— Да? Интересно… — пробормотала я озабоченно.
— Ничего интересного в этом нет! — затрясла все та же тетка одутловатыми лоснящимися щеками. — Ужасно, милочка, а не интересно!!! Уж поверьте мне!!!
Мне захотелось ее разуверить. Объяснить, что мое «интересно» не имеет никакого отношения к нездоровому любопытству, а означает лишь недоумение, поскольку минуты три назад ничто не предвещало несчастья. Люди деловито сновали по платформе, а она в этой части подъездных путей была единственной. Никто из тех, кого я наблюдала, стоя наверху, совершенно не собирался прыгать на рельсы. Кому же приспичило?..
— Скажите, а кто под поезд попал: мужчина или женщина? — вдруг спросила я и тут же почувствовала, как начала пульсировать кровь в висках.
— Ну, знаете! — снова принялась возмущаться полнотелая дама, не обратившая внимания на мой испуг. — Это просто верх цинизма!
— Да я не об этом! — попыталась я ее вразумить, но мои реплики утонули в ее шумном негодовании.
— Вот молодежь! Сплошь и рядом циники! Ну, а уж если для вас имеет принципиальное значение, то на рельсы упал мужчина…
Объяснять ей, что мне уже через месяц тридцать пять, я не стала. Да у меня и сил на это не осталось. Ноги вдруг ослабели, а во рту сделалось сухо. Кровь, до этой минуты молотившая мне голову, мгновенно отхлынула, обдав огненной волной сердце. Господи, еще минута, и я точно умру от неимоверного напряжения, дикого страха и почти физической боли. Кто бы мог подумать, что простой инстинктивный импульс, называемый предчувствием, способен творить с человеком подобное.
— Отойдите же! — вдруг заорала на меня тетка в шляпке из искусственной соломки. — Разве вы не видите?!
Пока я вслушивалась в себя, в толпе, преграждающей выход на платформу, произошли видимые глазу изменения. Целостность ее нарушилась едва заметным колыханием, потом она слегка поредела, и даже обозначилось какое-то подобие коридора. Да, так все именно и происходило. Народ сначала зашевелился, вполголоса обсуждая происшествие. Потом стал жаться к железным поручням перехода, ведущего к выходу на платформу. И вдруг разом обозначился коридор, в конце которого замаячила фигура в белом.
— Да не стой же ты столбом!!!
Кто-то зашипел на меня, ухватил за плечо и притиснул с силой к себе. Кто это был, я не знаю. Может быть, все та же тетка, а может быть, кто-то еще. Значения это не имело. Широко распахнув глаза, я смотрела на гигантского вида санитаров, которые почти бегом волокли носилки, накрытые окровавленной простыней.
— Смотрите, он жив!!! — волнообразно пронеслось по толпе. — Даже глаза открыты!!!
«Конечно, жив! — хотелось мне заорать во все горло. — Если бы не был жив, то его бы не несли сейчас, а дожидались появления бригады оперативников. Только бы… Только бы это был не он!!! Господи, сделай так, чтобы это был не он!!! Пускай я опоздала на встречу, пускай не успела вручить ему его злополучную бандероль! Пусть он даже наорет на меня и обзовет необязательной, безответственной, которой…»
Додумать я не успела, потому что мой обезумевший взгляд остановился на левом запястье мужчины, которого почти бегом несли два дюжих санитара. Старенькие «командирские», с которыми Володька Волков не расставался еще со службы в армии, были залиты кровью. И само запястье, безвольно свисающее сейчас с носилок и покачивающееся в такт чужим шагам, тоже было залито кровью. И это было его — Володькино — запястье. И часы тоже были его. Только вот лицо не было его. Это я поняла сразу, как носилки поравнялись со мной. Это лицо, искаженное болью и множественными ранами, не могло принадлежать Володьке. Человеку, которого я обожала и которого так ненавидел Аракелян.
Почему я в тот момент сразу подумала о Сергее?! Что натолкнуло меня на эту мысль?! Что послужило толчком?! Боль, которая просто сочилась из широко распахнутых глаз Володьки? Или сам вид его, прежде крепкого и здорового, а теперь истерзанного, изломанного, не видящего и не понимающего ничего вокруг.
— Володя!!! — взвизгнул кто-то остро и тонко.
Господи, неужели это я так пронзительно завизжала? Наверное! Потому что санитары внезапно остановились и уставились на меня. И не только они. Все взгляды разом скрестились на мне, как сотня острых игл, жалящих в самое сердце.
— Володя!!! — продолжала я визжать, не делая попытки сдвинуться с места.
— Эй, уважаемая, вы его знаете? — оборвал мой истерический вопль тот санитар, что замыкал шествие.
— Да, да, да!!! — замотала я головой.
