Теперь, гражданин Мамедов, давайте поговорим с вами. Здесь все сложнее. Старик задолжал вам две тысячи рублей. Он пообещал продать дом и не продал, обманул. Деньги спустил, вел себя оскорбительно. Могли ли вы, гражданин Мамедов, потерять самообладание? Могли. У вас серьезные основания ненавидеть старика. И если на вашем пути оказались его пьяные гости, которые, возможно, вели себя без должного уважения, вы вполне могли совершить то, чему все мы являемся печальными свидетелями. Правда, ваша подруга, белокурая красавица, утверждает, что вы посидели за столом и ушли. Поверим. Идем дальше. Вы расстались с ней вскоре после того, как ушли из дома. А не вернулись ли вы в дом Жигунова? Простите, гражданин Мамедов, за подозрительность, но как вы объясните появление столь ужасных следов на брюках? Разговор у нас об этом впереди, но что бы вы ни сказали, какие бы доводы ни привели и каких бы свидетелей ни поставили передо мной, перешибить столь красноречивые свидетельства вам будет трудно. Мужайтесь, Мамедов.
А что движет вами, уважаемый товарищ Борисихин? Что заставляет поступать так или этак? Жена? Вы ее любите? Да, похоже на то. А она вас? Возможно. Итак, вы ищете свою жену. Обошли несколько мест, не нашли, и вот вы у Жигунова. Вам говорят, что здесь ее нет. Вы не верите, вламываетесь в чужой дом, бегаете по комнатам. Из этого можно заключить, что состояние ваше было весьма далеко от спокойного. В одной половине вы видите стол, пьяных людей, во второй половине находите свою жену. Это повод для безрассудных действий или не повод? Это повод, Борисихин. Тут уж самый тихий человек схватится за молоток. А теперь давайте обсудим ваше несколько странное поведение после пожара. Вы были в больнице и скрываете это. Иначе как объяснить, что строительный раствор на ваших туфлях полностью совпадает с раствором, оставшимся на моих туфлях? Если у вас такое объяснение найдется, с удовольствием его выслушаю. Что вам понадобилось в больнице? Почему вы крались к палате, в которой лежат пострадавшие? Хотели убить? Мне не верится, но тогда как все понимать?
Демин не успел ответить на свой же вопрос — раздался звонок. Это был Гольцов.
— Валя! Мы тут кое-что узнали о Дергачеве. Если тебе интересно, могу... А?
— Давай, Юра!
— Значит, так... Этот тип когда-то закончил коммунальный техникум. Последние несколько лет работал слесарем при домоуправлении. Имел обыкновение просить взаймы — двадцать копеек, полтинник, не больше. Но и не отдавал. Год назад женился. Жена примерно того же пошиба. Работала в ресторане официанткой. Как , сам понимаешь, небезукоризненно. Не всегда сил хватало смену до конца выстоять... Но жили мирно. Передо мной сидит человек, который утверждает, что Дергачев продавал золото.
— Не понял?
— Я так и знал, что ты с первого раза не поймешь. Повторяю. На своем участке, в доме, который он обслуживает, Дергачев продавал золото.
— Кольцо?
— Кольца, — поправил Гольцов. — Кулоны. Цепочки.
— Ты говоришь о том самом Дергачеве, который клянчил у жильцов двугривенные? — несколько ошарашенно спросил Демин.
— И гривенники тоже.
— Кто же сидит перед тобой?
— Слесарь из того же домоуправления. Очень хороший человек, разговорчивый, знающий, мы с ним подружились, верно, Коля? Он подтверждает мои слова.
— Откуда у Дергачева золото?
— Этого Коля не знает. Он говорит, что сказал бы, но не знает.
— Я вижу, у тебя хорошее настроение?
— И у Коли тоже! — рассмеялся Гольцов.
— Приезжайте. Жду.
— Коля не может, он на дежурстве. Вот освободится, тогда с удовольствием.
— Не надо, я выезжаю.
— Отлично! Мы в двенадцатом домоуправлении. Это рядом со сквером, знаешь?
Слесарный участок располагался в подвале пятиэтажного дома. Спустившись по ступенькам, Демин и Гольцов оказались в сумрачном помещении, огражденном массивными бетонными блоками. Тут же тянулись трубы отопления, в темноте светились глаза бродячих кошек. Человек, который возился с какой-то трубой, зажатой в тиски, и был, очевидно, слесарем Колей.
— Давайте знакомиться, — начал Демин. — Валентин.
— Николай. — Слесарь протянул сильную сухую руку, улыбнулся смущенно.
— Что-то отмечали? — спросил Демин.
— Отмечали... За упокой души Тольки Дергачева выпили.
— А-а... Тоже надо. Говорят, разбогател ваш Дергачев перед смертью?
— Черт его знает! — воскликнул Николай. — Сами диву даемся. Вечно в скверах бутылки подбирал, здесь отмывал, потом сдавать носил... А вчера смотрю — золото в руках. Откуда, спрашиваю. Да так, говорит, по наследству досталось.
— Раньше не видели у него золота?
— У Дергачева, что ли? Да я никогда не видел у него десятки одной бумажкой. Позавчера собрались по случаю женского праздника... И Дергачеву кто-то по шее дал — не внес трешку за общий стол. Не было у него трешки. Правильно. — Николай медленно водил в воздухе указательным пальцем, высчитывая, когда же разбогател Дергачев. — А вчера, значит... Да, вчера он был при деньгах. И золотом хвастанул, не удержался, слабак. Как я понимаю, такими вещами хвастать не стоит. По-честному они достались или еще как, все равно не стоит показывать всякой шелупони вроде меня.
