Дети понравились Ляле Галиевне: "Я распоряжусь, чтобы на летние каникулы вы полетели в Алма-Ату на самолете" - посулила она им. От такого предложения у ребят дух захватило, никто никогда еще не летал на самолете.
Каждый год в летние каникулы дети разъезжались по домам. В течение трех с половиной суток они тряслись в плацкартном вагоне. В конце июня страшная жара, двое суток едешь по бескрайним казахстанским степям, ребята мочили простыни и обматывались ими. Конечно, компанией ехать не так тяжело, хотя бы весело. За трое суток весь поезд узнавал, что едет группа балетных мальчиков и девочек. Дети всем очень нравились, их угощали разной снедью.
Из интерната учащимся на три дня выдавали в дорогу сухой паек: два большущих мешка - один с черным хлебом, другой с белым, яйца, конфеты и печенье. На человека получалось по три батона белого хлеба и по две буханки черного. В духоте есть совсем не хотелось, хлеб быстро черствел. На разъездах в казахской степи ребята отдавали хлеб жителям, угощали детей сладостями. Было страшно смотреть, как женщины дрались из-за хлеба, а детки бежали за поездом, клянча конфеты.
Однажды в Гурьеве сел на поезд молодой моряк, он ехал в отпуск домой. Познакомился с ребятами. Встал, достал огромную коробку, открыл. Коробка была полна черной паюсной икрой. "Угощайтесь, пожалуйста. Ешьте, сколько хотите. Сорок килограммов, не стесняйтесь!" - сказал он, скривя губы в квадратную, добродушную улыбку. Дети налетели на икру, но в жару икра перестает быть деликатесом, превращаясь в склизкую замазку. Ребята съели из коробки тонюсенький слой.
Но летом 61-го, как и было обещано железной леди Казахстана, ребята летели самолетом впервые в жизни. Полет длился шесть часов на самолете ИЛ-18. В те времена сервис был гораздо лучше, чем в последние годы Советской власти. Пассажиров угощали вином и зернистой икрой, подавали горячий ужин. Все было очень вкусно. Но несчастная Наташа насладиться этим не могла, ее укачало, беспрестанно тошнило, долетела до Алма-Аты еле живая: "Нет, лучше трястись трое суток в плацкартном вагоне!".
Как жизнь восхитительна непредсказуема! Думала ли Наталья, что через пятнадцать лет она еще раз столкнется с Лялей Галиевной, которая будет председателем Госкино Казахстана. Тогда Наташа снималась в картине "Вкус хлеба" - киноэпопея из четырех фильмов о поднятии целины. По сюжету комсомолка Камшат Саттаева, которую играла Наталья, выходит замуж за секретаря обкома партии, его играл Валерий Рыжаков. Казахская девушка выходит замуж за русского - это была одна из причин, по которой сценарий долго не принимали. В степь на съемки приехала Ляля Галиевна, пригласила Наташу к себе в машину: "Ты понимаешь, нам не хотелось, чтобы казашка выходила замуж за русского. И так было много разговоров, что поднятие целины способствовало ассимиляции наций. Но, когда утвердили на эту роль тебя, мы успокоились. Я знаю, ты сыграешь это тактично, как надо! Пусть секретарь обкома больше ухаживает за тобой, а ты будь гордой и неприступной!". Наташа с самым серьезным видом выслушала пожелания высокой особы.
Фильм был выдвинут на Государственную премию СССР, и режиссер картины Алексей Николаевич Сахаров включил в список исполнителей главных ролей. Так Наташа стала лауреатом Государственной премии!
В 61-ом году с Натальей приключилась еще одна история, на сей раз прескверная. Только закончились летние каникулы, начался новый учебный год. Одна девочка из интерната тихонечко пропела хулиганскую песенку, которую она привезла из пионерского лагеря:
Купил доху я на меху я
Купил доху, дал маху я
Доха не греет ни ...
В этой славной песне было много куплетов, всех Наташа не запомнила. Песенка страшно рассмешила девочку, и она аккуратненько записала ее в белый блокнотик. На следующий день после классики (урока классического танца) Наташа решила порадовать своих московских одноклассниц. Достала блокнотик и стала исполнять сей возвышенный хорал. Хохот стоял невообразимый. Особенно их смешило то, что это она - комсорг класса распевает хулиганскую песню.
Вдруг кто-то воскликнул: "Тихо - Капустина!". Воцарилась гробовая тишина. Аринбасарова обомлела. "Продолжайте, продолжайте, мне тоже хочется послушать!" - раздался металлический голос Надежды Капустиной - народной артистки СССР. В то время Капустина преподавала характерный танец. Наталья была плотно окружена девчачьим кольцом, и госпожа Капуста не могла видеть, кто именно пел песенку. Блокнот девочка быстро швырнула под диван. Капуста подкатилась к ученицам и строго спросила: "Кто пел песню, признавайтесь?". В ответ дружное молчание. Она заглянула под диван и подняла Наташин блокнотик. Полистала его и сказала: "Ага, мы все равно узнаем по почерку, чья это тетрадка!". И вышла, гулко хлопнув дверью. Девчонки горячо убеждали певунью не сознаваться.
