Хозяин довольно крякнул, поставил перед ним на стол глиняную чашу, рядом положил острозаточенный якутский нож:
– Плесни сюда своей крови!
Отвернув рукав, Григорий, не сомневаясь более, полоснул ножом по тыльной стороне ладони. В чашу полилась кровь.
– Достаточно, не усердствуй, много не нужно.
Евдокия тут же перевязала ладонь невесть откуда взявшейся чистой тряпицей. Заранее знала об этом зловещем ритуале, наверняка загодя и приготовила.
– Сегодня же присмотришь на погосте «мучин крест» свежую могилу без креста на надгробии, с вечера наберёшь в любой церкви святую воду, и в полночь жди меня у западного входа на кладбище.
– На «Мучином кресте»? – уточнил Григорий.
Хозяин недовольно зыркнул на него своим бельмом.
– Я не ясно выразился?
– Понял, сделаю.
– Не забудь взять с собой лопату.
– Зачем?
– Там увидишь…
«Мучин крест».
Кладбище для захоронения воров, насильников, самоубийц и нищебродов пользовалось в городе дурной славой; люди и днём-то старались обходить его стороной, а уж ночью тем паче. Когда-то, говорят, там был мученически убит и распят на перевёрнутом кресте припозднившийся беспечный прохожий. Отсюда и пошло название погоста. Полиция, говорили, так и не смогла найти преступников.
Крестов на могилах там было мало – заботиться о покое усопших чаще всего было некому.
Однако же свежая могила нашлась сразу – судя по выцарапанным на деревянной дощечке словам в ней покоился мужчина сорока лет. От чего он умер – неизвестно. Запомнив место, Григорий направился в Никольскую церковь за святой водой, и сразу домой.
Долгое состояние крайнего возбуждёния и ожидание близкой развязки дали о себе знать: в животе ощущался неприятный холодный ком, как во время массированного вражеского артобстрела тяжёлыми орудиями, когда при близких разрывах снарядов всё тело сковывал животный страх, и хотелось забиться как можно глубже в землю. При этом, осознавая, что в случае чего и земля не поможет выжить.
В знойном июльском воздухе явно чувствовался запах горелой серы, этот запах преследовал Гришу повсюду.
Глаз сам собой подмечал плохие приметы и всякую чертовщину. Верный дворовый пёс при виде возвращающегося молодого хозяина заскулил, поджал под себя хвост и забился в конуру, чего раньше с ним никогда не бывало. Ладонь, какую резал, чтобы скрепить договор кровью, враз зажила. Сняв перед обедом повязку, он обнаружил на ней только чистый розовый шрамик.
Дождавшись, когда домочадцы уснут, Григорий взял лопату, склянку со святой водой, и направился в сторону «Мучина креста». Выходя из дома отставной прапорщик прихватил с собой наган. Случись что, он никому не позволит дать себя в обиду.
Прежде чем сунуть под рубаху, откинул барабан, вытряхнул на ладонь и придирчиво перебрал пальцами все семь патронов-близнецов…
Пока шагал, думы ни на секунду не оставляли его. Чем ближе погост, тем тревожнее становилось на душе. Григорий тщетно силился понять, как это он только позволил втянуть себя в авантюру, попахивавшую глупейшей средневековой дикостью. Но обратной дороги уже не было: отказ от «договора» означал бы поруганную честь.
В полночь к воротам подошёл «исполнитель»:
– Показывай!
Григорий без слов привёл его прямиком к могиле:
– Здесь…
Бельмастый одобрительно поцокал языком.
– Ну, коль сыскал… копай!
Превозмогая страх и отвращение, Гриша приступил к раскопке могилы. Земля ещё не успела достаточно осесть, копалось легко. С неба ему подсвечивала полная луна, напоминая о чёрных глазах Евдокии. На соседней старой могиле жутко фосфоресцировала прогнившая оградка, по сторонам вкривь и вкось торчали редкие покосившиеся кресты. Страх подгонял копателя: «скорей бы всё закончилось!».
Наконец лопата стукнула по дереву: домина.
– Открывай, Григорий, и выйди из могилы, – ухмыльнулся «исполнитель», в его глазах мелькнули языки пламени. – Рано тебе ещё. Сам недавно из могилы вышел так и ближнему подмогни, не стыдись добро делать…
Смех исполнителя был густым и громким. Он явно не боялся, что кто-то услышит. По всей видимости, кладбищенский сторож, если таковой и есть, запер двери на все запоры и сейчас трясётся от ужаса.
Поднатужившись, Гриша вскрыл плохо сбитую крышку не гроба – ящика. «Постояльцев» «Мучина креста» хоронили именно в таких наскоро сколоченных из рассохшихся досок коробах. Изнутри сильно ударило по ноздрям плесенью и трупным запахом.
