Я сразу понял: «Реанимация» — то, что мне нужно. Она наверняка была по душе Кристал, так же как и Фрэнки, ее завсегдатаю. Я подошел к стойке и заказал бармену с печальным, испитым лицом свой «Спритцер». Потом спросил Фрэнки, свободно ли место возле нее. Это было нахально с моей стороны, потому что, кроме нас, в дальнем углу бара сидели лишь двое — коммивояжеры с виду — и играли в шахматы. Но Фрэнки ничего не имела против.
— Присаживайся, братец, — сказала она, — можешь сидеть тут сколько хочешь. Если ты, конечно, не чертов дантист.
Ага!
* * *
— Я тебе скажу, кто она была, Берни. Она была соль этой хреновой земли, вот кто. Так ты, выходит, знал ее?
— Много лет назад.
— Много лет назад, верно. До того, как она вышла замуж! До того, как она вышла замуж за этого чертова убийцу-зубодера! Я уже зареклась: ни за что не пойду к этим негодяям, пусть хоть все зубы сгниют. Ну их к черту, верно?
— Верно, Фрэнки.
— А мне и жевать не хочется. Ну ее к черту, жратву всякую! Мне подавай только то, что пьется. Верно я говорю?
— Верно.
— Кристал была леди. Леди, с какой стороны ни посмотри, леди затраханная. Верно я говорю?
— Спрашиваешь.
— Разрази меня гром, верно. — Фрэнки поманила пальцем бармена. — Роджер, голубчик, еще порцию бренди и малость мятного ликера, идет? Чуточку, а то опять про дантистов, будь они прокляты, вспомню. Усек?
— Усек. — Роджер взял у нее бокал, достал чистый. — Бренди? Бренди со льдом?
— Бренди. Лед портит желудок. А еще он сужает сосуды, вены, артерии. А от мятного ликера заработаешь диабет. Надо бы мне бросить «Стинжеры», они моя погибель. А ты, Берни, так и будешь пить «Спритцеры» весь вечер?
— А почему бы и нет?
— Во-первых, содовая вода вредна. Пузырьки как попадут в вены, так голова идет кругом, кессонная болезнь начинается, как у тех, что не прошли декомпрессионную камеру. Всем известный факт.
— Никогда не слышал.
— Вот теперь услышал. К тому же вино портит кровь. Оно из винограда, а виноградный фермент ударяет в голову, и ты сразу хмелеешь.
— Бренди тоже из винограда.
Фрэнки взглянула на меня.
— Да, — сказала она, — но его дистиллируют, и бренди очищается.
— О!...
— Тебе надо бросить эти «Спритцеры», пока они тебе не навредили. Выпей что-нибудь другое.
— Пожалуй, стакан воды.
На ее лице отразился ужас.
— Воду? В этом городе? Да ты когда-нибудь видел увеличенные снимки того, что водится в нью-йоркской водичке из-под крана? Ей-богу, там полно хреновых червячков. Их только под микроскопом видно. Если пьешь воду без спирта — жди беды.
— О!...
— Дай-ка я взгляну на тебя, Берни. — Она попыталась сфокусировать на мне свои светло-карие с зеленым оттенком глаза.
— Шотландское, — заявила она непререкаемым тоном. — Родж, милый, принеси Берни шотландское со льдом.
— Я не уверен, Фрэнки, — вяло сопротивлялся я.
— Да что ты, ей-богу, заткнись и пей. Собираешься помянуть Кристал водой с червяками? С ума спятил? Заткнись и пей свое шотландское!
Мы выпили еще рюмку-две и по настоянию Фрэнки покинули «Реанимацию» и направились в бар «Жоан», неподалеку за углом. Бар был поменьше и освещен похуже. Там мы познакомились с Деннисом, владельцем гаража на Третьей авеню. Деннис пил ирландское виски с пивом, Фрэнки — коньяк, я же, по совету Фрэнки, лакал шотландское виски со льдом. Я сомневался в мудрости такого совета, но с каждой рюмкой сомнения улетучивались. К тому же я вспоминал про маленькую бутылочку оливкового масла, принятую вначале, и воображал, как масло растекается по всему желудку, а виски не может всосаться. Рюмка за рюмкой проскальзывает по хорошо смазанному желудку прямо в кишечник, и желудок даже не подозревает, что принимал спиртное.
И все же какое-то количество зелья в кровь проникало...
— Кристал все любили. Да вот хотя бы Денниса взять, к примеру, — сказала Фрэнки. — Деннис обожал Кристал. Верно, Деннис?
— Классная была девка, — подтвердил Деннис. — Зайдет, бывало, в бар, как солнышко осветит, любого спроси. А теперь пропала ни за что, вот ведь дьявольщина. Муж порешил?
— Он, дантист.
— Застрелил?
— Нет, заколол.
— Вот дьявольщина! — сказал Деннис.
Мы помолчали.
— А ну-ка еще по одной, — добродушно предложил Деннис, — налей и себе, Джимбо. Итак, бренди для Фрэнки, шотландское со льдом для моего друга Берни...
— Пожалуй, с меня хватит.