На следующий день в зале ученицы стояли у станка, ожидали Любовь Степановну. Вместо Любови Степановны вплыло мрачное облако негодования: "Признавайтесь, кто пел эту песенку? А то хуже будет!". Натальюшка, одеревенев от ужаса, пролепетала: "Это я". Лицо педагога приняло выражение, не поддающееся описанию. Она ожидала услышать это от кого угодно, только не от Аринбасаровой. "Одевайся. Идем к Головкиной!".
Софья Николаевна Головкина - народная артистка Советского Союза, прима Большого театра. Первый год как она стала директором хореографического училища. Софья Николаевна Головкина, красивая царственная женщина, уже немного полноватая для балерины. Когда она проходила по коридорам училища, никого не замечая перед собой, дети замирали, заворожено следя за величественным шествием. "О Боже! Это к ней предстояло идти!". Наталья в сопровождении Любови Степановны, которая была бледна и напугана не меньше ее, отправилась на экзекуцию.
Наташа вошла в кабинет одна. Софья Николаевна стояла и пристально смотрела, обдавая девочку холодом презрения. "Я понимаю", - сказала Софья Николаевна после "педагогической" паузы - "что ты нормальная девочка, что это не ты привезла эту хулиганскую песню в нашу школу. Это кто-то тебя научил! Кто???". Наталья открыла рот, поддаваясь магнетизму стальных глаз директрисы, но, вспомнив всех революционеров, молодогвардейцев, о которых читала, мужественно выпрямилась: "Делайте со мной, что хотите, но я не скажу, кто дал мне эту песню!". Софья Николаевна долго чеканила тихим голосом о хороших и плохих девушках, о девушках легкого поведения, о подворотне и еще черт знает о чем. От страха Наталья почти ничего не осознавала, но последнюю фразу: "Мы подумаем, что с тобой делать", Наташа услышала очень отчетливо.
"Домой я не вернусь!" - решила девочка: "Какой позор для меня и для моей семьи - быть выгнанной из училища. Я убегу на целину!". Потихонечку Наталья стала собирать продукты в дорогу: сушила хлеб на батареях, складывала кубики сливочного масла в маленькую баночку, нимало не заботясь о том, что оно быстро портится. В ужасе Наташа ожидала решения своей участи.
В это время пронесся слух, что в интернате будет новая директриса. В Наташином воспаленном мозгу сразу нарисовался образ, очень похожий на Головкину. Девочка совсем приуныла.
И вот однажды вечером Наташе сказали, что ее вызывает директор интерната. Не чуя ног, она побежала к ней в кабинет. Одернув перед дверью косички, робко вошла. И друг увидела красивую женщину с большими карими глазами.
- "Как тебя зовут?" - бархатисто спросила она.
- Наташа.
- А меня Серафима Владимировна, я ваш новый директор. Давай с тобой поговорим.
Говорили долго. Наталья доверчиво рассказала Серафиме Владимировне обо всем, что ее интересовало, но ни полсловечка не было сказано об истории с песней. Имя девочки, привезшей песенку, навсегда осталось тайной.
Шли дни, о Натальином страшном проступке забыли. Девочка подружилась с Симой Владимировной, Наташа чувствовала, что директриса относится к ней как-то по-особенному, они частенько беседовали. С приходом Серафимы Владимировны жизнь изменилась - ушла казарменность, интернат превратился в уютный дом. Сима Владимировна сама ездила на базу закупать одежду для интернатовцев, стараясь покупать хорошенькие платьишки, кофточки, разные для всех, чтобы дети не выглядели по-сиротски, как в обычных детдомах. Когда среди девчонок начинались споры-раздоры, кому какое платье достанется, ее глаза грустно темнели, и она жаловалась Наташе: "Видишь, как трудно. Хочется, чтобы девочки выглядели по-разному, а все равно не получается, чтобы все были довольны".
В интернат пришла работать кастеляншей Наташина двоюродная бабушка Юля. Она была восхитительно пышнотела, весила около ста килограммов. Седые, чуть волнистые волосы делали ее похожей на румяный одуванчик. Несмотря на то, что Юлия Владимировна решительнейшим образом вознамерилась приучить детей к аккуратности, ребята ее полюбили. Когда она кого-то распекала за непорядок в комнате или за неопрятность в одежде, казалось, что ее голос гремит отовсюду, и никому не укрыться от ее праведного гнева. Бабушка Юля была строгая, даже резкая, но, несмотря на это, частенько на ее мягкой груди можно было найти кого-то из ребят, плачущих на жизнь. Она покрывала их головы ладонью и нежно молчала. Бабушка Юля была неравнодушной, ей было дело до каждого ребенка, а что может быть важнее одиноким детям?
