школ. Заговор низших против высших, подмастерьев, желающих узнать пароль мастеров, против Великого Архитектора Адонирама составляет, как известно, основную сюжетную линию масонской легенды. При посвящении в каждую из степеней масонства апеллируют именно к этой легенде, фабула которой состоит в утверждении высшей целесообразности иерархизма, дифференциации посвященных и непосвященных[57].
Гностическая парадигма лежала исторически в основаниях генезиса фашизма. Эсхатология гностиков была сфокусирована на идее сохранения антропологической иерархии, отделения избранных от отверженных.
Левоеретическая альтернатива основывалась на тезисе о невоплощенности христианского завета всеобщего братства в установленной в средние века сохранение социальной иерархии, как принципиальное противоречие духу Евангелия. Многие из них выступали за общность имущества, обнаруживая в собственности одну из главных причин неравенства. Наиболее радикальные доходили модели социального устройства. Это течение было идентифицировано впоследствии как религиозный коммунизм. Его адепты указывали на в этом вопросе до прокламации общности жен. Чаще всего идеи религиозного коммунизма в средневековой Европе соотносились с идеями хилиазма.
Необходимость упразднения социальной иерархии аргументируется таким образом, что наступают последние времена. Грядущее царство Божье было в представлении хилиастов идеальной моделью воплощенного братства. Хилиастическая левая альтернатива в еретичестве была представлена в разное время «братьями свободного духа», «апостольскими братьями», вальденсами, таборитами, анабаптистами и др. В хилиастическом коммунизме берет свои истоки коммунистическая идеология эпохи модерна[58]. Особенно акцентированы были хилиастические мотивы в русской народной рефлексии. Русский хилиазм, безусловно, противоречил учению церкви. Но часто народная вера и общественное сознание имеют отличие от официальной догматической позиции. Можно сказать, что русский хилиазм являлся народной религией.
* * *
Созданная в рамках христианской рефлексии матрица восприятия будущего и борьбы сил света и тьмы на уровне макрокосмоса и души каждого человека стала основой и русского религиозного сознания. В России эсхатологический дискурс получил свою спецификацию, что будет рассмотрено далее.
Глава 2
Вызовы апокалипсиса как основание русской мысли и системы государствоустроения
Эсхатологичность русской общественной мысли
Российская мысль может быть на основе ее анализа в развертке веков определена в категориях базовой идентичной модели. Такая модель позволит ее отделить от мысли немецкой, французской, американской, китайской, понять, чем она является и чем не является. Безусловно, в истории России выдвигались самые разные политические концепты, отражая индивидуальность и партийную принадлежность их авторов. Но существуют, как известно, частности и доминанты. Доминанты воспроизводили исторически культурную матрицу русской мысли. Каковы же эти доминантные характеристики?[59]
Во-первых, эсхатологичность. В структуре времени русская мысль принципиально отличается и от европейской, и от азиатской. Если Запад акцентирован в восприятии времени на настоящем, а Восток – на прошлом, то Россия на будущем. Это будущее мыслилось не в категориях краткосрочности, сред-несрочности, долгосрочности, а в перспективе исторического финала. Русские всегда в каждый исторический момент были убеждены, что живут во времена апокалипсиса (в том числе апокалипсиса светского) и находятся в эпицентре Армагеддона.
Во-вторых, мессианство. Ментальная матрица России была выработана на основании глубокого переживания идеи христианской жертвенности. Христос восходит на Голгофу для того, чтобы победить смерть и спасти человечество. Россия также брала на себя функцию спасения мира от торжествующей в нем неправды и порабощения. Объектом спасения оказывалось в том числе и западное сообщество. Спасать, в действительности, приходилось – и от Наполеона, и от Гитлера.
В-третьих, альтернативность Западу. Основным вызовом для России на всем протяжении ее истории являлся вызов западного проекта. Россия выдвигала альтернативный проект и тем опровергала универсальность западнической модели развития. В этом отношении она выступала и позиционировалась перед незападным миром как анти-Запад. Отвечая на вызов Запада, одна часть мыслителей выступала за принятие западной платформы (западники), другая – за следование русскому пути (славянофилы, патриоты, евразийцы, русская партия и т. п.).
В-четвертых, дихотомичность. Русская общественная мысль выстраивалась на приеме полярных противоречий – дихотомий. В фундаменте своем это были противоречия между добром и злом. И добро, и зло имели конретизированное политическое и геополитическое выражение. Борьба с вселенским злом составляла функциональное назначение праведного государства.
В-пятых, соборность. Коллективистские ценности являлись во все времена базовыми для русской национальной рефлексии. Таковыми они остаются, по данным международных социологических опросов, и сегодня, несмотря на произошедшие постсоветские инверсии. Элементарной структурой русского мира рассматривалась община, и принципы общинности предполагалось перенести на всю Россию. Другим базовым основанием коллективистской матрицы являлся соборный принцип организации церкви. Отсюда – категория соборности как русский политический язык выражения ценности коллективизма. Аналогия с собором связывалась с пониманием того, что объединение людей в коллектив должно быть не просто их организационным суммированием, духовным соработничеством.
В-шестых, идеократизм. Государственность выстраивалась не снизу вверх, а сверху вниз от высшей идеи. Верховный лидер – глава государства – имел легитимность только ввиду принятия и реализации высшей идеи. В этом отношении маркировка его через категории деспотии, автократии, тирании не соответствует русскому пониманию природы власти. Русское государство в период доминации религиозного сознания было теократичным, в период модерна – идеократичным.
В-седьмых, нравственное преображение. Целевым политическим ориентиром являлось построение нравственного государства. Достижение этого ориентира предполагало изменение самой природы человека, его нравственное преображение. Существовало антропологическое измерение политики, которое воспринималось главным. Идея нравственного преображения составила суть предложенной России версии развития. Развитие мыслилось не как количественный рост материальной сферы, а именно как качественное изменение самого человека. И эта модель развития предлагалась как альтернатива для мира, составив, в частности, суть русского модерна.
Русский эсхатологический континуум
Многие мыслители в разные времена отмечали особый тип восприятия русскими времени. На Востоке в триаде «прошлое – настоящее – будущее» акцент делался на прошлом, соответственно, на Традиции. Запад акцентировался на настоящем, а отсюда – на устроении повседневной жизни индивидуума. Русская мысль была заострена, прежде всего, на будущем. Это будущее не краткосрочное, среднесрочное, долгосрочное, а финалистское, с ключевым вопросом об итоге человеческой истории. Такой тип мышления определяется как эсхатологическое, то есть связанное с представлением о конце света.
Представление, что конец истории наступает сегодня, что именно сейчас наступает время апокалипсиса, принципиально меняет поведение людей, меняет характер политики, экономики, социальных отношений. И если действительно русские люди в значительной своей части верили, что живут в апокалиптические времена, это не могло не повлиять на все сферы их деятельности – политику, экономику, культуру. Политика, реализуемая во время, воспринимаемое как Армагеддон, очевидно, должна принципиально отличаться от политики, проводимой в неэсхатологическом континууме.
Существование абсолютного добра предполагало столь же однозначное определение вселенского зла. Если есть служители Бога – добра – и истинная церковь, то, следовательно, должно существовать и воинство дьявола – зла – и возглавляемая им «синагога Сатаны». Персонификацией
