– Не мне говорить тебе, Григорий, что дорога в ад, в сущности, вымощена благими намерениями. Я знаю, ты желал мне счастья, так же как и мама, но получилось все по-другому. Я никого не виню. Я не сержусь. Я и сама предала Питера. Вероятно, он думал, что я буду ему хорошей женой. Но и с тобой я не поеду, Гриша. Я не люблю тебя больше. Ты трус!
Да, она стала другая. Внешне не изменилась. Небольшой круглый пучок волос все так же украшал ее нежный затылок, и мелодичные беспомощные нотки все так же звучали в голосе, но не прежняя московская девочка-студентка стояла передо мной. Она была птицей, ударившейся о скалу, но не разбившейся, а вынесшей сильный удар. Птица отлежалась в кустах на морском берегу и теперь уже снова могла летать, но еще неровно, не отваживаясь подняться на большую высоту, однако карабкаясь все выше и выше. Она уже не боялась поднять голову и не боком, а прямо смотреть в небесную синеву.
– Не волнуйся, Григорий, иди! Все будет хорошо! Я уже хожу учиться в школу для медсестер, а в клуб только два раза в неделю. Через полгода у меня будет настоящая работа, и я этот клуб брошу! Когда я встану на ноги, я сама напишу маме, пусть она присылает сюда Наташку. Жизни лучше учиться здесь. Дома, в Москве, мы слишком уж рафинированы. Ну ладно, Гриша, иди, мне пора!
Она на мгновение прильнула к моему лицу, и я почувствовал слабый запах апельсиновой жвачки. Через открытую дверь я увидел, как она вернулась в комнату и села за металлический стол заполнять квитанции. Джим вынырнул откуда-то из-за моей спины и встал рядом.
– Пожалуйста, Джим, отвези меня в аэропорт!
– О’кей! – Он был деликатный человек, этот частный агент.
Я все-таки успел долететь до Москвы. Видимо, мне помогло продержаться то, что все время полета, в течение двенадцати часов, я был очень пьян. В аэропорту меня встречала жена. Видимо, Джим послал ей телеграмму о моем состоянии. У нее в глазах стояли надежда и слезы.
Я успел ей крикнуть вместо приветствия:
– Тимку из гаража возьмите к себе!
В ту же секунду я провалился в небытие навсегда. Может быть, это смешно, но я очень рад, что я умер.
Надо платить.
1996 год
Лялечка, или Ироничное размышление о нас, труженицах пера
Оля Иванова, после школы окончив педагогическое училище, вот уже лет пятнадцать работала парикмахером в дамском салоне. Запись к ней растягивалась на месяц, а то и побольше. И предпочитала Лялечка брать клиенток не просто так, не с улицы, а по рекомендации полезных знакомых.
Маленькая собачка до старости щенок. Лялечка, безусловно, подходила к этой категории. От природы будучи крошечного роста шатенкой, она красилась в натуральную блондинку и носила туфли на высоких каблуках.
– У меня от низких ноги болят, – заявляла она вопреки здравому смыслу и для убедительности воинственно топала маленькой ножкой. Ко всему прочему следует добавить, что Лялечкин муж трудился механиком в автосервисе, а дочка выросла уже настолько, что через год собралась поступать в то же самое педучилище.
Лялечка зарабатывала прилично. А могла бы гораздо больше, но у нее был свой принцип – она никогда не брала клиенток сверх рабочего времени.
– Извините, я занята, – твердо говорила она настойчивым дамам, снимала свой фирменный халатик, складывала инструменты и уходила.
– Может быть, вы можете прийти на дом? – Клиентки подмигивали Лялечке на оба глаза.
– Нет. В свободное время я предпочитаю заниматься другим делом. – Дамы поджимали губы и думали про себя: «Здрасьте пожалуйста, гордая какая! Каким это, интересно, делом предпочитает она заниматься?» Но поскольку Лялечка стригла их так, что в течение полутора месяцев достаточно было просто встряхнуть головой, чтобы стрижка ложилась, как новенькая, вслух выражать недовольство клиентки побаивались.
Лялечка же, никому ничего не говоря, писала романы. Сначала дело у нее шло не очень, но к концу третьего года этой работы она поднаторела. Ее пальчики каждый день бойко сновали по черным клавишам компа, и сама Лялечка получала от этого процесса удовлетворение гораздо большее, чем от возни с ножницами и расческой. Муж ее увлечению не противился, потому что, занятая романами, Лялечка прощала и ему его скромные развлечения – баню с пивом по субботам да футбол по телевизору. Дочке же уже вообще интереснее было с подружками, и вот так, худо-бедно, настал день, когда Лялечка закончила третий, самый лучший, на ее взгляд, свой роман.
