— Не знаю никакого Павла! — покраснев еще сильнее, чем Инна, заерзал Надарий на скамье; сузившимися глазами, налитыми красной влагой, быстро забегал, переводя взгляд на Володю, на Инну, на болтливого мужика, которому послал мысленно тысячу проклятий.
— Не Павла — Петра, — твердо сказал мужчина. — Пацаны вязёмовские сильно довольные. Большие деньги на дороге не валяются.
— Да не знаю никакого Петра, никакого Павла!.. — почти на крик, с перекошенным лицом выпалил Надарий. — Не знаю, говорю вам!..
Володя так и понял, что, несмотря на внезапную растерянность, тот хитрит, пытается отвести внимание от имени Петр. Он почти воочию ощутил его страх, смятение, и почувствовал, что именно он, в первую очередь, внушает ему страх.
Обостренная деликатность отняла у Володи всякую решительность: он боялся посмотреть Надарию в лицо; мышцы шеи сделались неповоротливыми, затруднилось дыхание.
Но упоминание больших денег подтолкнуло его спросить у мужчины:
— Какие деньги?
Так получилось, что вопрос его можно было одинаково отнести и к мужчине, и к Надарию. Последний втянул голову в плечи, как от удара по темени, во взгляде появилось что-то затравленное.
— Мне не докладывали, сколько там точно… — ответил мужчина, он, кажется, заподозрил неладное.
— Да нет, — сказал Володя, — не про сколько я спрашиваю. За что?
Мужчина, который, оказалось, великолепно умел владеть собой, легко проигнорировал вопрос Володи.
Он пристально вгляделся в Надария, словно ожидая от него знака, что говорить и как вести себя. Все-таки он должен был считать Надария своим союзником, коль скоро от него переходили «большие деньги» к его сродственникам.
«Кацо, похоже, составил заговор, подумал Володя. Преступление против нас, против Пеликана?
И этот мужик из Вязём…
Я должен их расколоть».
Он не знал, как заставить их открыть правду. Необходимо было сходу что-то придумать, шокировать их чем-то экстраординарным.
Инна, которая не придала значения происходящему, ничего не замечая и продолжая думать о своем, неожиданно пришла на помощь:
— Как вы думаете, письмо двадцатого съезда всем-всем зачитали? Или только студентам? Вот вам, — обратилась она к мужчине, — на вашей работе тоже читали письмо о культе личности?
— Конешное дело. Я так полагаю — всем советским гражданам зачитали. А что за птицы такие особые — студенты? — Он снисходительно усмехнулся. — Студенты… подумаешь, велика важность. Рабочий класс главнее.
— Вы в Москве работаете? — спросила Инна? — Каждый день ездите?
— Каждый Божий день. Утром — туда. Вечером — домой.
— Как так может быть, — с интонацией наивного правдолюбца спросила Инна, — великий вождь, поклонялись ему как Богу, и никто ничего не знал. Сколько людей рядом были. Никто не видел, какие злодейства творятся?!.. Ужасно.
— Ужасно не ужасно, а миллионы людей под корень свел. В богатейшей Украине в тридцать втором году миллионы вымерли, голодом уморил. Я сам помню.
— И вы молчали! — Она всплеснула руками.
— Я? Да ты, барышня, совсем без понятия.
— Но это же… Я просто не знаю!.. Никогда не думала, что в Советском Союзе может быть такое! Почему люди… общественные организации молчали, не предпринимали ничего?
— Ты что думала, — сказал Володя, — такие вещи только у Шекспира можно встретить, а наша страна на другой планете находится? Короли-злодеи где-то там, в Англии, пятьсот-семьсот лет назад… А здесь у нас одни только пламенные коммунисты патриоты?
— Вранье все это! Клевета!.. — Надарий с ненавистью смотрел на них на всех. — Сталин умер, а они, шавки, все свои ошибки и преступления на него свалили!.. Он — святой! Где бы вы все сейчас были, если бы в войну его не было? В фашистском концлагере!
— Он войну выиграл? — спросил мужчина, слизывая остатки мороженого с бумажки и выбрасывая бумажку в окно.
— Он войну выиграл! — крикнул Надарий. — Он — Сталин!..
— Народ выиграл войну, — сказал мужчина.
— Сталина сам народ выбрал председателем правительства, — обратилась Инна к Володе. — Это совсем не то что король, или царь…
— Народ — выбрал… Не смеши меня! — воскликнул Володя. — Какие выборы?!.. Наши вожди, они сами себя выбирают. При слове вождь меня в дрожь бросает, представляется что-то дикое и пещерное… Кровожадное. Не-на-ви-жу это слово!