— Я плачу, Берни. Когда Деннис платит, никто не отказывается.
Деннис заплатил за всех, и все выпили.
В баре «Куриный зуб» Фрэнки сказала:
— Берни, познакомься с Чарли и Хильдой. Чарли, это Берни.
— Меня зовут Джек, — сказал Чарли. — У тебя, Фрэнки, навязчивая идея, что я — Чарли. Черт побери, ты прекрасно знаешь, что меня зовут Джек!
— Какого черта, — отмахнулась Фрэнки, — не все ли равно?
— Рада познакомиться, — сказала Хильда. — Берни, вы, конечно, страховой агент?
— Не какой-нибудь хреновый дантист, — сказала Фрэнки.
— Я — вор-медвежатник, — заявили от моего имени шесть-семь порций шотландского со льдом.
— Кто, кто?...
— Факт, — подтвердил Джек, или Чарли, а может быть, и Деннис.
— И что вы с ними делаете? — поинтересовалась Хильда.
— С кем?
— С медведями.
— Прячет их, а потом получает выкуп.
— Ну и как? Дело прибыльное?
— Господи, они еще спрашивают, какая прибыль может быть от медведей.
— О, вы ужасный человек! — Хильду мои слова привели в восторг. — Страшный человек.
— Нет, кроме шуток, чем вы занимаетесь, Берни? — спросил Чарли-Джек.
— Занимаюсь инвестициями, — ответил я.
— Потрясающе!
— Мой бывший муж, слава Богу, бухгалтер, — сообщила Хильда. — Вот уж не думала, что буду благодарить за это Бога, а вот благодарю. Бухгалтер тебя по крайней мере не укокошит.
— Не скажи, — Деннис покачал головой, — по-моему, они тебя могут довести до смерти из-за цента.
— По крайней мере нож в сердце не всадят.
— Не знаю, что лучше. На мой взгляд уж лучше от ножа помереть. Пырнули тебя, и дело с концом. Взять меня, к примеру. Люди думают, что владелец гаража деньги гребет лопатой. Им невдомек, что у меня голова идет кругом. Наймешь мойщиков, так они чуть грязь с машины соскребут, а уж такой шум поднимут, что и не говори. Никому и в голову не придет, сколько сил отнимает этот гараж.
Хильда положила ему руку на плечо.
— Люди думают: легкие деньги, а они вовсе не легко тебе достаются.
— Ты попала в самую точку. А потом удивляются: с чего это человек пьет? Заведи они дело вроде моего, да и жену, моей под стать, не удивлялись бы, что человеку охота чуточку развеяться вечерком.
— Ты чертовски славный парень, Деннис!
Я извинился и вышел позвонить, но, добравшись до телефона, позабыл, кому собирался звонить. Тогда я пошел в мужской туалет. Над писсуаром было нацарапано много женских имен и телефонов. Кристал я среди них не обнаружил. Дай-ка, думаю, позвоню по любому номеру и посмотрю, что получится. Но потом образумился: трезвому такая идея и в голову бы не пришла.
Когда я вернулся в бар, Чарли-Джек заказывал угощение для всей компании.
— Чуть было тебя не упустил из виду, — сказал он. — Шотландское со льдом?
— Ага, — подтвердил я.
— Эй, Берни, — окликнула меня Фрэнки, — ты в порядке? Что-то вид у тебя больно нездоровый.
— Да это все оливковое масло.
— Что, что?
— Ничего, — сказал я и потянулся за выпивкой.
Глава 8
Потом было много других баров и разговоров. Множество людей попадало и исчезало из моего поля зрения. Я, вероятно, тоже куда-то попадал: голова то туманилась, то снова прояснялась, будто я на машине мчался сквозь туман, полосами накрывший дорогу.
Потом вдруг я осознал, что иду; впервые за всю ночь я был сам себе хозяин. Где-то я потерял Фрэнки, она торчала возле меня с самой «Реанимации». Я шел, и впереди маячил Греймерси-Парк. Вот я уже стою перед чугунными воротами, вцепившись в прутья, — не оттого, что еле держусь на ногах, нет, просто так удобнее.
Парк пуст, по крайней мере та часть, что у меня на виду. Можно, конечно, открыть замок и проникнуть за ограду. У меня нет сейчас основательных громоздких орудий взлома, но связка отмычек при себе, так что можно войти и отдохнуть от прохожих и собак. Можно растянуться на удобной зеленой скамейке и, прикрыв глаза, пересчитать, сколько порций шотландского со льдом я пропустил через себя. Еще немного, и я...
Скорее всего попаду в тюрьму. Полиция всегда не упускает из виду бездельников, попавших в Греймерси-Парк. Это воспрещается.
Я все еще стоял, вцепившись в ворота, которые, как мне казалось, раскачиваются, хоть вроде бы не должны этого делать. Мимо протрусил бегун, или пробежал трус, как вам угодно. Не исключено, тот самый, который обегал Греймерси-Парк, когда я беседовал с Как-ее-по-имени?... Тэйлор? Тайлер? Какая разница. Какая разница, тот ли это бегун или другой? А что она тогда говорила про бег трусцой? «Они выглядят просто глупо».
