— И то правда, — со вздохом произнес он. — А теперь ложись и отдыхай. Если к вечеру ушибы еще будут болеть, я тебе подыщу какое-нибудь лекарство.
Дерк осторожно прикрыл дверь сарая и отправился обратно в дом. На террасе его встретила Шона. Она была так возмущена, что даже перестала выпендриваться.
— С младшими все в порядке, — сообщила Шона. — Они были в столовой. И даже не заметили, что крыша обвалилась!
— Чего? — удивился Дерк. — Это как?
Шона ткнула пальцем в глубь террасы.
— А ты глянь на них!
За длинным захламленным столом восседал Блейд. Вокруг сидели Мара, Финн и Барнабас. Лидда и Дон растянулись рядом. Калетта лежала на ступенях, ведущих в сад, и время от времени хлестала хвостом по съежившимся орхидеям. Эльда нависала над столом. У каждого в руках (или лапах) была плоская машинка с кнопочками, и они увлеченно давили на эти кнопочки, позабыв обо всем на свете.
— Калетта разобралась, как это делается! — сообщил Дон.
— Она просто гений! — заметил Барнабас. — Мне и в голову не приходило, что эти машинки могут еще что-нибудь, кроме как цифры складывать. Я сделал ей целую сотню таких машинок — на случай, если в этой батарейки сядут.
Дерк заглянул через плечо Эльде. Эльда мельком взглянула на него.
— Вот, ты убиваешь маленьких человечков, которые сыплются с неба, а они убивают тебя, — пояснила грифонша. — И неправда, мы заметили, что крыша обвалилась. Все экраны пылью засыпало! Проклятье! Из-за тебя я отвлеклась, и меня убили!
— С Китом все в порядке? — спросил Блейд. — О! Я уже на четвертом уровне! Круто!
— А я на шестом, — самодовольно сообщила Калетта со ступенек.
— Ну ты даешь! — восхитился Блейд.
— А я на седьмом, — мягко заметил Финн. — Кажется, если выиграть и тут, игра остановится. Дерк, в таком виде дом вас устраивает?
Средняя часть дома восстала из руин, но сделалась какой-то прозрачной. Дерк разглядел через стену восстановленную лестницу. Обвалившаяся часть крыши тоже вернулась на место; она слегка вздымалась, словно воздушный шар, привязанный за четыре угла. «Ну, по крайней мере, под ней можно будет прятаться от дождя, пока я это все не переделаю в разрушенную башню», — подумал Дерк.
— Да, замечательно, — отозвался он. — Спасибо большое.
Потом он положил руку на плечо Барнабаса.
— Простите, что я вам мешаю, но с Кверидой недавно произошел несчастный случай — тут, у загона. Кажется, у нее сломана пара костей. Она не разрешила мне помочь ей и отправилась домой.
— О боги! — выдохнул Барнабас.
Они с Марой тут же вышли из транса и перестали жать на кнопочки. Вид у обоих сделался весьма озабоченный.
— Тебе следовало сразу же принести ее сюда! — воскликнула Мара.
— Она не разрешила мне даже притронуться к ней, — объяснил Дерк. — Она переместилась.
— Вполне в ее духе, — сказал Барнабас. — Пять лет назад один придурок-Странник сломал ей запястье, а наказаны оказались мы все. Кверида тут же перенеслась к себе домой и отказалась возвращаться. Нам пришлось до окончания туров как-то обходиться без Чародейки. Наверное, она так реагирует на сильные потрясения.
Взволнованный Финн поднялся из-за стола.
— Пожалуй, нам лучше вернуться в университет и проверить, все ли в порядке.
Барнабас вздохнул и последовал его примеру.
— Да, наверное.
Они с Финном выжидательно уставились на Дерка.
— Ох, извините, — опомнился Дерк. — Сколько я вам должен за восстановление дома?
Двое магов переглянулись.
— Я уж думал, ты совсем об этом позабыл, — сказал Барнабас. — Мы вполне удовольствуемся мешком кофе на каждого.
Когда волшебники наконец-то удалились, Шона, фыркнув, заявила:
— В жизни не видала такого суматошного дня! А ведь туры еще даже не начались!
— И прекрасно, — отозвалась Мара. — Нам еще нужно успеть переделать целую прорву дел.
5
С точки зрения Блейда, вся эта прорва дел сводилась к зубрежке: нужно было выучить правила из черной книжки, заучить маршруты, расписанные на розовом листике и в зеленой брошюрке, и запомнить все места приключений, нанесенные на карту. Скучища получилась редкостная. Блейд привык, что учеба — это интересно: он ведь учился у родителей, вместе с толпой грифонов, все схватывавших на лету. Отнесись Блейд ко всем этим спискам всерьез, он бы места себе не находил. Но ведь это были всего лишь туры! А поскольку он знал, что его собственная партия Странников — самая последняя и у него есть еще два месяца на подготовку, он особо и не беспокоился. Кроме того, стояла чудесная ранняя осень.