— Ну! — запротестовал Демин. — Это вы напрасно.
— Не надо, — раздельно произнес Николай и выставил вперед ладонь, словно не подпуская слова, которые еще мог произнести Демин. — Кто я есть — известно! Меня любят, когда вода потечет, когда кран прорвет... И так далее. А если у человека все в порядке, он знает мне цену. И я тоже ее знаю. Невысокая цена.
— К Дергачеву в тот день приходил кто-нибудь? — спросил Гольцов.
— Да, был один тип... Говорит, Дергачева ищу, не здесь ли работает... Отошли они в сторонку, пошептались, пошушукались... На мой взгляд, он и принес золото.
— Как вы думаете, зачем?
— И думать нечего — для продажи. Не носить же. — Николай рассмеялся. — Представляю себе Дергачева в золоте!
— Почему вы решили, что для продажи? Может быть, он хотел передать кому-то?
— Так ведь Толька тут же мотанулся по нашим жильцам! Мы бываем во всех квартирах, знаем, где можно золото предложить, где ничего предлагать не надо...
— Ему удалось что-то продать?
— А как же! Он сам мне сказал! В общем, такие у него дела — зашел в пять квартир, в трех купили. Чем не психолог! Обойдите сейчас двадцать квартир и не сможете продать ни одной золотинки.
— Не пойду, — сказал Демин, смеясь. — На слово поверю. Вы не знаете, кому именно продал?
— Если так, чтоб меня к этому делу не припутывать, то могу поделиться соображениями...
— Договорились.
— Зайдите в двадцать третью квартиру, в восемьдесят седьмую, в девяносто пятую загляните... Авось вам и повезет.
— Вы видели золото, можете описать эти вещички?
— Издалека, и то в его руках... Обычные вещицы.
— Вы бы не назвали их старинными?
— Кто их знает, нет у меня ни старого золота, ни нынешнего.
— Много было золота у Дергачева?
— Если говорить о том, что я видел... В ладошке все вмещалось. Вещиц семь-восемь... Попросил я у него, продай, дескать, знак зодиака, дочке хотел подарить... Бери, говорит, три десятки с казенной цены ради большого уважения к тебе, это ко мне, значит, сброшу... Но там и без трех десяток для меня многовато оказалось.
— Не взяли? — уточнил Демин.
— Нет, не взял. В двадцать третьей квартире остался зодиак.
— Это вам Дергачев сказал?
— Нет, сам догадался. Он пришел от них, из двадцать третьей, а я и говорю, что, мол, дай кулончик, дома жене покажу, может, и возьмем. А он мне в ответ, что, дескать, был кулончик, да весь вышел. Вот я и догадался, что загнал его Толька. А золото вона как обернулось — погиб парень. А не должен был погибнуть, не должен, — задумчиво проговорил Николай, — Рановато ему...
Демин прошел по мастерской, потрогал тиски, молотки, взвесил на руке разводной ключ, поковырялся в ящике с инструментом.
— Ладно. Теперь о том посетителе, который пришел вчера к Дергачеву.
— А я его не знаю. Первый раз видел.
— Очень хорошо. Значит, запомнили.
— Запомнил. Высокий, молодой. Волосы до плеч, чистое лицо, бровастый...
— Одежда?
— Ну... По нынешним временам неплохо одет... Кожаная куртка черная, шапка мохнатая...
— Мех не запомнили?
— А черт его знает, какой у нее мех! Вроде рыжая... Хотя нет, черная. Да, и джинсы — все как положено.
— Рост?.
— Вот тут не ошибусь — длинный парень, под сто девяносто — это точно.
— Возраст?
— Лет двадцать, может, на год-два больше.
— Дергачев честный человек? — повернул разговор Демин.
Николай с удивлением посмотрел на следователя, видно, не смог быстро переключиться на новую тему, помолчал и уже этим погасил неожиданность вопроса.
— Трудно сказать, — проговорил Николай с какой-то скорбной улыбкой. — Каждый в это слово вкладывает свое. К примеру, скажу вам одно, вы поймете другое, по-своему... Среди отчаянных воров есть честные люди, по-своему, конечно, честные. Дергачев... Так и остался должен мне пятнадцать рублей, хотя отдать обещал еще полгода назад. Но у меня нет обиды, все правильно, я сам не торопил. Вот он золото бросился по квартирам предлагать, как я понимаю, нечестное было золото... Но Дергачева считаю честным человеком. Он не подлый. Пообещает — сделает, попросишь — не откажет. Он мог догадываться, что это золото краденое, но я не могу себе представить, чтобы при расчете Толька попытался бы обмануть, зажулить десятку... Нет. Как-то я в халатике своем четвертную забыл, в кармане. А потом приболел, не было меня здесь недели две. Прихожу — халатик на месте, а четвертной нет. И спросить не с кого — народу здесь бывает до чертиков — пацаны забегают, жильцы, иногда ребята из других домов в домино собираются поиграть, местные умельцы приходят постругать, привинтить... В общем, не у кого спросить. Я и не спрашивал. Дергачев сам признался. Халат, говорит, как-то надел, а в нем деньги, пришлось выпить за твое здоровье, поскольку болел ты и остро нуждался в дружеской поддержке. Отдал, все деньги отдал.
