— Ну да…
— А кем?
— Ну, как вам сказать… Я один из соучредителей…
— А-а-а… Начальник, значит. Тогда скажите мне, положа руку на сердце, вы сами свято ли чтите Трудовой кодекс? Могу точно сказать — ни фига вы его не чтите. Так что и меня не учите жить…
— Надежда, вы простите меня… А может, я вам помочь чем смогу? А то действительно сволочью себя распоследней чувствую… Слушайте, а давайте я сам схожу к вашему начальнику, а? Объясню ему все… Или хотите, я вас на работу возьму?
— Нет уж, спасибо. И вообще, шли бы вы своей дорогой. Подальше от меня. А то я вас как увижу — сразу беда какая-нибудь случается. Две беды уже случилось, теперь, значит, и третья не за горами?
— Ну, давайте хоть до дома отвезу, вон моя машина стоит… Вы успокоитесь, по дороге что-нибудь придумаем…
— Нет! Ничего мне от вас не надо! И придумывать ничего такого не надо! Отстаньте от меня! Пожалуйста! Бедоносец вы несчастный! Вы мне одно только горе приносите! — слезно-сердито закричала Надежда, привлекая внимание прохожих.
— Но, Надежда…
— Отстаньте! Или я милицию сейчас позову!
Она тут же начала лихорадочно озираться по сторонам, будто и впрямь под каждым газонным кустом на этой улице было спрятано по милиционеру, и все они дружной толпой должны были выскочить на ее зов, да только задерживались почему-то. Александр тоже спрятанных милиционеров дожидаться не стал — попятился от нее испуганно, потом торопливо пересек улицу и плюхнулся на сиденье голубенькой «Ауди». Смотрите-ка, нежный какой и пугливый — проводила она его в спину злым взглядом. Как ключом по ее замочной скважине царапать да голову под скалку подставлять, так тут мы смелые…
Она сердито повернулась к окошку киоска, купила, наконец, пачку «Парламента» и побрела в небольшой скверик неподалеку. Попросив у случайного мужчины-прохожего огоньку, с трудом попала концом сигареты в мятущееся пламя, затянулась сразу несколько раз подряд, как заправская курильщица. Уселась на скамейку нога на ногу, засмолила от первой выкуренной сигареты следующую, потом дело дошло и до третьей, и до четвертой… Потом ее затошнило, конечно, и голову повело в сторону так сильно, что пришлось ухватиться за скамейку обеими руками и потаращиться испуганно прямо пред собой, фокусируя взгляд на вершине одинокой чахло-голубой елочки. Однако слезная пелена из глаз ушла, а вместе с ней ушло и нервное напряжение, и пришли мысли грустно-рассудительные, и заскребли по душе острыми кошачьими коготками. Чего она на этого парня взъелась? Тоже, нашла козла отпущения… Как будто Витя другого повода не нашел бы, чтобы от нее уйти! И начальница ее все равно рано или поздно за дверь бы выставила… Вот ведь как мир странно устроен — обязательно нам виноватый требуется! Есть виноватый — и уже словно полегче жизненные невзгоды переносятся… Вздохнув, она поднялась со скамейки, уныло побрела по улице. Увидев себя, по-старушечьи согбенную, в зеркальной витрине большого супермаркета, перепугалась, встрепенулась привычно — а ну, Надежда, срочно поднимаем подбородок вверх, плечи назад оттягиваем, живот и ягодицы в себя, ногу заносим от бедра…
Нет, сегодня явно был не ее день. Вот бывают такие дни — всякие беды так и сыплются тебе на голову! Подвела ее нога, которая начала гордо заноситься от бедра. Неудачно как-то занеслась, поторопилась, наверное. Потому что вторая нога быстрой перемены в походке не прочувствовала, подвернулась на шпильке и резко вдруг опустилась на пятку — очень смешно со стороны получилось, наверное. Да еще и сломанный каблук проходящей мимо дамочке под ноги прилетел, и она уставилась на Надежду сочувственно — сама, наверное, бывала в таких ситуациях. Надежда улыбнулась ей благодарно и беспечно махнула рукой — проходите, мол, гражданочка, ничего страшного. Подняла каблук с асфальта, отхромала потихоньку в сторонку, начала рассматривать его со всех сторон. Хотя чего его рассматривать — каблук, он и есть каблук. Туфли жалко. Дорогие, английские. Сейчас такие не скоро себе позволить придется. Пока работу новую не найдет…
Однако надо было как-то добираться до дому, и она оглянулась беспомощно и призывно, соображая, куда бы хромать поближе, чтоб поймать такси побыстрее. Можно было, конечно, оторвать второй каблук и зашагать гордо и весело по улице, как озорная девушка из виденной когда-то рекламы. Там девушка так же вот каблук подломила, а потом то ли жвачку пожевала, то ли водички попила и встрепенулась сразу, и второй каблук быстренько оторвала, и пошла дальше еще веселее прежнего. И мужчина из придорожного кафе с красивой чашкой кофе в руках восторженно смотрел ей вслед. Вот и Надежда тоже, следуя ее примеру, попыталась этот прием воспроизвести. Сняла туфель, рванула целый каблук что есть мочи… Да только не тут то было. Каблук сидел на своем месте, как влитой. Нет, не получится у нее так же красиво выйти из положения. К тому же болела подвернутая лодыжка. Не катастрофически, конечно, но идти и держать ее на весу, подстраивая под высоту целого и невредимого каблука, будет трудновато. А что делать — придется.