Дерку, конечно же, нужно было выучить все то же самое, но за две недели — и еще успеть сделать все, что требовалось от Темного Властелина. Барнабас появлялся у них почти ежедневно. Они с Дерком просиживали часами напролет в кабинете, а потом совершенно измотанный Дерк уносился советоваться то с королем Лютером, то с какими-то драконами. В промежутках он трудолюбиво сочинял слабые места Темного Властелина или писал ответы на письма. Почтовые голуби так и сновали во все стороны. Часть переписки взяла на себя Шона — в том числе и переписку Мары. Мара была занята не меньше Дерка. Она теперь проводила почти все время в домике на границе с Центральными Пустошами, доставшемся ей в наследство от тети, устраивая там Логово Чародейки.
Блейду казалось, будто у родителей вдвое больше энергии, чем у детей, и что им вся эта фигня не кажется такой скучной, как ему. От этого ему делалось не по себе, и Блейд старался держаться в стороне. Он вместе с Китом и Доном уходил из Деркхольма на другой конец долины. Они валялись под великолепным синим небом и грелись на солнышке. Кит лениво чистил клювом перья, оправляясь от ушибов, а Дон устраивался с черной книжкой в когтях и проверял, как Блейд запомнил правила. Они не говорили Лидде с Эльдой, куда уходят, потому что те могли проболтаться Шоне. От Шоны же они бежали как от чумы. Стоило Шоне хоть кого-то увидеть, как она тут же принималась командовать:
— Дон, иди погуляй с собаками, а я пока закончу свои упражнения на фортепиано.
Или:
— Блейд, полей, пожалуйста, папины грядки, пока папа разговаривает с эмиром.
Или:
— Кит, нам нужно снять с сеновала четыре тюка прессованного сена. Да, и пока ты никуда не ушел, папа сказал, что там нужно расчистить место еще для шести клеток с почтовыми голубями.
Как однажды с чувством сказал Кит, хуже всего было это ее «и пока ты никуда не ушел». В результате приходилось весь день пахать, словно рабу. Шона замечательно управлялась с этим «и пока ты…» Она добавляла это к каждому приказу, словно нож всаживала в сердце. Теперь даже Кит, завидев Шону, сразу как-то резко съеживался и пытался сделаться понезаметнее.
Шона, конечно, все видела и не упускала случая громко пожаловаться.
— Мне уже полагалось бы находиться в школе бардов, — заявляла она, — но я отложила отъезд, чтобы помочь папе. А все вокруг бездельничают — только Лидда и Калетта хоть что-то делают!
— Но им же нравится то, что они делают, — заметила Эльда. — А я не виновата, что мне все это не дается.
— Ты еще хуже, чем Калетта! — парировала Шона. — Я ни разу еще не видела, чтобы Калетте давалось то, чем ей не нравится заниматься! Мальчишки хотя бы не притворяются!
По крайней мере, в настоящий момент Калетта и вправду приятно проводила время. Она мастерила сто двадцать шесть волшебных предметов, которые предстояло охранять дракону. Большую часть времени окружающие могли видеть лишь объемистый серо-коричневый круп Калетты, торчащий из ее логова-сарая, а кисточка на хвосте время от времени раздраженно подергивалась, выражая мнение Калетты о том предмете, над которым в данный момент шла работа. На Калетту нашло вдохновение вкупе с самокритичностью. Теперь грифонша решила добиться, чтобы среди предметов не было двух одинаковых. Она периодически разыскивала Блейда, Дона и Кита, чтобы продемонстрировать последние творения и узнать мнение братьев. Но те почти всегда бывали слишком потрясены увиденным, чтобы сказать хоть что-нибудь критическое. Для начала Калетта сделала десяток кубков и колец — относительно скромных. И тут Дон без всякой задней мысли сказал:
— А может, сделать так, чтобы эти штуки начинали светиться, когда Странники их возьмут в руки?
— Неплохая идея! — оживилась Калетта, раскинула крылья и задумчиво упорхнула вместе с пригоршней колец.
Следующая партия предметов и вправду светилась, некоторые так даже чересчур ярко, но сказать, для чего они предназначаются, не могла и сама Калетта.
— Я называю их штуковинами, — сказала грифонша, сгребая сверкающую груду в простыню, чтобы отнести все обратно в сарай.
После этого штуковины с каждым днем становились все причудливее.