Она отключила прибор, замаскированный под филигранную коробочку и делавший записи с ее мозгового поля. Теперь ей захотелось посмотреть — благополучно ли прибудут хараппские беженцы в южную Индию. Ее должны были забрать через три дня. Может быть, она уговорит пилота транспортера совершить небольшой крюк, прежде чем он отвезет ее в последнее место командировки — Китай эпохи Хань. Или она попросит сделать это Ганнибала Форчуна. В конце концов у него была машина времени и, кроме того, ему как историку это тоже должно быть интересно. Стоит попробовать. Хотя, что зря загадывать. Ведь борьба с имперцами еще не закончилась.
Скиммер снова появился над городом и сел где-то возле храма. Но вскоре опять поднялся и неподвижно завис в небе.
Луиза подумала — а что сейчас поделывает Форчун? Он сказал, что позаботится о защите города от Девадасы. Помимо борьбы с имперцами, он взвалил на себя и эту обузу. Она невольно восхищалась им за этот поступок и это при его уверенности в том, что Мохенджо-Даро все равно должен погибнуть.
Солнце клонилось к закату. Через какой-нибудь час сумерки опустятся над долиной Инда, и удушливая жара дня уступит относительно прохладному приятному вечеру. Даже ночью климат мог позволить здесь обходиться без одежды, но обычай требовал от богатых женщин в вечерние часы менять убор из украшений. По всему городу будут проходить тихие вечеринки, как и в любую другую ночь. Луизе Литтл не казалось странным, что даже при нависшей опасности оставшиеся хараппцы все равно будут собираться для бесед, танцев и угощения. Вся история Земли показывала, что в период больших общественных катаклизмов люди способны становиться особенно беспечными.
В этот вечер Луиза решила надеть наряд из медной проволоки, с крошечными драгоценными камнями на каждом сплетении трех проволочек. Получалась изящная сеть с восемью сотнями камней, которая облегала все тело от плеч до бедер. На изготовление этого ювелирного чуда было затрачено несколько лет труда опытного мастера. У нее давно не было повода надеть это. Ансамбль дополнят длинные конусообразные золотые серьги, браслеты на лодыжках и на левой руке. Луиза и в мыслях не держала, что этим нарядом в дополнение к своей природной красоте она будет соблазнять какого-нибудь мужчину. Просто ей было приятно думать, что сегодня она будет неотразимой. Правда процесс одевания без помощи Шакунталы займет вдвое больше времени, чем обычно. Другая служанка была очень милой, но, к сожалению, неумелой.
Луиза направилась домой, чтобы переодеться к вечеринке.
Уэбли летел предупредить Луизу не возвращаться домой, но на половине пути он почувствовал чьи-то непроизвольные телепатические сигналы, доносившиеся с опушки джунглей. Оценив обстановку — Форчун уже садился в машину времени, а Луиза только закончила записывать отплытие беженцев — Уэбли решил, что у него еще есть время, и поэтому изменил курс, чтобы обследовать местность.
Когда он приблизился к джунглям, то уже отчетливо уловил радостный и одновременно недоверчивый сигнал от Ронел. Она давно не общалась с себе подобными и весьма удивилась, обнаружив поблизости другого симбионта. Хотя она несла важные новости для Луизы, а также портативные записи, которые необходимо было срочно перенести в основной аппарат, Ронел не могла отказать себе в удовольствии неожиданной встречи с собратом. Она приняла форму небольшой обезьянки и, усевшись высоко на дереве, послала новый сигнал.
Шумно хлопая крыльями над густой листвой, Уэбли быстро снизился и уселся на гибкой ветке в нескольких футах от Ронел. Несколько мгновений они пристально смотрели друг на друга, скрывая свои мысли, что составляло принятый у всех симбионтов ритуал встречи, который был почти так же стар, как и их вид. Будучи прекрасными телепатами, они очень деликатно и сдержанно пользовались этой способностью в контактах друг с другом, в отличие от контактов с людьми. Только в особых случаях, связанных с атавистическими обычаями продолжения рода (размножаться симбионты могли и неполовыми способами), допускались более доверительные и телепатически открытые отношения между ними.
Уэбли смотрел на Ронел, а Ронел смотрела на Уэбли.
Они понравились друг другу и самым бессовестным образом отвлеклись от выполнения своих обязанностей в разгар очередной схватки ТЕРРЫ и Империи.
Вытянувшись, Уэбли сменил крылья на длинные тонкие щупальца, которые обвились вокруг близлежащих веток, и затем превратил остатки птичьей формы в длинную пеструю ленту.