Медленными осторожными шагами она пересекла газон, встала на узенький бордюрчик, отделяющий проезжую часть от пешеходной зоны, и даже проголосовать не успела — тут же нарисовалась перед ней, будто из-под земли выросла, голубенькая «Ауди». И очень даже удачно нарисовалась — дверь прямо пред ней распахнулась гостеприимно. Осталось только развернуться и упасть на переднее сиденье, что Надежда с облегчением и сделала. Бывают в жизни ситуации, когда не приходится рассуждать, кто именно приходит к тебе на помощь — пусть это будет хоть пришелец, хоть бедоносец, пусть хоть черт рогатый…
— Что, опять за мной следили, да? — насмешливо повернула она к «пришельцу» голову. — Ждали, когда у меня каблук сломается?
В голосе ее не было уже прежней сердитости. Наоборот, промелькнула даже нотка некоторой кокетливой благодарности — надо же, не уехал…
— Нет. Я не следил. Говорю же — мать у меня здесь недалеко работает. Я к ней заскочил на минутку, потом смотрю, вы к дороге хромаете… Вас куда везти, Надежда?
— Домой, куда… Адрес помните, я надеюсь?
— А что у вас случилось? Каблук оторвался, да? Так давайте это дело поправим быстренько…
— Как? Вы что, мастер по ремонту женской обуви? Как вы его, это дело, поправлять собрались? Да еще и быстренько? Тут и хорошему специалисту работы невпроворот…
— Нет, сам я, конечно, не умею этого делать. А вот мой приятель…
— А что ваш приятель? Он сапожник, что ли?
— Нет. Просто у него своя обувная мастерская. По-моему, элитная даже какая-то. И мастера там хорошие. Это недалеко, через три квартала всего…
— Хм… Элитная мастерская по ремонту обуви… Звучит-то даже абсурдно! Зачем это, скажите на милость, элите обувь свою ремонтировать? Она и новую хорошо купит, а старую выбросит…
— Ну, не в этом смысле, что элитная для элиты, а в смысле качества. Для среднего класса, наверное. Мой приятель считает, что если человек очень потратился на дорогие ботинки, то обязательно придет их подремонтировать через какое-то время, чтобы выносить на всю сумму потраченного. Чтоб дешевые не покупать, а через сезон снова купить дорогие. По-моему, он и впрямь насчет заказов не бедствует.
— Ну да. Наверное. — Задумчиво протянула Надежда. — Мне вот эти туфли, например, тоже до смерти жалко выбрасывать. Когда еще такие купить удастся…
— Так что, едем?
— Ладно, поехали. С паршивой овцы, как говорится, хоть шерсти клок.
— Это я паршивая овца, да? — то ли виновато, то ли насмешливо переспросил Александр, коротко улыбнувшись.
— Нет, это пословица такая. Должна ж мне от вас и польза какая-то быть, не все одни убытки. А что, ваш приятель прямо при мне мои туфли сделает?
— Ну, не сам, конечно… Но команду на срочность даст, я полагаю. Мы его об этом очень попросим… И вообще… Я все-таки очень виноватым себя чувствую перед вами, Надежда. И шерсти клок мое чувство вины утолить никак не сможет. Может, позволите все-таки с работой вам помочь? Вы у нас кто по специальности?
— Да ладно… — махнула рукой Надежда. — Вы и не виноваты ни в чем, просто так уж получилось, что под руку вовремя подвернулись, последним толчком стали. А неприятности мои и без вашего участия давно сами по себе зрели. Так что пусть ваше чувство вины на этом успокоится. Обойдемся маленьким клоком шерсти в виде хорошо приделанного на место каблука…
Он взглянул на нее очень внимательно и ничего не ответил. Отвернулся, замолчал и сразу будто отодвинулся, отгородился невидимой стенкой. Странный, странный парень — снова подумалось Надежде. Точно не от мира сего. Замолчал так откровенно, будто ее и в машине нет. Будто забыл про нее легко и сразу. Обидно даже. А может, это она его так сильно по голове шарахнула, что такие вот провалы сознания появились? Сейчас, еще доброго, повернется к ней и скажет — что это вы тут в машине моей делаете, дамочка? Вдруг подумалось ей некстати, что каких-то три года назад и она была такой же вот — не от мира сего. Так же свободно могла задуматься среди развернутого диалога, так же могла позволить себе не отслеживать нужное выражение лица… Да чего там лица — даже свою склонную к полноте фигуру она не отслеживала, ничуть об этом не беспокоясь. Ну, упитанна была, и что? Упитанность эта нисколько не помешала ей тогда проездить все пять институтских лет на велосипеде в смешном тинейджерском прикиде, с повязанной на голове черной с черепом бандане, с рюкзачком за спиной, с пофигическим и радужным настроем ко всему вокруг происходящему… Да если б не надо было проклятое гнездо вить, она бы до сих пор гоняла на велике в свое удовольствие! А так никуда не денешься — под Витю себя пришлось перекраивать. А что делать? Им, приличным мужьям, с которыми приличные женщины семьи строят, велосипедистки с черными банданами на головах вовсе не нужны…
