Прапор перекатился на спину.
— Откуда стреляли?
Он обращался к Томскому, не подозревая о том, что тот забил тревогу вовсе не из-за стрелка. Тем не менее ответ был получен. Пуля взрыла асфальт в метре от Толиной руки. Прапор ответил короткой очередью, явно выпущенной наугад. Ясно было лишь одно — палили сзади. Томскому показалось, что он видит какое-то движение у стены цветочного магазина. Впрочем, особой уверенности не было — мешали запотевшие стекла противогаза. Тем более, что движущийся объект показался Толику желтым — возможно, это были злополучные буквы.
Новый выстрел. Пуля опять врезалась в плиту-чудище. Прапор выпустил очередь в темноту.
— Метко лупит, сволочь! Скоро пристреляется. Надо менять позицию.
Ближайшим укрытием могли послужить остатки фундамента какого-то здания и фрагмент сохранившейся кирпичной стены. До них было метров двадцать открытого пространства.
Томский принял решение. Передвинул флажок предохранителя гранатомета в боевое положение, излюбленным приемом уперся плечом в пистолетную рукоятку «калаша».
— Как бабахну — бегите. Потом меня прикроете.
Толик прицелился туда, где, как ему казалось, заметил стрелка, и надавил на спуск. Выстрел. Оранжевая вспышка. Взрыв поднял клубы дыма. Томский услышал хруст битого кирпича под ногами бегущих друзей. На всякий случай выпустил в темноту пару очередей. Как только затрещали «калаши» Аршинова и Вездехода, ринулся к спасительному фундаменту сам. Перевалился через него, ударился грудью о выступающий из земли осколок бетона, крякнув от боли. Выжидая, пока отпустит, протер стекла противогаза.
Теперь, оказавшись в безопасности, следовало отыскать стрелка. Однако тот будто нарочно не давал о себе знать. Выждав минут десять, Аршинов перебрался за стену. Встал в полный рост.
— Не по душе мне это. Слишком уж тихо. Или ты, Толян, накрыл этого сучонка, или он выжидает, пока кто-нибудь из нас высунется.
Еще десять минут прошли в томительном ожидании. Никого и ничего. Группа оказалась на распутье. Продолжать путь, оставив за спиной снайпера, было бы самоубийством. С другой стороны, не менее глупо было дожидаться, пока стрелок соизволит себя обнаружить. Анатолий прошмыгнул к прапору. Через минуту к ним присоединился Вездеход.
— Ну, че, братцы? — Аршинов яростно пнул ногой стену. — Что постановит военный совет? Утра дожидаться будем, или как?
— Или как! — карлик сбросил на землю тяжелый вещмешок и вытащил из своей непременной сумочки резиновую трубку. — Я его найду.
Выполнить свое намерение Вездеход не успел. Раздался сдавленный крик. Несомненно, человеческий. Толик высунулся из укрытия. Взгляд сразу уперся в желтое пятно. На этот раз ошибиться было невозможно. Рядом с плитой-монстром стоял человек в желтом костюме химзащиты. В его позе было что-то странное. Он не пытался прятаться, а будто отдыхал, прислонившись к плите спиной.
Желтый? Проводник по миру кошмарных видений? Томский вернулся в укрытие, уступив место наблюдения прапору. Пусть разбирается сам. Если Желтый у плиты — не больше, чем галлюцинация, Лёха ничего не скажет, а если…
— Сдается мне, что это и есть наш снайпер, — сообщил прапор. — Скажу больше: с ним что-то случилось.
Не галлюцинация. У Толи свалилась гора с плеч. Браво! Труд сделал из обезьяны человека, а хорошая взбучка поможет превратить полугэмэчела Томского в нормального мужика.
— Не двигается, — продолжал Аршинов. — Даже не шелохнется, гад. Надо бы посмотреть на этого Вильгельма Телля вблизи. Пойдем, что ли?
Толик обернулся к карлику. Тот сосредоточенно рылся в сумке, явно расстроенный тем, что не пришлось пустить в ход свою трубку.
— Вездеход, мы сами посмотрим, что да как. А ты пока держи этого орла на мушке. Пулю ему между глаз, если дернется.
— Угу. Сделаем. С превеликим удовольствием.
Томский и Аршинов покинули укрытие и стали медленно приближаться к плите. Прапор включил фонарик, и конус света уперся в человека. Он не отдыхал и, вопреки наблюдениям издали, двигался. Подергивалась рука. Чуть заметно раскачивалась голова. Парень доживал последние минуты — из его груди торчал мокрый от крови арматурный штырь. Щупальце чудища все-таки отыскало себе жертву.
У ног умирающего лежал винтовка с бережно обернутым мешковиной стволом. Толику доводились видеть такие в Полисе и даже держать в руках. Эсвэдэ. Отличное оружие с оптическим прицелом, который позволяет поражать цель даже в темноте — прицельная сетка становилась видна, стоило включить специальную подсветку.
