– Это наша первая ссора, – сказал я.
Более бестактное замечание трудно себе представить. И я заслуженно не получил никакого ответа. Я сделал еще одну попытку.
– Это все моя… то есть ваша вина.
Амелия откинулась на спинку скамьи.
– Да-да, вы говорили совсем как мой дядюшка, – продолжал я. – Понимаете, я всегда выхожу из себя, когда он так со мной беседует.
Я повернулся к ней.
– Прошу вас, не будьте моим дядей.
Амелия раскрыла зонтик от солнца.
– Давайте же не будем ссориться, – взмолился я. – Скажите: «Простите меня за то, что была такой букой», иначе я пойду домой и совершу банзай. Ведь вам же вовсе не хочется пересудов о том, что ваш племянник отправился домой и совершил банзай, не правда ли? Все, она бука, я с ней больше не вожусь. Пойду лучше поиграю с уткой.
Тут как раз из воды вынырнула утка.
– Уходи, – огрызнулся я на нее. – Я просто так сказал. Я сейчас вообще не хочу ни с кем разговаривать. И не благодари. Уходи отсюда.
Минут десять мы сидели молча…
– Кстати, – вдруг сказала Амелия, – я не смогу пойти завтра в Британский музей.
– Почему? Вы идете с кем-то еще?
– Звучит нелепо, но я планировала идти с вами.
– Это невозможно. У меня завтра встреча. Должно быть, вы меня с кем-то спутали.
– Да, вы правы. Я хотела пойти с молодым человеком по имени… Впрочем, я не назову вам его имени. Когда-то он был мне близким другом. Очень похож на вас, только джентльмен.
– Бедняга. Я с такими знаком. Самое забавное в том, что я собирался в Британский музей с девушкой, очень похожей на вас, только не такой хорошенькой. У нее прелестный ротик, она всегда улыбается и строит рожицы. Конечно, это ее портит. В остальном… Но не буду оскорблять ее, называя истинной леди… Однако она очень мила, и мы великолепно проводили время вместе. Мы ходили в зоопарк, в Тауэр и другие милые места. Ваш приятель водил вас в зоопарк? Там чертовски весело, поверьте мне… А еще мы пили чай в «Эй-би-си». Там тоже можно поразвлечься. Ваш приятель… Ах да, он же настоящий джентльмен! Вероятно, он водил вас в «Карлтон»… А еще мы любили играть в парках. Мы, бывало, встречались там по утрам – чисто случайно, как полагала она. Но это была не совсем случайность, потому что я приходил туда каждое утро, надеясь на случайную встречу. Чтобы наверстать время, я работал по ночам. До трех, а то и до четырех утра. Конечно, я ей ничего не говорил, потому что она сказала бы, что я порчу здоровье – зрение или еще что-нибудь… А встречи с ней для меня равнялись работе – ведь она была героиней пьесы, которую я писал. Иногда мне казалось, что она героиня всех пьес и рассказов, которые я пишу. Редакторам наверняка это надоело.
Я снова уставился на воду.
– А та девушка, с которой вы собирались в Британский музей… Она… она очень милая? – немного помолчав, спросила Амелия.
– Очень.
– Вот змея.
– Что вы! Вы же ее совсем не знаете.
– Так вот, вы с ней никуда не пойдете.
– Отчего же?
– Вы сейчас же постараетесь простить ее, а для доказательства того, что вы ее простили, возьмите ее завтра с собой за город. Просто она… она немного устала от Лондона.
– А чем она докажет, что простила меня?
– Тем, что будет завтра с вами очень мила. Знаете, она может быть очень милой, если захочет.
– Знаю ли я? Еще как знаю!
– Ждите ее на вокзале Виктория завтра в половине десятого. Вокзал Виктория вас устроит?
– Это мой самый любимый вокзал.
– Хорошо. Будьте с ней веселы и обходительны, и нам больше не придется быть серьезными. Думаю, я доберусь до дома сама. А вы оставайтесь здесь. До свидания, дорогой!
Глава XXII
Утро
Все последующие события не имеют права на место в этой книге, так как мы находились за пределами Лондона. Это своеобразная интермедия за городом. Но своим включением (как говорят о запасном игроке в матче по регби между Оксфордским и Кембриджским университетами) в наше повествование она обязана той огромной роли, которую она сыграла для двух людей на земле.
В девять двадцать пять я стоял на вокзале Виктория. В девять тридцать пять появилась Амелия. В девять сорок… Впрочем, мы не хотели бы давать никаких намеков на местность, выбранную для интермедии. Будь вам известно время отправления поезда, вы бы ринулись толпами и вконец истоптали бы прелестный уголок. Так что в девять с чем-то мы сели в пустой вагон.
– Увы, нас не провожают, – сказала Амелия, в то время как поезд двинулся, сопровождаемый всхлипываниями и взмахами платочков.
