— Будем искать, Иван Константинович. Его никто не знает в этой компании. Не исключено, что он приезжий. И вполне возможно, сейчас уже где-нибудь на южных берегах или на лыжных курортах...
— Ты слишком хорошо думаешь о нем или же выдаешь собственные заветные желания, — усмехнулся Рожнов.
— Это все, что мне остается, Иван Константинович.
— Подобная публика не стремится на лыжные курорты, они даже не знают, где находится Бакуриани и как туда добираются. Их образ красивой жизни иной. Все проще, Демин, все куда проще.
— Бывают исключения.
— Они подтверждают правило. Нужен словесный портрет. Займись. Нужен хороший, добротный, подробный портрет. Причем в популярном исполнении, чтобы его можно было зачитать дружинникам, участковым, соседям. И еще... Не может быть, чтобы никто из подозреваемых ничего бы о золоте не знал. Поспрошай настойчивей, боюсь, что все эти события золотишком заверчены...
Демин прошел в свой кабинет, положил перед собой чистый лист бумаги и написал на нем два слова: «словесный портрет».
Надо же, каждый день пользуемся словесным портретом, даже не сознавая того. Описываем друзей, знакомых, продавцов, с которыми поругались, девушек, с которыми познакомились, описываем обидчиков и благодетелей, самих себя описываем, договариваясь о встрече по телефону. И настолько поднаторели в этом, что по двум-трем словам безошибочно узнаем человека в тысячной толпе. Достаточно бывает сравнить кого-либо с птицей, предметом домашнего обихода, и мы уверенно находим его в чужих коридорах, приемных, кабинетах.
Итак, кого ищем? Ищем молодого человека высокого роста, весьма уверенного в себе, учитывая, что в незнакомой компании он вел себя, можно сказать, нагловато. За этим выстраивается не только внешность, но и некие представления о его духовном мире, вкусах и привязанностях. Он пришел в дом, где у него нет друзей, нет ровесников. Дергачев старше его лет на пятнадцать, их могут связывать только деловые интересы. Ни Борисихины, ни молодой Жигунов его не знают. В тот день, когда они встретились, Дергачев продавал золото, и, кроме того, с ним тогда же произошло печальное событие — он погиб. А его жена проглотила золотую вещицу. Значит, играли, играли золотые страсти...
Телефонный звонок прервал его раздумья. Звонил дежурный.
— Валентин Сергеевич, здесь женщина... Хочет пройти. Ее фамилия Борисихина.
— Пусть идет.
Войдя в кабинет, Борисихина улыбнулась Демину как хорошему знакомому. Глядя на ее оживленное лицо, трудно было представить, в каком состоянии она была совсем недавно.
— Разрешите?
— Всегда вам рад! — искренне ответил Демин.
— Надо же... Никогда не знаешь, куда тебе нужно стремиться, где тебе рады, а где только терпят!
— Садитесь. Внимательно вас слушаю.
— О, Валентин Сергеевич, если бы вы знали, какие жестокие слова произносите! Внимательно вас слушаю... Дежурное начало, правда?
— Не совсем, — смутился Демин. — Я сказал это от всей души.
— Так привыкаешь к этим... «Привет, старуха! Стакан хильнешь? Ну, ты и жрать здорова...» Так привыкаешь, что, когда слышишь нормальную человеческую речь, охватывает оторопь, не верите? Плакать хочется. Начинаешь понимать, что мимо проходит что-то важное, даже не то чтобы важное... Настоящее.
— Но муж к вам хорошо относится, — осторожно заметил Демин.
— Муж? — Борисихина сморщила нос. — Знаете, с ним странное происходит... Может быть, он и любит меня... Хотя нет, скорее любил. Думаю, кончилось, но он не хочет себе в этом признаться. Нет, это не любовь. Может быть, забота, привычка, сострадание, ответственность... Валентин Сергеевич, вам не кажется, что все эти слова рядом со словом «любовь»... как бы это... не тянут? Они слабее, даже вместе взятые. И потом, в них ощущается какая-то снисходительность. Сами по себе и сострадание и забота прекрасны. Но когда заменяют любовь — они ужасны. Хотя грубость и любовь совместимы, да?
— Знаете, мне трудно сразу так вот переключаться.
— Даже нетерпимость, подозрительность можно принять как вполне приличные спутники любви... Если она настоящая, конечно.
— Если она настоящая, ей ни к чему и подозрительность, и грубость... Вы сказали, что с вашим мужем происходит что-то странное? — напомнил Демин.
— Ишь как у вас — одна неосторожная фраза, и ты уже на крючке. — Борисихина склонила голову, как бы напоминая себе, что здесь надо держать ухо востро. — Я имела в виду наши отношения... Он так уверен в моем падении, в то, что оно окончательное... Он заранее простил мне будущие грехи. И даже те, которых мне никогда не совершить. Эта уверенность в том, что я всегда буду нуждаться в его прощении... Она все испортила. Даже когда я возвращаюсь домой совершенно чистая перед ним во всех смыслах слова, он смотрит на меня со скорбью обманутого и осмеянного мужа. Это тяжело, Валентин Сергеевич. Так и хочется дать ему основания для этой скорби.