— А я тебя ненавижу! — крикнул ему Надарий. — Я вам всем покажу!.. Мы — таких пустобрехов к ногтю!..
— Подавишься, — ответил Володя, немедленно успокаиваясь при виде реальной опасности. — Ты не очень-то, знаешь… Понял?.. Забыл, как тебе дали попробовать кое-чего? Многие есть, кому о-очень хочется еще напомнить.
Реакции не последовало: Надарий набычился и отвернулся молча.
— Парень, — сказал Володе мужчина, теперь уже без мороженого, — разговор к тебе есть. Ты вроде с понятием. А я, — он бросил взгляд на отсутствующего будто Надария, — собственное мнение имею насчет, как ты выразился, кое-чего.
— Да, да, — радостно откликнулся Володя. Сдается мне, я узнаю сейчас!..
Но он ничего не успел услышать.
— Ой!.. — Инна первая заметила контролеров, вступивших в вагон с обоих концов.
Все засуетились несколько первых секунд, а потом закаменели в напряженном ожидании. Потому что в любой проверке человеку свойственно невольно опасаться какой-то непредсказуемости. Даже люди, имеющие билеты, не могут не поддаться гипнозу тревожного ожидания проверки.
Итак, все закаменели, кроме одного человека. Немец Райнхард так задвигался, завертелся, привставая со своего места и озираясь, что привлек общее внимание. Он покраснел так сильно, что глаза его заслезились, и тут же румянец сошел с побледневшего вдруг лица. Он жалобно взглядывал на товарищей, оборачивался назад, со страхом наблюдая приближающегося контролера. Впереди путь был отрезан другим контролером. Невнятное бормотание слетало с его губ, немецкие и русские слова вперемешку.
— Чего ты? Что с тобой? — спросил Володя.
— Я не иметь билета… Возьмут меня в милицию… Очень плохо… В моем посольстве… Плохой разговор… Арест милиция — посольство — позор!.. Очень скандал — будет нехорошо — плохо!..
— Черт с тобой! На, бери. — Володя достал из кармана билет. — Бери, Райнхард. И сиди спокойно. Понял? Не суетись.
— У тебя есть два билета?
— Есть другой билет. Бери. Успокойся. Билет действительный… настоящий. Молчи. Сиди и молчи.
Володя достал из портфеля том Чехова, плотнее уселся на скамье, целиком погружаясь в чтение.
Подобное состояние полного отстранения, невинной серьезности не раз в прошлом выручало под носом у преподавателя, когда надо было воспользоваться шпаргалкой, списать с тетрадки, припрятанной под партой, или иногда с толстенной книги.
Удивительно, именно сегодня он надумал купить билет туда и обратно. Словно по наитию, что будут контролеры.
Обычно ездили без билета, полагаясь на авось. Если же случалось напасть на контролера, либо удавалось его уговорить, чтобы отпустил, либо в милиции, услыхав адрес студенческого общежития, выписывали квитанцию на штраф, но, за редким исключением, этим ограничивалось.
Некоторые удальцы скапливали по десять-двенадцать штрафных квитанций, накалывая их на гвоздик.
Единственный курьезный случай, когда пришли описывать по суду имущество злостного неплательщика, закончился поражением судебных исполнителей. Кровать, постельное белье и многое другое считалось государственной собственностью и не могло быть арестовано. Ответственные лица от общежития указали судейским на чемодан в углу комнаты, закрытый на висячий замок.
Требовалось описать содержимое чемодана при свидетелях. Но ключа не было. Нарушителя тоже не могли найти.
Наконец, ключ отыскался, и громадный амбарный замок со скрежетом и лязгом был открыт и снят. Судейский откинул крышку чемодана. Пошатнулся, зажал пальцами нос и с проклятиями выскочил из комнаты как от чумы.
Ужасающий, удушливый, рвотный запах распространился в воздухе. Чемодан оказался доверху набит старыми, грязными, протухшими носками, которые несколько дней собирали по мужскому общежитию.
После этого случая судейские в общежитии не появлялись.
17
Контролер приближался.
Володя полностью погрузился в чтение, не замечая никого вокруг.
Лишь когда его соседи засуетились, передавая контролеру билеты, Володя хмуро посмотрел на него, отрываясь от книги, вскользь, небрежным взглядом, — полез в карман и протянул ему билет, снова глядя в книгу и не интересуясь дальнейшим.
Контролер взял его билет в руки. Но смотрел дальше, вперед по движению, следующим был Райнхард, вызвавший подозрение, а затем Инна, которая не умела скрыть нервозности. Контролер щелкнул компостером, пробил билет и вернул Володе, с жадностью хватая и впиваясь взглядом в билет Райнхарда.