«Куда же теперь его деть?» – задумалась она. Шагать сразу в редакцию было неудобно, хотя адреса всех известных издательств уже давно лежали у нее в записной книжке. «Без знакомства наверняка даже на порог-то не пустят». Лялечка решила подождать, пока не подвернется кто-либо, кто помог бы ей открыть дверь в новый захватывающий мир литературы.
«Ищите, да обрящете», – говорится для тех, кто страстно хочет чего-нибудь добиться. Для Лялечки смысл этого выражения облекся в дородную фигуру новой клиентки, рекомендованной Лялечке школьной подругой. Звали клиентку Августа Павловна. Когда она в первый раз непринужденно и мощно, как летний ливень, подплыла к Лялечкиному креслу, та сначала подумала, что Августа Павловна – старшая жена какого-нибудь восточного шейха. Так черны были ее густо выкрашенные сурьмой брови, так ровен был старомодный пробор, простирающийся от макушки до высокого смуглого лба. Переливисто и благородно звенели кольца и браслеты на морщинистых, желтоватых от табака руках Августы Павловны, а черная блуза удачно скрывала около трех десятков лишних килограммов. Впечатление довершало мощное контральто, которым Августа Павловна пояснила Лялечке свое желание избавиться от надоевшего пучка волос на затылке и приобрести модную стрижку.
Лялечка с невозмутимым видом взялась за работу. Пряди волос легко и быстро падали на пол. Когда до завершения процесса осталось несколько взмахов расческой, Лялечка извинилась, ушла в туалет и достала там из кармана сотовый телефон. Августа Павловна осталась в кресле с прикрытыми глазами.
– Кто эта корова, которую ты мне сосватала? – коротко спросила Лялечка у подруги.
– Ничего особенного, – ответила та. – Точно не знаю, но вроде преподает что-то в Литературном институте. А что?
Лялечка отключилась и вернулась в зал. Судьба сделала ей навстречу первый шаг.
Когда укладка была окончена, ревущий фен выключен и голубой синтетический кокон размотан, Августа Павловна не без тревоги открыла глаза. Из зеркала на нее смотрела современная, хорошо причесанная сорокапятилетняя женщина. Августа Павловна вспомнила, сколько ей на самом деле лет, и с удовольствием повела головой влево и вправо.
– Ну, деточка, блеск!
– Чтобы сохранить форму стрижки, вам, с вашими волосами нужно стричься раз в месяц, – скромно сказала Лялечка, – но запись на следующий месяц уже закончена.
– И что же делать? – спросила Августа Павловна, подозревая, что сказано это неспроста. Но она и представить не могла, куда Лялечка клонит.
– Минутку, – сказала та и достала из своего шкафчика увесистую пачку бумаги. Лялечка держала одну копию на работе – чувствовала, что настанет час, и роман будет ей нужен немедленно.
– Это я написала, – она всунула Августе Павловне толстую папку под мышку. – Роман. И хочу, чтобы вы его прочитали. Исправили там всякие незначительные ошибки. И посоветовали, кому его отнести. А я обязуюсь за это стричь вас в любое удобное время. Хоть на работе, хоть дома.
Августа Павловна онемела. Конечно, она представляла, что сейчас романы пишут все, кому не лень, – психологи, авиаконструкторы, врачи, милиционеры, воспитатели детских садов… Но чтобы и парикмахерши? Однако стричься без очереди было заманчиво.
– Я прочту, – сказала Августа Павловна тоном, каким она говорила со старательными, но не очень способными студентками, и выплыла из салона. Лялечка смотрела ей вслед, стиснув зубы.
Месяц, как назло, тянулся очень долго. Наконец среди недели раздался звонок. На следующий день в салоне появилась уже знакомая звенящая фигура Августы Павловны.
Лялечка опять взялась за ножницы и расческу. Но в этот раз, когда она стригла свою клиентку, руки и ноги у нее были как отмороженные.
Когда процедура была окончена, Августа Павловна достала из пакета знакомую папку.
– Пойдемте, деточка, покурим. – Лялечка послушно пошла за ней в холл. Там в уголке они и сели.
– Так вот, моя красавица, – сказала Августа Павловна, пристально глядя маслянисто-жгучими глазами в напряженное лицо Лялечки. – Парикмахер вы отличный, но писать пока вы не можете.
Это прозвучало как приговор. Лялечка чуть не грохнулась в обморок.
– Но вы должны учиться! – Августа Павловна поспешно взяла ее за руку. – Ведь научиться писать сносно, в принципе, может каждый! – И Августа Павловна стала говорить о том, что надо очень много читать, а писать пока коротенькие рассказы, что она готова их проверять и даже принесла Лялечке список литературы…