— Наверно, это не самое лучшее в семейной жизни, но у меня такое впечатление, что вы еще что-то хотите сказать.
— А! Я и забыла... Мне кажется, — сказала Борисихина раздумчиво, — что я уже видела его раньше, этого долговязого. Во всяком случае, он показался мне знакомым. В центре я его видела, недалеко от рынка.
— Он был один или с приятелями?
— Не хочу сбивать вас с толку — не помню. Возможно, я тогда была не совсем трезва, за мной это иногда водится, — доверчиво улыбнулась Борисихина. — Но если вам интересны мои зыбкие и расплывчатые воспоминания, смазанные временем...
— Для меня сейчас нет ничего важнее! — заверил ее Демин.
— Если так, — Борисихина забросила ногу за ногу, сощурилась, словно каким-то колдовским манером вызывая в себе исчезнувшие образы. — Он был не один... С ним были такие же, как и он... Шалопуты.
— Чем они занимались?
— Шатались. Знаете, есть люди, у которых образ жизни шатающийся. Или, скажем, пошатнувшийся. Себя могу привести в качестве примера.
— Значит, он местный?
Борисихина вскинула бровь, осмысливая вопрос, задумалась. По ее лицу как бы пронеслась тень колебания, неуверенности. Если парень окажется местным, то возникают соображения солидарности. Нехорошо, дескать, своих выдавать. Но, видимо, здравый смысл взял верх.
— Да, похоже, что местный, — сказала Борисихина. — То ли они искали развлечений, то ли уже нашли их... Что-то в этом роде. Знаете, есть сопляки, уверенные в какой-то своей значительности, в каком-то превосходстве... Может, папа с мамой вбивают им в головы эту чушь, а может, им иначе жить неинтересно.
— Знаю, — коротко сказал Демин. — Он показался вам сопляком?
— Он и был сопляком. Не исключено, что я видела его даже не в этом году... Поэтому...
— Вы не помните имя? Ведь вчера у Жигунова его как-то называли?
— Ха! Вы не видели меня вчера? Вам повезло, Валентин Сергеевич.
— Вам тоже немного повезло, — заметил Демин. — Иначе мы не сидели бы с вами в этом кабинете.
— Да, — кивнула Борисихина. — Я запросто могла лежать в холодном помещении под простынкой.
— Ну уж коли у нас получился такой разговор, рискну задать один вопрос...
— Все, что касается меня, пожалуйста! — с готовностью ответила Борисихина.
— Это касается не только вас. Если не сможете по каким-то причинам ответить — ваше дело. Но буду признателен, если ответите. Суть заключается в расхождении некоторых данных... Ваш муж утверждает, что весь день после пожара он добросовестно отработал на заводе металлоконструкций.
— Значит, так оно и было! — несколько поспешно воскликнула Борисихина. — Его завод — это не контора какая-нибудь, человек на виду... Он ведь работает в конструкторском бюро, и так просто уйти, прийти...
— Я был на этом заводе, немного знаком с работой конструкторов. Они имеют право, может быть, это их обязанность — бывать в цехах, где изготавливаются металлоконструкции. Короче — он может уйти, и никто на заводе не поручится, что в данный момент он в цеху, а не между цехами, идет в контору, а не к себе домой. Еще короче — у нас есть доказательства, что ваш муж около часа дня был в больнице.
Борисихина передернула плечами, исподлобья посмотрела на Демина.
— Простите, но это... Очень важно? В этом таится какое-то зловещее значение? Объясните, я никак не соображу.
— Все очень просто. В больнице лежат люди, пострадавшие на пожаре. Старик Жигунов, Свирин, там же была и Дергачева, но на следующий день как раз, когда там вертелся ваш муж, она умерла.
— Он что-то ей сделал?
— Не похоже. Но он там был. Зачем ему понадобилось приходить в больницу тайком, через служебный ход, в рабочее время?
— А вы можете ответить на этот вопрос? — с улыбкой спросила Борисихина.
— Могу. Но боюсь, что ни вам, ни вашему мужу мой ответ не понравится.
— Рискните.
— Хорошо. Ваш муж вчера, взбудораженный тем видом, в котором он вас застал, нанес опасные для жизни травмы нескольким людям. Чтобы замести следы преступления, он поджег дом. Но Жигунова и Свирина удалось спасти. Говорить они не могут, но, когда заговорят, назовут преступника. Ваш муж пробирается в больницу, чтобы убить оставшихся в живых участников печального застолья. Но ему это не удается, поскольку мы предвидели такую попытку. Вспугнутый нашим сотрудником, он скрывается.