– В прошлый раз на станции Клапем вошла женщина. Ее провожала дочь и сказала на прощание: «Напиши, как только доберешься до Лондона, чтобы мы знали, что все в порядке».
– Никогда не была в Клапеме. И что, она написала?
– Увы! На этом захватывающем эпизоде история обрывается. Конечно, так как вы никогда не были в Клапеме… Гм, я хотел сказать, что вы потрясающе выглядите. Простите, если это нескромно с моей стороны.
– Я не ожидала, что вы придете вовремя.
– Видели бы вы мой завтрак. Просто у моей экономки всегда пятница. Ничего, дотерплю до обеда.
– Может, перекусим в каком-нибудь трактире? Это так весело!
Мы сошли на провинциальной станции, примерно в миле от нашей деревни. В «Бакалее и галантерее» мы купили шоколадных конфет.
День стоял жаркий и безоблачный.
Погоду следовало бы описывать подробнее, но мне кажется, этих двух слов достаточно. Жаркий, безоблачный день, аромат цветов, жужжание пчел, я кончиком сигареты указываю Амелии на местные достопримечательности, а она отвечает «Ну надо же!»… Рот у нее набит шоколадом.
Такая самодеятельная экскурсия – ужасная пытка. Гостеприимный хозяин знает, что до смерти надоел своему гостю, однако не ведает жалости. «После завтрака я покажу вам окрестности, – говорит он. – Вот здесь живет сэр Томас, ну, тот самый, продавец мыла. Вот эта дорога была в частной собственности, мы подняли скандал, и тогда сэр Томас… А вот это здание – как вы думаете, что это? Больница? Не-ет. Все говорят, что больница. А вот я вам сейчас скажу – это…» И так далее, и тому подобное – до тошноты.
– Вот здесь я в детстве ловил бабочек, – сказал я.
– Не может быть! – отозвалась Амелия.
– А вон там мы покупали конфеты с шоколадной начинкой – две штуки за пенни, при условии, что в каждой пятой был трехпенсовик. Нам никогда не доставалась пятая конфета. Ученые математики так и не нашли этому объяснений.
– Подлый мошенник!
– Ваша правда. А видите тот красивый дом? Человек, который раньше в нем жил, стал уличным разносчиком, торгует спичками, – добавил я шепотом.
– Какой ужас! Восковыми? Или деревянными, с красными головками?
Мы миновали деревню, поднялись на холм и устроились в тени сосен. Оттуда, с высоты, открылся вид на церквушку, гостиницу, дом священника и немногочисленные магазины. Деревня стояла в долине в окружении покрытых лесом холмов.
– В Лондоне неплохо, – наконец нарушила тишину Амелия. – Но здесь намного лучше.
– Да, однако же, находясь в Лондоне, не стоит об этом думать. Когда я выйду на пенсию, то приеду жить сюда.
– И каждое воскресенье будете ходить в церковь.
– Да. Представьте: я поднимаюсь по склону холма после службы, беседую с викарием – обещаю спеть на его следующем благотворительном концерте по сбору средств на сетки для крикета. Хвалю его проповедь, особенно голос – такой мягкий и ненавязчивый. Потом поднимаюсь сюда, нагуливаю аппетит к обеду. Встречаю кузнеца, поздравляю его с отличной подачей в крикетном матче… А потом – домой. Думаю, вон там мой дом.
– Слишком велик для вас.
– Правда? Странно.
Внизу, в деревне, из своего дома вышел викарий и направился к дороге.
– Смотрите, вот он! – воскликнула Амелия. – А вот и вы! Но вы отрастили бороду!
– Это первое, что я сделаю, обосновавшись за городом.
– Он рассказывает вам про концерт.
– Да-да.
– Но не просит петь.
– Не может быть!
– Вы его не так поняли. Он говорит: «Не пойте, пожалуйста, а то сетки им позарез нужны».
К двум джентльменам присоединилась какая-то дама.
– Я так и знала, – помрачнела Амелия. – Вы женаты.
– Отчего же нет?
– И вы притащили ее сюда. Бедняжка! В городе она каждое воскресенье играла в бридж, каждый вечер танцевала на балах, а теперь тоскует и убивается здесь, в этой скучной дыре.
– Отнюдь, – возразил я. – Раз в месяц мы выбираемся в город. В театр. У нас два места на балконе Театра Его Величества. К тому же мы регулярно ходим на балы, которые устраиваются в местных школах. Да, и я обучаю ее игре в безик.
– Бедняжка, бедняжка!
Пожилая дама пожала руку бородатому проходимцу и вошла в магазин.
– Она мне не жена, – сказал я. – Это знакомая викария, она активно участвует в делах церкви. Она сшила последнюю партию подушечек для сидений. Мне, как церковному старосте, необходимо быть с ней вежливым. Уже время обеда. Не составите ли мне компанию?
