Теперь уж точно, это было коллективным творчеством внутренних войск и охраняемого ими контингента.
***
– Внутрь заезжать не нужно, – сказал таксисту старший лейтенант, когда подъехали к открытым воротам во внутренней двор Главного Политуправления.
– Что я, сумасшедший? Въедешь туда, потом не выедешь, – огрызнулся таксист.
Из ворот выехала машина, и огромные черные без единой щели, железные ворота закрылись. Здание выглядело мрачным и неприступным. Лейтенант пошёл в разведку один. Вскоре вернулся и отнёс ящик с фотографиями.
– Всё, мы свободны, сказали утром позвонить.
– А посмотреть? Я же, на досках не видел, обещали….
– Сказали утром позвонить, может, ещё посмотришь.
Болтаясь вокруг Красной Площади, увидели длиннющую очередь в Манеж. Там проходила выставка знаменитого французского фотографа. Повезло, в форме пропускали без очереди. На огромных чёрно-белых фотографиях были снятые крупным планом люди на улицах. Одни просто улыбались, другие выглядели странно. Улицы, улицы…, наверное, Франция. Эти фотографии не были похожи на те, что Алёшка когда-то видел на выставках в Прибалтике. Никаких фотомонтажей или трюков, на фотографиях не было, просто живые люди. Алёшка снова поймал себя на том, что у него, наверное, нет никакого таланта. Он не понимал, что особенного в этих фотографиях, и почему столько людей часами стоят в очереди, чтобы попасть на эту выставку. Там в Прибалтике, фотографии напоминали фантастику, их даже трудно было назвать фотографиями. А здесь были самые обыкновенные люди и их случайные эмоции. Почему это важно, почему эти фотографии должны быть такими большими? Позже, Алёшка читал статьи и отзывы критиков, их было много, фотограф был знаменитым, но ответа он так и не нашёл….
– Вот это мастер, мне хватило! Помнишь мужчину с сигаретой? Да, великий человек! У нас таких нет. Кто и был, тех расстреляли, всё у нас так…, – у выхода, молодая москвичка делилась впечатлением с подругой.
– А что ты удивляешься? Сравни кинофильмы, наши и французские. А духи? Про духи я вообще не говорю, – вторила подруга, – удивительно, что у нас вообще такое разрешили!
– Тфу, лучше бы в Мавзолей пошли, – старший лейтенант не скрывал разочарования, – люди в очереди, наверное не знают. Вот пойду сейчас и расскажу, чтобы зря не стояли.
– Некоторым нравится, вон две дамы, в полном восторге, – возражал Алёшка, – может, мы просто не доросли пока? Не способны понять…
– Недоросли? До чего там дорастать? Рожи, как у наших, только одеты по другому. Ну и что? Знаешь, я тебе так скажу, твои фотографии несравненно лучше, а это – просто говно!
– Ну, Вы даёте, товарищ старший лейтенант, это же мировая знаменитость.
– А я, объясню. Мне плевать, какая там знаменитость. Я в Брестской крепости был только в детстве. Твои фотографии увидел, вспомнил. Там всё изменилось. Я снова захотел поехать. А на эти рожи, мне наплевать! Чего в них особенного, хоть они и французские?
Возразить было нечем, и Алёшка молчал. Он много раз слышал умные разговоры, как у тех продвинутых москвичек, но из боязни выглядеть недоразвитым, предпочитал не вмешиваться, не желая признаться даже самому себе, что ничего в этом не понимает, не только в прибалтийском, но теперь уже и во французском.
Утром, как было приказано, старший лейтенант позвонил в Главное Политуправление. Передали, что вопросов нет, и можно возвращаться домой. Свои фотографии на досках под лаком, Алёшка так и не увидел, и никто их показывать ему не собирался. Однако поезд был только вечером, и он смог оценить всю прелесть командировки. Делать ничего не нужно, даже в здание не пустили. Второй день болтайся себе по Москве, замечательная служба. Да и старший лейтенант, оказался вполне дружелюбным парнем, с которым совсем не было скучно.
Чем бы заняться, вопрос не стоял. Ещё вчера они узнали, что в Москве проходит Выставка Европейского Портрета, на которой есть настоящая картина Леонардо да Винчи. Ни Алёшка, ни старший лейтенант ничего не понимали в живописи и вряд ли пошли бы туда, если бы были заняты чем-то ещё. Но, всё же решили, что это должно быть интереснее, чем Мавзолей. Тем более, что как они уже успели убедиться, в форме пускали без очереди.
Очередь оказалось ещё большей, чем в Манеж. Внутри здания нужно было ползти по специально выгороженному проходу вдоль стен, на которых были развешаны живописные портреты написанные мастерами живописи. Для себя Алёшка понял лишь то, что именно в портрете, в этом единственном жанре, фотография, наверное, теоретически могла бы посоревноваться с живописью. В остальном, такая конкуренция не имела никакого смысла. Мастер – живописец мог фантазировать, без каких либо ограничений, так, как только позволяло его мастерство художника и его воображение, видимое только ему самому, до тех пор, пока он не перенесёт его на холст и не сделает видимым для окружающих. Художник мог изобразить то, чего никогда не существовало, или существовало очень давно, или было где-то в космосе.
Мастер – фотограф, каким бы хорошим он не был, он всё же привязан к реальности. Он должен увидеть собственными глазами, а затем показать это фотоаппарату, чтобы тот запомнил. Поэтому искусство художника – вечно, оно не зависит от качества краски. А фотограф привязан к технике, и ограничен её возможностями. И какой бы замечательной эта техника ни была, её задачей останется лишь, более полно и подробно передавать реальность.
А вот с портретом всё по-другому. Безусловно, большинство портретов на этой выставке были написаны с натуры. Чаще всего, тот кого изображали, специально позировал художнику. Он специально готовился, подбирал одежду, предметы, которые должны были появиться на полотне, чтобы подчеркнуть, или только лишь намекнуть на образ жизни, профессию или что-то важное, памятное для того, кто изображён на портрете или для замысла художника.
Именно так готовится к съёмке фотограф, всё тоже самое. Часть этих замечательных портретов представленных на этой выставке, возможно, не появились бы вовсе, если бы в то время техника фотографии была достаточно развита. Скорее всего, заказ был бы сделан не художнику, а фотографу. Потому, что фотографический портрет, в определённом смысле представляет даже большую ценность, чем живописный, прежде всего из-за своего главного качества – документальности.
Алёшка, в своё время был поражён цветным фотопортретом Льва Толстого. Читая его книги, он представлял себе писателя, совершенно другим. Гравюры и рисунки, которые часто использовались в книгах, передавали образ Толстого обобщённым. Но это был упрощённый образ, как некий символ, или идол, возможно суть характера писателя, так, как увидел его художник. Но это был навязанный образ. А фотопортрет позволяет зрителю иметь собственное суждение. Когда понимаешь, что вот именно этот человек написал, вот эти строки, они больше не повисают в воздухе. Теперь Алёшка, читая, общался и спорил с их автором….
Гвоздём выставки была совсем небольшая