Стараясь не смотреть на покойника, Григорий выбрался из могилы и обнаружил, что бельмастый протягивает ему чашу – ту самую, в которую он днем сцеживал свою кровь. В чаше, покачиваясь, отражалась не белая, а багровая луна – кровь незнамо как не свернулась за истекшие часы.
Исполнитель стоял поодаль. По нему было видно, что сейчас он тоже чего-то опасается, но явно не покойника.
– Святую воду не забыл? Вылей в чашу! – не то испуганно, не то брезгливо передёрнулся, – Да смотри, ни капли мимо не пролей!
Григорий послушно выполнил приказ: бережно, стараясь не расплескать, налил из склянки святой воды. И застыл, чуя, как на голове поднимаются дыбом волосы – жидкость в чаше тотчас забурлила, точно каша в горшке!
– Это кипит твоё благородное негодование, юноша! – нехорошо засмеялся исполнитель, в голосе вновь зазвучала стальная уверенность, – Возьми чашу и вылей содержимое на покойника!
Григорий выполнил и это указание, после чего отшвырнул чашу и попятился от могилы. Всё творящееся казалось кошмарным сном, но проснуться никак не удавалось. Да и больно реальные подробности у этого сна: смердящий труп, безумная луна, жаркий воздух, грязная одежда, комья грязи прилипшие к ладоням. Он еще не знал, какие жуткие потрясения ждут его впереди, какие страшные муки уготовлены его душе в вечности!
В яме меж тем послышалось слабое копошение, затем показались две руки, которые беспокойно шарили по краю могилы в поисках какого-нибудь предмета или куста, чтобы уцепиться…
Ничего не найдя, руки принялись энергично загребать землю, так начинающий пловец загребает воду. Через какое-то время он нагреб достаточно, чтобы утоптать плотную горку и, взойдя на нее, перекинуть туловище на свежую насыпь. Покойник вышел из могилы и встал во весь рост перед «исполнителем». В сумерках его неподвижное лицо напоминало бездушную немецкую маску-противогаз, только без хобота-шланга: большие тёмные глазницы и ввалившийся рот.
Бельмастый меж тем словно бы вошёл в раж, ему уже плохо удавалось сохранять человеческий облик. Зрачки глаз стали вертикальными, черты лица исказились, и голова стала похожа на отвратительный череп, с кожей стянувшейся к макушке. Небрежно направив чрезмерно удлинившийся острый палец на Григория, «исполнитель» приказал мертвецу:
– Вот твой хозяин, слушай его!
Покойник развернулся и молча, дергаясь, подошёл к юноше. Ноги двигались медленно, как бы отдельно от тела, руки – невпопад шагам. Казалось, невидимый и не очень умелый кукольник управлял мёртвым телом посредством верёвочек. Страх Григория переплавился в тягучий, леденящий душу ужас. Он даже не смог проронить и звука, горло будто захлестнула удавка, не пуская на волю крик. Все члены онемели.
– Говори, Григорий! – в глухом смехе бельмастого сквозило лютое веселье, так волк мог бы куражиться, стоя над свежезарезанной овцой. – Чего стращаешься? Мало за войну покойников видел?
– Настя… – только и смог выговорить несчастный.
– Веди его, Григорий, он всё сделает!..
Глумливый хохот летел им в спину.
– Здесь, – не глядя на мертвеца, Гриша показал рукой на дом купца Онуфриева, – здесь она…
Вязкая тишина ночи была нарушена: от удара ладонью с треском вылетела из петель калитка крепких ворот. Мертвец, от ходьбы уже вполне размявший окостеневшие мышцы, уверенно прошёл к крыльцу. Ухватившись за ручку, коротко дернул дверь на себя. Выскочивший из пазов кованный металлический крюк пролетел мимо Григория и громко стукнул об воротину.
И только тогда отставного прапорщика начал бить озноб. Пришли вдруг и осознание совершенного и ужас раскаяния.
«Что я творю, Господи!?» – успел подумать Григорий, и в этот момент в доме раздался сдавленный девичий крик.
Раздался, да сразу и умолк. Похоже, Настя даже не успела толком проснуться. В конуре продолжала тихо скулить дворовая сучка.
– Настя! – закричал обезумевший молодой человек, в окнах заплясали огоньки зажжённых свечей, – Я сейчас, Настя! Я сейчас!
Григорий вбежал в дом, выхватил из кармана револьвер, крутанул барабан. Навстречу ему выскочил в исподнем сам хозяин дома – купец Онуфриев:
– Гра-абя-а!.. а-ах… – его рёбра хрустнули в объятиях подошедшего сзади покойника.
Свеча упала на ковёр и погасла, следом повалилось грузное тело. Гриша выстрелил в исчадие зла, но мертвяк, не обратив на это ни малейшего внимания, повернулся и уверенно направился в соседнюю комнату…
