без вмешательства технологий. Чистое скрещивание видов.
В каком-то смысле, они больше химеры, чем я.
Да, мало кто мечтал быть таким уродливым созданием, но тем не менее. Та дрянь, которую священник вливал им в рот, вызывала те самые мутации. И делало людей послушными, только вот кому?
Обо всем этом я размышлял, глядя, как Черный в моем теле носится по лагерю, уничтожая ублюдков. Он делал это быстро, действовал осторожно, учитывая их возможности. Пару раз даже чуть было не попался в сети, но пронесло.
Все-таки окатывать себя пламенем – дорогостоящее занятие. Я даже не был уверен, что смогу провернуть этот фокус, но Черный уверил, что справится.
- И выйдет он из чрева Матери, - голосил тем временем пророк со своего помоста. – И засияет он священным огнем. Кровь его – пламя. Длань его – воля Матери.
Черный решил оставить старикашку на последок. На десерт. А пока что он вволю резвился среди обезумевших фанатиков, к которым на помощь поспешили и Иные. И если первых Черный убивал с одного удара, то со вторыми приходилось повозиться.
Впрочем, большинство Иных оказались простыми Псами, но если вдруг толпой навалятся, то будет тяжело. Впрочем, Черный двигался очень хорошо. С яростью, прямолинейно, без какой-либо техничности, будто какой-то дикий зверь. Но он был стремителен и беспощаден.
Не давая загнать себя в ловушку, не подставляясь под тяжелые удары и сети, Черный крушил череп, хватал врагов и рвал их на части, словно те были тряпичными куклами. Некоторым он просто отрывал конечности и швырялся тушами в толпу.
В общем, сеял хаос и веселился. Все было бы гораздо проще, не экономь мы эфир. Так что пришлось обходиться без огненных клинков и фаерболов. Эфироболов.
- Он подожжет свою кровь и двинет сквозь земли кромешной тьмы. Священным факелом станет его лик и поведет он нас за собой, разгоняя мрак. Во славу Матери и милости, ею даруемой.
А проповедник все не затыкался. Так и стоял, воздев к небу свои почерневшие конечности, и горланил, задрав голову. Я заметил, что грудь и горло у него тоже облезли, а на шее вздуваются огромные гнойные наросты, которые до этого скрывали одежды и борода.
В какой-то момент, фанатики то ли поняли, что им просто так не справиться с обезумевшей химерой, то ли просто испугались. Хотя в последнем я сомневаюсь. Но тем не менее они перестали бездумно переть вперед, а наоборот, рассыпались по лагерю, перезаряжая оружие и готовя новые сети.
Только Псы по-прежнему носились вокруг, подгадывая подходящий для атаки момент. Парочку удалось поймать. Первой Черный просто оторвал голову, вторую схватил за заднюю лапу и со всей химерической дури размахнулся и впечатал тварь в землю. Сомнений не было, встать после такого она уже не сможет.
Не желая бегать по всему лагерю, играя с этими полоумными в догонялки, Черный медленно и с предвкушением двинулся к старику.
- Мать говорит моими устами, она смотрит моими глазами. И чудо свершилось, пророчество сбывается. Мессия! Мессия снизошел на грешную землю, дабы нести свет заблудшим душам. Преклонитесь пред сыном ее! Ибо он станет спасителем человечества.
Последние слова он уже не кричал, а сплевывал вместе с кровью. Черный вплотную смотрел в глаза старика, пока его рука разрывала грудь проповедника, добираясь до позвоночника. Уверен, не будь этот Прозревший уже безумным, то от такой встречи точно бы сошел с ума.
Глядеть прямо в лицо непобедимой твари, глазницы которой пылают алым, это то еще зрелище. Даже мне иногда жутко смотреть на свою боевую ипостась.
Старик умирал медленно, будто бы сломанный позвоночник и вывалившиеся внутренности были такой себе причиной для кончины. А от безумной радости в глазах у меня аж внутри все сжалось, хоть я и не особо чувствую свое тело.
Да, в плане кто кого может испугать до чертиков, противник попался достойный. С радостной харей он и подох, осев на помост.
Черный же обернулся и замер в нерешительности. Фанатики, кто где стоял, там и бухнулись на колени, побросав оружие. Они тянули руки ко мне и что-то гудели. Среди голосов я разобрал одно и то же, повторяющееся слово.
- Мессия…
Жуть… Сраная жуть, честное слово. Химер, стоящих на коленях, мне было мало. Теперь еще и биомодов за компанию. Хотя какие это биомоды, уроды обыкновенные.
- Да! – взревел Черный. – Молитесь мне, отбросы. Я – ваш бог! Ваш пророк. На колени, твари. Кланяйтесь великолепному Черному. Черный всех спасет. Черный - герой.
- Которого мы все заслужили, - поддакнул Восьмерка.
А они, тем временем, действительно начали кланяться. А Черного понесло. Он с диким хохотом носился по лагерю и отрывал головы фанатикам, а те даже не шевелились, когда рядом умирал очередной их товарищ.
Это уже было слишком жутко. Ладно какой-то там проповедник им мозги прочистил, но это… Нет, этот акт самопожертвования, это уже за гранью безумия.
Я «отвернулся», отключившись от происходящего. Даже хорошо, что не приходится самому это делать. Одно дело сражаться за свою шкуру или вырезать ублюдков. И другое дело устраивать вот такую вот резню. Сраные сектанты, совсем ополоумели.
Но и оставлять их в живых не было никакого желания. Слишком опасны и слишком близко они подобрались к нашему лагерю. Иные, кстати говоря, плевать хотели на слова старика, но десяток оставшихся Псов уже не проблема. Да и не особо они стремились атаковать.
Даже у этих непонятных тварей инстинкт самосохранения присутствует. Что же это творится-то?
Хард, кстати, тоже подключился к бою, после того, как Черный вырубил фанатиков на генераторах. Все-таки, если тебя не бьют током, то цепи и распутать можно.
- Все, - раздался голос Черного. – Кончились игрушки. Хреновые одноразовые игрушки. И ни у одного бабочек не было. Подделки штампованные.
С каждым словом я чувствовал, как сознание возвращается. Сначала пришли ощущения, я смог пошевелить пальцами, а затем и полностью руками. Потом вернулось зрение, слух и остальные органы чувств.
Следом навалилась усталость, вернулась боль и привела с собой паршивое настроение. И только в конце на меня навалился тошнотворный запах. Я тут же притупил обоняние, насколько смог, но было уже поздно.
Кровавые тела в такой резне, это всегда запах меди, мочи и дерьма, потому что многие обсираются уже после смерти. Но не в этот раз. В воздухе висел густой смрад гниения, будто эти ублюдки разлагались уже не один день.
Вонь была вязкой, липла к коже, застревала в носу, смешивалась
