Так и есть, загорячились парни:
– Не нужен нам такой султан, которому янычары не нужны!
– Не брать его еды!
Еще мгновение, и прозвучал бы клич, после которого янычаров не остановить: «Переворачивай котлы!» Внутри у Кубата все ухнуло: рано! Рано, нельзя свергать старого султана, потому что нет договоренности с будущим, нет уверенности в том, что сделает так, как нужно им, готовым в любую минуту застучать ложками по днищам котлов.
Еще не зная, что именно скажет, как сумеет удержать эту, способную снести весь дворец Топкапы вооруженную толпу, Кубат вскочил на бортик фонтана, рявкнул, перекрывая шум:
– Тихо!
На несколько мгновений действительно замолчали. Этого хватило, чтобы поднять руку, привлечь к себе внимание. Теперь янычары столпились совсем рядом, стояли, жарко дыша, руки многих легли на рукояти оружия. Грозная сила, страшная в своей беспощадности и непредсказуемости поведения толпа. Каждый по отдельности послушен, а все вместе подчиняются только приказам в бою, но никак не увещеваниям или уговорам.
Всего мгновение раздумывал Кубат. Вернее, все давно было продумано, а вот оформилось в отчетливую мысль именно в ту минуту опасности. Стало вдруг ясно и просто, словно из темноты подвала на залитую солнцем площадь вышел.
Конечно, султаном может стать шехзаде Селим, он хотя и юн, но разумен и толков. Однако шехзаде и его валиде-наставница в делах и в жизни Михришах Султан радеют за европейские обычаи. Нужно направить наследника по нужному пути, но как скажешь об этом тем, кто стоит и смотрит в рот, ожидая призыва к бунту? А бунт – это когда все равно, разумно или нет, справедливо или нет, опасно или нет. Бунт – это разрушение даже себе в убыток или на погибель.
И от бунта Кубат сейчас янычар должен удержать. Потому что не ко времени. Но сказать об этом тоже нельзя, мало ли кто сболтнет лишнее на базаре или даже дома при жене, а жена – соседке, а та подруге в хамаме… И тогда прощай не только воля вольная, но и сама жизнь.
Потому требовалось сказать так, чтобы и толпу остановить, и доверия янычар не потерять. Дождавшись, пока чуть притихнут, все же сказал:
– Знаю, что султаном недовольны. Есть почему: не уважает он янычар, приравнял к другим, тем, кто на войну только ради выгоды ходит.
Могли бы возразить, что и они не ради развлечения это делают, но не возразили, потому что Кубат говорил то, что и сами хотели сказать. Одобрительно зашумели, переглядываясь, словно ища поддержку его словам друг у друга. Согласно закивали, но это не все, главного Кубат еще не сказал.
Вот тогда и осенило:
– Тихо! Сейчас у Повелителя один наследник, но его любимая наложница носит ребенка, и говорят, что это будет сын! Два наследника всегда лучше одного.
Янычары намек поняли, загалдели:
– Верно!
– Есть из кого выбирать!
– Пусть рожает, мы подождем!
Хохот стоял такой, словно каждый из присутствующих приложил силы для зачатия будущего султанского сына или султан сделал это с позволения янычар.
Кубат с усмешкой смотрел на галдевших подчиненных. Он удачно сказал, не придерешься, даже если захочешь. Оглядев янычар, заметил внимательный взгляд одного из парней, подумал, что надо поинтересоваться, кто это.
Оставив янычар шутить по поводу будущего наследника престола, Кубат поспешил прочь. Он сумел перевести зарождающийся гнев вооруженной толпы в энергию шуток и получил передышку на пару месяцев. Ага янычар не лгал: наложницы Абдул-Хамида исправно рожали ему детей, но это были девочки. Однако главный евнух по секрету сообщил, что на сей раз у Айше определенно будет мальчик.
Надежды мало, но она есть. Только на что надеяться? Ребенок султана, даже если это сын, родится не скоро, будет ли он здоров, умен, силен? Его мать ничем не примечательна, главный евнух сказал о ней одно: неистова. А вот «умна» или «властолюбива» не сказал. Конечно, власть любят все, во всяком случае, все, кто способен ее завоевать и удержать. Можно ли рассчитывать на эту женщину и ее будущее дитя?
Так, еще не родившись, будущий ребенок стал заложником большой и жестокой игры взрослых. Это всегда происходит подле тронов больших или маленьких. Не родившийся пока ребенок мог стать наследником этого трона, а потому был интересен или опасен многим.
Но Кубат вовсе не собирался дожидаться родов и не рассчитывал на будущего мальчика Айше. Это слишком долго, потому что никто не провозгласит новым султаном младенца, когда есть другой – взрослый и сильный. И это не Абдул-Хамид, а его племянник шехзаде Селим. По всем канонам Османской империи именно Селим должен стать претендентом на престол, если с его дядей вдруг что-то случится. И Селим готовился к будущей роли. Даже если поднять янычарский бунт и сбросить Абдул-Хамида, султаном станет именно сын Михришах Султан.
Это означало, что договариваться нужно все-таки с ним, вернее, с его валиде. Михришах Султан умна и властолюбива, ей очень хочется стать валиде султан. Женщина прекрасно понимает, что без помощи янычар не обойтись, разве что отравить нынешнего Повелителя, а это опасно. Но и тогда молодой султан может столкнуться с янычарским бунтом в первые же дни. Сейчас янычары выступают против Абдул-Хамида, но если Селим пойдет против их воли, могут перевернуть свои котлы и начать стучать ложками по днищам и против Селима.
С Михришах Султан у Кубата странные отношения, они словно танцевали смертельный танец, прекрасно понимая, что связаны одной нитью и что ошибка одного повлечет за собой гибель другого. При этом в интересах обоих эту связь упрочить, чтобы ни один не предал, не рассказал о заговоре Повелителю.
Но была и третья сторона.
Сначала, услышав предложение Михришах Султан привлечь к заговору садразема, ага янычар воспротивился:
– Э нет, султанша! Даже против Повелителя я с этим любителем французов договариваться не буду.
Михришах не стала объяснять аге, что Хамид-паша и нужен в противовес янычарам, что она попросту опасается после переворота оказаться в полной зависимости от янычар. Султанша сказала иначе (о, эта женская хитрость, неподвластная мужскому уму!):
– Потому великий визирь нам и необходим.
– Зачем? – почти возмутился Кубат.
– Кубат-ага, в руках садразема сосредоточена немалая сила французских военных и тех, кто у них учится. Кроме того, его любят многие в Стамбуле и в империи. Правда, не меньше тех, кто не любит, но они далеко. Если Хамид-паша будет на нашей стороне, мы сможем не бояться противостояния. Вам нужно противостояние с французами? А французы выступят за садразема.
– Но он предаст нас в первый же день.
– Кубат-ага считает меня глупой? Я найду подход к великому визирю, чтобы он оказался замешанным в заговоре раньше, чем поймет это.