На всякий случай Аршинов отшвырнул оружие в сторону ударом ноги. Скривился:
— М-да. А нашему другу-то ничем не поможешь. Он, вишь, уже ангелов слушает.
С этими словами прапор сдернул со стрелка противогаз.
Более отвратительного лица Томскому видеть не доводилось. Низкий лоб, неестественно выпуклые надбровные дуги, сплюснутый, скорее всего от удара, нос, плотно прижатые к черепу уши и полное отсутствие растительности, даже бровей производили отталкивающее впечатление. Вдобавок ко всему правую щеку неизвестного украшала татуировка в виде паутины.
В свете фонаря блестели капельки пота, усеивавшие бледную, как мел, кожу. И губы. Узкие, фиолетового цвета, они очень напоминали Толику губы существа из его кошмарных снов.
Человек открыл глаза, уже подернутые поволокой смерти, судорожно дернул кадыком.
— Я — Шутер.
— Оно и видно, — усмехнулся Аршинов, помнящий основы английского языка[2]. — Что ж, Шутер, колись, чем мы тебе насолили?
— Я — на… нае… наемник. Вы… Выполняю заказы…
Было видно, что каждое новое слово дается раненому все с большим трудом.
— Ежу ясно, что выполняешь, — продолжал допрос прапор. — И кто же нас заказал?
— Меня… Он-о… О-о-о…
Из угла рта Шутера вытек и зазмеился по подбородку ручеек крови. Наемник попытался сказать еще что-то, но лишь беззвучно шевелил губами. Глаза его закрылись. Тело дернулось и обмякло.
— Амба, — констатировал Аршинов. — Как думаешь, Томский, он сам на прут накололся?
— Ты на его ноги посмотри.
Толя еще до начала разговора понял, что стрелка убили — от подошв его ботинок до земли было никак не меньше пятнадцати сантиметров. Кто-то поднял Шутера и насадил его на арматуру, как на вертел.
— М-да, — прапор наклонился, поднял оружие. — А винтовочку-то я приберу. Подержи фонарь, Толян.
Аршинов обошел плиту, уложил «эсвэдэшку» к ее подножию, старательно присыпал крошевом кирпича, отряхнул перчатки.
— Штуковина хорошая, но таскать ее с собой смысла не вижу. Автомат как-то сподручнее. Потопали, что ли? Скоро рассветет, а днем… Днем тут рисоваться…
Закончить фразу прапор не успел: громыхнул выстрел.
Глава 7
ЛИЦО В ОКНЕ
Томский и Аршинов распластались на земле. В отличие от прапора Толик чувствовал себя крайне неуютно. Ботинки мертвеца были совсем рядом. Если бы не противогаз, Томский ощутил бы их запах.
— Сколько же тут этих… шутеров, так их и разэтак, через коромысло! — прорычат Алексей, ворочаясь. — Не успели выползти наверх, как на нас сезон охоты объявили!
Толик был полностью согласен с Аршиновым. Путешествие их начиналось слишком уж бодро. Мутанты, может, и спали, а вот люди бодрствовали.
— Эй, мужики, чего разлеглись? — раздался голос карлика. — Это я стрелял!
— У тебя, чего, много лишних патронов накопилось? — крикнул прапор поднимаясь. — Или это юмор такой?
— He-а. Я там что-то видел. Вроде человек пробежал.
Аршинов подождал Томского, и они вместе двинули к Вездеходу. Тот толком так и не смог объяснить, в кого стрелял. Возможно, карлику просто почудилось. Так или иначе, но в течение получасового ожидания ничего подозрительного не произошло.
Группа пустилась в путь.
Через пару километров с проторенной «Терминатором» дорожки пришлось сойти. Продвигаться сразу же стало значительно труднее. Приходилось лавировать в руинах и перепрыгивать через ямы, наполненные дождевой водой. Определить на глаз их глубину было невозможно. Иногда поверхность воды вздрагивала, по ней шла подозрительная рябь. Возможно, она была следствием вибрации, вызванной шагами. Возможно, ямы были обитаемы, и то, что таилось в их глубине, просто ждало удобного момента, чтобы вцепиться в ногу зазевавшегося человека.
Надвигался рассвет. Небо на горизонте сделалось из черного грязно-серым. Такой же цвет обрел и весь окружающий пейзаж. Подул легкий ветерок. Аршинов, всегда славившийся своим умением ориентироваться в городских джунглях, сообщил, что собирается вести их к наземному вестибюлю станции Черкизовская.
— На всякий пожарный случай, чтоб не запутаться.
— Ты ж говорил, что до Партизанской рукой подать, — напомнил Вездеход. — Уже светает, а мы все еще… рукой подаем.