— Тогда пройдемте. Времени мало…
Они снова двинулись вперед, уверенные в том, что я последую за ними.
«Времени мало… — едва не заскулила я, семеня следом за носилками. — Что он имел в виду?!»
Времени действительно оказалось мало. Его не хватило вообще ни на что. Ни на то, чтобы спасти ускользающую Володькину жизнь. Ни на то, чтобы успеть хоть что-то сказать ему. Ни на то, чтобы спросить его о том, как он мог позволить сотворить с собой подобное. Она, эта самая жизнь, просто вырывалась из него наружу вместе с его беспомощными всхлипами, надувалась кровавой пеной на затихающих Володькиных губах и все никак не хотела повременить и дать ему хотя бы еще один шанс…
— Он умер, девушка. — На плечо мне опустилась чья-то ладонь. — Кто он вам?
— Что?! — Я все еще держала Володю за руку и не могла поверить в то, что мне только что сказали.
— Он ваш родственник?
— Володя? Он муж моей подруги. Она должна была с ним встретиться сегодня, но не успевала, знаете, в налоговой там…
И тут по обреченному вздоху санитара, по тому, с какой жалостью он смотрел на меня, я наконец осознала, что любое объяснение сейчас бесполезно. Оно уже не имеет никакого значения и не сможет никому помочь, а тем более Володьке, на лицо которого уже успели накинуть край простыни.
— Да, вы правы, наверное, — с трудом выдавила я из себя и, дождавшись понимающего кивка, позволила поднять себя с коленей. — Надо ей звонить?
— Разумеется. — Огромный парень, успевший повидать за свою жизнь наверняка не одну трагедию, усадил меня на кушетку подальше от того места, где покоился на носилках Володя. — У вас есть с собой телефон? А то можете воспользоваться телефоном дежурного. И… и вымыть руки вам надо.
Мои ладони, в которых я сжимала холодеющие пальцы Волкова, действительно были сильно перепачканы кровью. Санитар снова помог мне подняться, повел куда-то длинным коридором. Коридор был узеньким, облицованным светло-голубой плиткой. Потом он внезапно закончился крохотным помещением, в котором размещались умывальники.
— Вот полотенце. — Парень протянул мне бумажное полотенце, дождался, пока я вымою руки и вытру их, взял меня за плечи и снова повел куда-то.
— Куда мы идем? — все же нашла в себе силы я спросить.
— Там в дежурке идет опрос очевидцев. Наверное, вам нужно будет ответить на пару вопросов, прежде чем вы позвоните его семье.
Господи! Семье!!! Как?.. Как я позвоню ей?! Как скажу о том, что случилось?!
— Я не смогу, — затрясла я головой. — Наталья… Она не переживет… Это же ужасно! Нет! Я не смогу!
Я на самом деле не стала ей звонить. Эти полномочия взвалили на себя работники правоохранительных органов. После недолгого совещания со мной они решили, что так будет лучше. А до того момента они со мной говорили. Говорили обстоятельно и, я бы даже сказала, с пристрастием. Кто, зачем, почему и откуда…
— Как думаете, у него были враги? — спросил как бы между прочим один из дознавателей.
— Враги?! У Володи?! Нет, что вы! Он же… был таким… таким хорошим! — Тут, снова не к месту вспомнив Аракеляна, я расплакалась. — Почему вы спросили?! Это же был несчастный случай! Почему вы спросили?!
Ребята в штатском переглянулись между собой, и теперь уже второй из них в тактичной форме пояснил мне:
— По словам очевидцев, случившееся не относится к разряду несчастных случаев. Будем, конечно, разбираться, но все указывает на то, что погибшего столкнули на рельсы в момент прибытия скорого поезда. Так что…
— Вы хотите сказать, что Володю убили??? — Мой голос, не в силах справиться с силой потрясения, сорвался на какой-то нечеловеческий сип. — Но кто???
— Будем разбираться, — пообещал мне с сочувственной улыбкой дознаватель и, прощаясь, посоветовал принять успокоительное. — А за семью не переживайте. Семье мы сообщим. Координатами вы нас снабдили…
Я совершенно не помню, как мне удалось добраться до стоянки и разыскать свою машину. С трудом припоминаю, как ехала потом, пробираясь по запруженным автомобилями улицам. Доехав до дома, поднялась к себе на этаж. Очень долго открывала дверь, не в силах попасть ключом в замочную скважину из-за судорожно сведенных пальцев. Попытки, наверное, с восьмой все же зашла к себе в квартиру. Закрылась изнутри и тут же упала на пол. Впервые за свою жизнь я в полной мере осознала, что такое лишиться сил. Никогда прежде со мной такого не случалось. Даже потерю родителей я пережила более стойко. Почему же теперь?! Почему гибель Володи сшибла меня с ног и лишила воли?!
