сильное государство находится между двумя слабыми, является наиболее выгодной. Такая ситуация неоднократно наблюдалась в прошлом, и лучше всего ее иллюстрируют крупные континентальные державы — Вавилон, Ассирия, Персия и Рим, империи Александра, Карла Великого, Карла V, Арабская, Монгольская и Турецкая империи, а также Китай и Россия в XVIII веке. В большинстве из указанных случаев соотношение сил не было стабильным, и данный специфический тип местоположения можно наблюдать, таким образом, только на протяжении ограниченных отрезков времени. Если только небольшие соседние страны не являлись буферными государствами, они поглощались внешней экспансией государства, расположенного в центре, однако империи рано или поздно распадались.
Некоторые были разделены в порядке наследования, как, например, империи Александра и Карла Великого, но большинство из них распалось по причине неблагоприятного соотношения между размером, рельефом и системами сообщения. Как уже отмечалось при рассмотрении размера [государств], только эффективная интеграция территории позволяет успешно противостоять центробежным тенденциям на периферии и воздействовать на отдаленные границы. То, что этот простейший основной тип расположения сильного государства между двумя слабыми не возродился в современной Европе, можно, конечно, объяснить обстоятельством, известным под названием «политики баланса сил», — главной целью политики всех государств, направленной на то, чтобы предотвратить его появление.
Единственный безупречный пример данного основного типа — это положение Соединенных Штатов между Мексикой и Канадой. В данном случае такое соотношение, вероятно, сохранится, поскольку ему благоприятствуют местоположение в мире, рельеф и климат. Форма североамериканского континента не позволяет Мексике значительно увеличить свой размер посредством экспансии в южном направлении, а рельеф и климат никогда не дадут ей возможности создать на своей территории мощную экономику. В Канаде, хотя и занимающей большую площадь, чем США, местоположение и климат позволяют эффективно использовать лишь весьма незначительную часть территории в качестве основы для экономической и политической жизни. В результате Соединенные Штаты были в состоянии проводить свою внешнюю политику на протяжении 75 лет, не обращая какого-либо внимания на проблему территориальной угрозы, и американцы не могут понять озабоченность европейцев по поводу безопасности и политики с позиции силы.
Расположение между государствами, обладающими такой же силой, как и своя собственная, является сложной позицией для государства, потому что оно испытывает постоянную угрозу совместного нападения соседей, вынужденных образовать альянс. Очевидный ответ, конечно, состоит в том, чтобы образовать альянсы с соседями своих соседей и тем самым создать шахматную доску из политических группировок, что мы сегодня и наблюдаем в Европе и Азии, где Франция вступила в союз с Россией, а Германия — с Японией и так далее по всему миру. Такую же закономерность можно проследить и в истории. Даже когда нет угрозы [создания] действительного альянса между соседями, государство никогда не сможет себе позволить сконцентрировать внимание на каком-либо одном направлении, пока с обеих сторон от него находятся сильные державы. До уничтожения австрийского флота Италия никогда не представляла угрозы безопасности Франции в Средиземноморье, какую она представляет сегодня, когда Югославия сменила Австрию в качестве ее восточного соседа.
Относительно слабое государство, расположенное между двумя сильными, находится в географическом положении буферного государства, однако станет ли оно таковым в политическом смысле данного термина, зависит от целого ряда факторов. В любом случае такое государство будет вынуждено проводить весьма специфическую внешнюю политику. Его собственная безопасность зависит от безопасности, которую извлекают соседи из его дальнейшего существования. Это означает, что такое государство вынуждено следовать рискованной политике нейтралитета. Любая вариация, которая производит впечатление, что взаимоотношения с одним из соседей становятся более тесными, может склонить другого соседа к тому, чтобы заменить безопасность, которую он получает от существования независимого буфера, безопасностью, которую он получит от действительной оккупации буферной территории.
Если расположение и рельеф превращают буферное государство в государство-барьер, как Афганистан и Тибет, а также в определенной степени и Персию, его шансы на выживание велики в силу присущих географических особенностей; если расположение делает его транзитным государством, а рельеф — государством-барьером, как Австрию и Швейцарию, его проблемы становятся более сложными; если же и расположение, и рельеф делают его транзитным государством, как Голландию, Бельгию и Польшу, оно не получит никаких подарков от природы и будет полагаться исключительно на политику. Иными словами, оно должно сделать собственную независимость необходимым условием для обеспечения безопасности своих соседей. До тех пор, пока буферное государство сможет сохранять эту значимость и его соседи будут оставаться более или менее равными по силе, оно сможет уцелеть. В силу этого мы видим Голландию, Бельгию, Швейцарию и новую Польшу на карте Европы, а Персию, Афганистан, Тибет и Сиам — в Азии.
Однако как только такое государство перестанет быть политической необходимостью для окружающих его держав или же как только одна из них станет настолько сильной, что сможет игнорировать позицию других, буферное государство будет поглощено. В 1895 году президент Крюгер отмечал: «Наша малютка-республика пока еще только ползает по сравнению с великими державами, но мы хорошо чувствуем, что если кто-то захочет нас пнуть, другой попытается помешать этому» [8. S. 150].
Но когда могущество Великобритании в Южной Африке достаточно возросло, бурская республика стала частью британского доминиона. Таким же образом исчезла и Армения, в свое время занимавшая позицию между Римской и Персидской империями, а позднее — между Византийской Империей и миром ислама, а Польша была разделена трижды; Корея является частью Японской Империи, Манчжоу-Го и Монголию с трудом можно назвать независимыми, а Австрия была поглощена. В динамичном мире международных отношений, где реальность основывается на борьбе за влияние между великими [державами], окончательная судьба небольшого буферного государства в лучшем случае сомнительна.
Буферные государства иллюстрируют стратегическую значимость специфики регионального местоположения для конкретной страны. Другой иллюстрацией, как это, кстати, уже отмечалось, является пространство за территорией соседнего государства, обладающего такой же силой, — очевидное место для потенциального союзника. Мы уже упоминали в связи с местоположением в мире, что некоторые территории будут иметь различную значимость для государств, пользующихся разными системами отсчета, и то же самое будет, очевидно, справедливо в несколько меньшей мере для региональной системы координат.
Именно это обстоятельство усложняет задачу создания систем коллективной безопасности и намекает на вероятность того, что такие системы будут неэффективны, если у них нет прочной региональной основы. Система коллективной безопасности, базирующаяся не на международной полицейской силе, а на совместном действии всех государств-членов данной группы, очевидно, означает, что готовность государства выступить в качестве гаранта [безопасности] находится в прямой зависимости