Ронел тоже мигом изменила свое обличье и стала розовой змеей с шестью глазами на стебельках.
В ответ Уэбли стал колючим пурпурным шаром.
Ронел вдруг собралась в комок и развернулась кустом орхидей.
Уэбли быстро превратился в золотые розы, затем в зеленые тюльпаны и ярко-оранжевые маки, и, наконец, стал сверкающим многогранником из бледно-голубых кристаллов.
Не успевая отвечать на его метаморфозы и признавая свое в этом поражение, Ронел вернулась в обезьянью форму. Уэбли тоже стал обезьянкой. Представив себя таким образом, каждый из них немного опустил свой мозговой щит и впустил другого в свои мысли. Последовал ритуальный обмен информацией, ограниченной фактами и обязательным условием не влиять на чужие мнения или личные системы ценностей. Такое вторжение в частную жизнь у симбионтов, еще не являвшихся близкими друзьями, было признаком очень плохого вкуса.
Ронел похвасталась своими и Луизы успехами в резидентской работе, но была сильно напугана, узнав о появлении имперцев.
Уэбли было известно, что Ганнибал Форчун занимается подготовкой обороны города от варваров, ожидавшихся через два дня, и для него было сюрпризом сообщение Ронел о том, что Девадаса может появиться у стен Мохенджо-Даро уже утром.
Эти новости отрезвили их, и они приступили к делу. Две обезьянки быстро поскакали по веткам. Набрав скорость, они превратились в птиц и быстро полетели к Луизе. Ни одно земное пернатое не смогло бы обогнать эти удивительные существа.
Ганнибал Форчун потянулся к пульту управления, чтобы вернуться во вчера. Но его рука замерла на полдороге, и улыбка тронула уголки его губ. Как специальный агент он мог попасть в любую необходимую ему темпоральную точку, но вернуться в основное время пребывания был обязан на мгновение позже момента, в который он это время покинул. Эти темпоральные скачки, надо заметить, сильно его старили, но для такого долгожителя подобное было не очень страшно.
Форчун прикинул ситуацию, в которой застыл вчерашний день в ожидании его: Самбара, по-видимому, спешил к Луизе, и за ним неотступно следовал имперский шпион. Уэбли летел к Луизе, чтобы предупредить ее не ходить домой. Главнокомандующий Айялпал осматривал арсенал города, считая имеющееся оружие. Кровожадные отряды Девадасы приближались с северной стороны к Мохенджо-Даро и невольно ускоряли шаг в предчувствии новой легкой добычи. А над храмом в роскошном скиммере третьего класса, построенном Галактапуром в 2569 году от Рождества Христова, зависли несколько очень порочных и изобретательных разбойников, в своем злодействе уступавших разве что самому Грегору Малику, главному преступнику Вселенной.
И тут Форчун вдруг вспомнил об одной важной фигуре противника в этой шахматной партии. Он чуть не упустил ее из виду. А в данный момент она была совершенно не охраняемой.
Огромный, полный сокровищ и совсем без экипажа темпоральный транспорт вращался на орбите, и Форчун знал, где именно.
Упустить возможность привезти его домой Полу Таузигу было бы непростительной ошибкой. А уж как обрадуется старина Линц Липниг, трудно описать. Изобретателя в последнее время очень беспокоило — каких успехов достиг Римо Рундль, его главный конкурент?
Озорные, дьявольские огоньки загорелись в глазах Форчуна. Стащить имперский транспортер — такого он еще не делал за всю свою карьеру специального агента. Он вспомнил инструкции имперского командира своим неудачливым подчиненным: «Отправляйтесь прямо на Бориус. Пошлите обратно другой транспортер с двадцатью воинами на борту». Его оппонент ожидал прибытия транспортера вчера вечером. Жаль будет разочаровывать его. Форчун представил себе реакцию врага, когда тот обнаружит на имперской машине времени не подкрепление из Империи, а специального агента ТЕРРЫ, которого твердо собрался одолеть.
Форчун захохотал, вспомнив ссылку его оппонента на эпизод из «Илиады». Такое не пришло бы в голову ни Приаму, ни хитроумному Одиссею — подменить троянского коня в самый ответственный момент.
В пользу решения Форчуна было еще и то обстоятельство, что машина времени Империи была в десять раз больше машины ТЕРРЫ, и так как внутри ее пустовали места для скиммеров, не было необходимости бросать свою собственную машину. Он был уверен, что справится с управлением темпорального аппарата противника, ведь базовая модель у этих кораблей была одна и та же.
