Пойду… прогуляюсь. Я ненадолго, бабуль. Ты… ставь самовар… Я скоро.
Выйдя за калитку, Ольга сразу столкнулась с Кириллом, словно он давно поджидал её. Слегка располневший, с заплывшими то ли со сна, то ли с похмелья глазами, он поначалу пялился на неё оценивающим взглядом, а потом выдал с дурным актёрским пафосом:
– Какие люди в нашем Голливуде! Ты что ль, Оль?!
– Я, Кирилл.
– Ёмоё, привет! А я в окошко тебя увидел. Думаю, что за тёлка к Тимофевне пожаловала! Бабуленцию приехала навестить? – и он снова впился в соседку вожделенным взглядом.
Ольга не только видела, но, казалось, и чувствовала, как он мысленно ощупывал всю её фигуру, задерживаясь чуть дольше на известных местах. «Шустёр! – подумала она. – За несколько секунд везде успел побывать. И глаза у него очень даже подвижные. Бабушка не права».
– Как живёшь, Кирилл?
– Да живу. Чего мне сделается. А ты?
– Нормально.
– А чего носа не кажешь?
– Некогда… То учусь, то работаю. А то и то и другое вместе.
– На кого учимся?
– На дизайнера.
– А чо? Ничо! Модняцкая профессия. Богатенькие газоны будем обихаживать?
– Не знаю…
– А это что за хренатень? – Кирилл небрежно поддел пальцем стеклянную стрекозку на Ольгиной груди.
– Осторожно! Это мой талисман – синяя стрекозка. Сделана из капелек стекла.
– А чего крыло кривое?
– Не кривое. Оно надломлено. Так задумано, – загадочно проговорила Ольга.
– Сколько же мы с тобой не виделись?
– Лет восемь, не меньше.
– Если не больше. Да неужели это ты?! Отпад! Дай-ка пощупать! А ты изменилась… не в худшую сторону! Всё при тебе…
Ольга неловко улыбнулась, машинально сделав бессмысленный жест – потянула топик книзу.
– А помнишь, какая ты была? Коленки костлявые, шея, как у цапли! А теперь…
Кирилл беззастенчиво оглядывал подругу детства, как свою собственность. Он даже протянул руку, чтобы погладить её по животу, но Ольга грациозно отстранилась.
– Не сочиняй!
– Да чего там, не сочиняй! Точно! А помнишь, как ты меня пасла?
Ольгу передёрнуло.
– Что значит, «пасла»? Я не пастух, а ты, надеюсь, не козёл.
– О-о-о! А мы кусаемся! Кому ты мозги компостируешь! – он сказал «мозги», с ударением на первый слог. – Врезалась в меня по уши и бегала повсюду, как на верёвочке! Нет, что ль?! – самодовольно вопрошал Кирилл. – Было, помню. Было и… прошло?
– Всё проходит, Кирилл, – сухо ответила Ольга.
– А то пойдём ко мне. По коньячку и… в койку, а?
– Не слишком ли резво начинаешь знакомство?
– Не понял? Ну, ты даёшь! Звиняйте, тётка, а як вас зовуть?
– Не кривляйся, Кирилл. Той девочки, которая, как ты выразился, «пасла» тебя, давно нет. Мы же все эти годы с тобой почти не виделись. Я наверняка изменилась, как и ты. Перед тобой – незнакомая…
– И привлекательная! – вставил Кирилл не без удовольствия.
– Кто бы спорил. Да, и привлекательная женщина. А ты сразу – в койку.
– Во баба вымахала! – загоготал Кирилл. – С претензией!
– Ты о чём, Кирюш?
– Да ладно. Цену набиваешь?
– А разве я чем-то торгую?
Кирилл цинично ухмыльнулся.
– Сейчас все чем-то торгуют… А тебе сам бог велел… Или у вас, у дизайнеров, это запрещено?
Желая прекратить этот никчёмный разговор, Ольга спросила:
– Ты женат?
Кирилл испуганно дёрнулся, точно его ущипнули за живое, и ответил с непонятным напором:
