Орсо холодно ответил, что его ружье — английское и очень хорошо бьет дробью. Они расцеловались и пустились в путь, каждый в свою сторону. Наши путешественники были уже недалеко от Пьетранеры, когда у въезда в ущелье, через которое им надо было проехать, они увидели шесть или восемь человек с ружьями; одни из них сидели на камнях, другие лежали на траве; некоторые были на ногах и, казалось, караулили. Неподалеку паслись их лошади. Коломба посмотрела на них в зрительную трубу, вынутую ею из большой кожаной сумки, — такие сумки все корсиканцы берут с собой в дорогу.
— Это наши люди! — весело воскликнула она. — Пьеруччо хорошо исполнил поручение.
— Какие люди? — спросил Орсо.
— Наши пастухи, — ответила она. — Третьего дня я послала Пьеруччо собрать этих молодцов, чтобы они проводили вас до дома. Вам было бы неприлично въехать в Пьетранеру без конвоя, а, кроме того, вы должны знать, что Барричини способны на все.
— Коломба, — сказал Орсо строгим тоном, — я много раз просил тебя не говорить мне больше о Барричини и о твоих неосновательных подозрениях. Я, конечно, не буду так смешон, чтобы вернуться домой с этой толпой лентяев, и я очень недоволен тем, что ты собрала их, не предупредив меня.
— Брат, вы забыли свою страну. Если вы неблагоразумно подвергаете себя опасности, то я должна вас беречь. Я должна была сделать то, что сделала.
В это время пастухи заметили их, побежали к своим лошадям и прискакали к Коломбе и Орсо.
— Evviva[45], Орс Антон! — закричал здоровый старик с седой бородой, одетый, несмотря на жару, в дорожный плащ с капюшоном из корсиканского сукна мохнатее козьей шерсти. — Вылитый отец, только он выше и сильнее. Славное ружье! Об этом ружье еще будут разговоры, Орс Антон.
— Evviva, Орс Антон! — повторили хором все пастухи. — Мы отлично знали, что он вернется!
— Ах, Орс Антон! — говорил высокий малый с лицом кирпичного цвета. — Как был бы рад ваш отец, если б был здесь, на вашей встрече! Славный человек! Вы бы увидели его, если бы он верил мне, если бы он позволил мне разделаться с Джудиче… Храбрый человек! Он не поверил мне, а ведь теперь он хорошо знает, что я был прав.
— Ладно! — вмешался старик. — Джудиче недолго будет ждать.
— Evviva, Орс Антон!
И вместе с этим криком раздались ружейные выстрелы.
Рассерженный Орсо несколько времени не мог заставить слушать себя эту толпу всадников, говоривших разом и теснившихся, чтобы пожать ему руку.
Наконец, приняв на себя вид, с каким, бывало, он являлся перед своим взводом, когда делал выговоры и сажал под арест, он сказал:
— Друзья, благодарю вас за любовь ко мне, за любовь к моему отцу; но я требую, я хочу, чтобы никто не давал мне советов. Я знаю, что мне делать.
— Он прав, он прав! — закричали пастухи. — Можете на нас рассчитывать.
— Да, я рассчитываю на вас; но теперь мне не нужно никого, и ничто не грозит моему дому. Начните с того, что сделайте направо кругом и отправляйтесь к своим козам. Я знаю дорогу в Пьетранеру, и мне не нужно провожатых.
— Не бойтесь ничего, Орс Антон, — сказал старик, — они не осмелятся показаться сегодня. Мышь прячется в нору, когда приходит кот.
— Сам ты кот, старая седая борода, — сказал Орсо. — Как тебя зовут?
— Как! Вы не знаете меня, Орс Антон? Меня, того самого, что так часто сажал вас за собой на том муле, что кусался? Вы не знаете Поло Гриффо? Как видите, он молодчина и предан делла Реббиа телом и душой. Скажите слово, и когда ваше большое ружье заговорит, этот старый мушкет, ровесник своему хозяину, не станет молчать. Рассчитывайте на это, Орс Антон.
— Хорошо, хорошо! Но, черт возьми, уходите, Дайте дорогу.
Пастухи наконец удалились, крупной рысью направляясь к деревне; но от времени до времени они останавливались на всех возвышенных местах, как будто для того, чтобы посмотреть, нет ли какой-нибудь скрытой засады, и все время держались недалеко от Орсо и его сестры, чтобы быть в состоянии помочь им в случае нужды. А старый Поло Гриффо говорил своим товарищам:
— Я понимаю его, я его понимаю. Он не говорит, что хочет делать, но он сделает. Копия своего отца. Ладно! Говори, что ты ни на кого не сердишься. Ты дал обет святой Нере[46]. Браво! Я не дал бы и медного гроша за шкуру мэра. Месяца не пройдет, а из нее уже нельзя будет сделать меха.
Таким образом, с разведчиками впереди, потомок рода делла Реббиа въехал в свою деревню и достиг древнего жилища своих предков-капралов.
Долгое время остававшиеся без вождя реббианисты толпою вышли к нему навстречу, а все нейтральные жители деревни стояли на пороге своих домов, чтобы видеть, как он проедет. Барричинисты сидели по домам и глядели в щели ставен.
Местечко Пьетранера построено очень неправильно, как и все корсиканские деревни; чтобы увидеть настоящую улицу, надо ехать в Карджезе, селение, построенное г-ном Марбефом[47]. Дома, рассеянные как бы случайно и без малейшей планировки, занимают вершину небольшого холма или, скорее, горное плато. Недалеко от середины местечка возвышается большой зеленый дуб; возле дуба стоит гранитное корыто; деревянная труба проводит в него воду из соседнего ключа. Это полезное сооружение было построено на общий счет делла Реббиа и Барричини, но жестоко ошибется тот, кто увидит в этом указание на некогда существовавшее согласие между двумя родами. Напротив, тут действовала взаимная зависть. Как-то раз полковник делла Реббиа послал в муниципальный совет небольшую сумму на устройство фонтана; Барричини поспешил предложить такое же пожертвование, и этой борьбе великодушия Пьетранера обязана своей водой. Вокруг зеленого дуба и фонтана — небольшое пустое пространство, называемое площадью; праздные люди собираются здесь по вечерам. Иногда тут играют в карты, а раз в год, во время карнавала, танцуют. На двух противоположных концах площади возвышаются постройки, высокие, но узкие, сделанные из гранита и шифера. Это башни двух враждующих семейств — делла Реббиа и Барричини. Они одинаковой архитектуры и равной высоты; видно, что судьба еще не решила соперничества в пользу какого-нибудь одного из враждующих родов.
Может быть, теперь уместно объяснить, что нужно подразумевать под словами башня. Это квадратная постройка футов сорока вышины; в другой стране ее назвали бы попросту голубятней. Узкая дверь открывается на восемь футов ниже поверхности Земли; к ней ведет очень крутая лестница. Над дверью окно; перед ним что-то вроде балкона с пробитым внизу отверстием, похожим на бойницу, через которое можно безнаказанно убить нескромного гостя. Между окном и дверью видны два грубо высеченных щита. На одном когда-то был генуэзский крест, но он весь избит молотом, и только антикварий мог бы разобрать его. На другом щите высечен герб владельцев башни. Прибавьте, чтобы дополнить картину, на щитах и наличниках окна несколько следов пуль, и вы будете иметь понятие о средневековом корсиканском жилище. Я забыл сказать, что жилые постройки примыкают к башням и часто сообщаются с ними изнутри.
