— Не сметь мне дерзить! — взвизгнул старик, стиснув пальцами рукоять кнутовища, и вытаращил на негодника покрасневшие от гнева глаза.
Кейд невозмутимо выдержал испепеляющий взгляд деда и с печальной ухмылкой заметил:
— Но ведь ничего страшного не случилось, дедушка!
Дон Бенито выпятил грудь, прокашлялся и, глубоко вздохнув, с прежним пылом заорал:
— Нет, случилось! Ты оскорбил своим легкомысленным поведением честь нашего дома! Ты опозорил своим беспутством память о наших доблестных предках! А чего стоят все прочие твои выходки во время многолетнего отсутствия! Я наслышан о некоторых из твоих «подвигов», Никола, и должен тебе сказать, что меня от них тошнит!
Кейд присел на дубовый письменный стол и скрестил руки на груди. Подобные сцены были не единичными. Дед тщетно пытался приучить его к дисциплине с юных лет. Но ни бесчисленные нотации, ни порка, ни отправка непокорного внука на учебу за границу не смогли изменить его в лучшую сторону. Он вырос, но остался все таким же неисправимым негодником. Дед, однако, не мог смириться с ужасным поведением внука. Он все еще надеялся наставить его на путь истинный.
— Я видел, как ты флиртовал с племянницей алькальда, — рявкнул дон Бенито. — Как такое могло прийти тебе в голову?
— А что мне оставалось делать, если она сама не отпускала меня от себя ни на шаг? — пожал плечами Никола.
Ответ внука переполнил чашу терпения. Дед в сердцах хлестнул кнутом по столу и закричал:
— Ты понимаешь, чем это для тебя чревато? Или ты думаешь, что алькальду неизвестно, кто обхаживает его племянницу? Может быть, ты считаешь его дураком, который молча стерпит, что сеньорита Наварро спит в твоей постели?
Кейд опять передернул плечами.
— А кто говорит, что она моя любовница? Я и не думал затаскивать ее в свою постель! Мы с Линдой всего лишь совершили вместе верховую прогулку, от скуки. Ей тоже осточертело жить в такой дыре, она хочет сбежать отсюда.
— Хорошо бы ей прихватить с собой и своего дядюшку! — выпалил старый дон, покраснев от ярости. — Без них нам всем жилось бы здесь гораздо спокойнее.
— Так думают и многие другие жители города, — с улыбкой добавил его внук.
— Жаль, что им не приходит в голову ускорить отъезд дьявольской парочки, прибегнув к оружию, — прошипел старик. — А ты, Никола, к моему глубокому сожалению, берешься за шпагу не ради правого дела, а в интересах какого-то сомнительного сброда!
— Вы подразумеваете мою службу в армии техасских повстанцев? — прищурившись, уточнил Кейд.
— Да, разумеется! Зачем тебе понадобилось воевать на стороне этой банды фермеров? — вскричал дон Бенито.
— Все они отважные и достойные люди, сражавшиеся за правое дело, — возразил ему, сохраняя невозмутимость, Кейд. — Я горжусь, что дрался в их рядах за свободу Техаса!
— А вот мне стыдно, что мой внук участвовал в позорном и кровавом фарсе! — вновь ударив кнутом по столу, крикнул дон Бенито. — Ты навлек позор на всю семью Альварес и город Игера!
— А разве наш безумный алькальд, чьи руки по локоть перепачканы кровью сотен невинных людей, казненных им, не позор для правительства Мексики? — парировал Кейд. — Жаль, что здесь до сих пор не нашлось храбрых мужчин, способных освободить Игеру от его гнета! Остались одни трусы и подхалимы!
— Не тебе судить, сопляк! — взвизгнул оскорбленный его намеком старик. — Не слишком ли много ты на себя берешь? Взгляни, на кого ты похож, с пистолетами на портупее вместо благородной шпаги! Ты выглядишь и ведешь себя как бесчестный американский бандит, а не как благородный джентльмен!
— Похоже, что вы презираете и ненавидите всех американцев, дедушка! — осведомился не без иронии Кейд.
— Если бы я действительно ненавидел всех американцев, я бы не позволил своей обожаемой дочери выйти за твоего отца! — возразил дон Бенито. — Я презираю только бесчестных людей, какой бы национальности они ни были.
Кейд вздохнул, снова пожалев о том, что вернулся в Калифорнию. Он знал, что старик будет постоянно демонстрировать ему свое превосходство и досаждать упреками, а потому всячески оттягивал свое возвращение. Но теперь он стоял в кабинете своего деда и ждал окончания очередного нагоняя.
Дон Бенито приблизился к внуку и рявкнул, дрожа от гнева:
— Я требую, чтобы ты наконец объяснил, что за гнусная история произошла по твоей вине пять лет тому назад в Новом Орлеане! Я имею в виду твой странный брак!
Кейд пожевал губами и хмыкнул:
— Ничего особенного и не произошло, дедушка. Вы заблуждаетесь. Все это досужие сплетни и сущие пустяки.
— Ничего особенного? Сплетни? Ты женился на девушке из хорошей семьи и теперь говоришь, что все пустяк, не стоящий того, чтобы о нем вспоминать? Негодяй! — Дон Бенито, не сдержавшись, ударил внука кнутом по груди, и под прозрачной тканью сорочки тотчас же вздулся красный рубец. Однако Кейд лишь поморщился: гордость не позволяла ему выказывать слабость.
— Отвечай, мерзавец, забеременела от тебя эта женщина или нет? — в бешенстве прокричал старик.
— Откуда мне знать? — ответил Кейд. — Я же не виделся с ней со времени нашего бракосочетания! Прямо из церкви я отправился в Техас воевать на стороне повстанцев.
— Какой же ты после этого мужчина? — с гримасой отвращения воскликнул дон Бенито, и Кейд побелел как мел: слова деда задели его за живое. Он закусил губу и с ненавистью уставился на старика, сверкая разъяренными глазами.
За спиной у Кейда раздалось многозначительное покашливание. Он обернулся и увидел верного слугу дона Бенито по имени Панчо: очевидно, тот неслышно вошел в кабинет, когда бушевавшие страсти накалились добела, прихватив с собой на всякий случай винтовку. Кейд поборол желание расхохотаться и холодно произнес:
— Мне обидно слышать такие слова от родного деда.
— Наконец-то ты вспомнил о нашем родстве, — со вздохом промолвил дон Бенито. — Значит, мои слова пока еще кое-что для тебя значат.
Он покачал головой и сразу весь как-то обмяк, утратив кураж и желание приструнить внука. Всегда подтянутый, бодрый, с гордо вскинутым подбородком, этот потомок переселенцев из Кастилии, прослывших отважными воинами и смелыми путешественниками, моментально превратился в слабого старика, предчувствующего свою скорую кончину. Горестно пожевав губами, дон Бенито взял со стола графин с крепким бренди, наполнил два бокала и, протянув один из них внуку, произнес:
— Ты должен еще раз извиниться перед той симпатичной белокурой сеньоритой и ее родными.
— Хорошо, дедушка, — согласился Кейд. — Но по-моему, она бы предпочла, чтобы я утопился у нее на глазах в океане.
