В спальне стоял лютый мороз. Печная труба, видимо, проходила сквозь другую комнату, и тепло сюда практически не поступало. Я постарался завесить одеялами окна, покрытые ледяным панцирем, и спальня стала походить скорее на плацкартный вагон. Моя принцесса, видя все эти приготовления, совсем даже не проникалась энтузиазмом и, чувствовалось, что у нее нет абсолютно никакого желания раздеваться. Я разложил кровать, сделал подушки и накидал сверху несколько одеял и шуб. Мы залезли в эту пещеру в чем были, я - во фраке, моя дама - в длинном праздничном платье.
Через несколько часов борьбы с холодом и друг с другом мы все-таки решили спуститься вниз и погреться у огня. Поль безмятежно спал неподалеку от камина, укрывшись какой-то скатертью. Его жена уже исчезла. Мы глотнули вина и решили уехать в Москву. Я мечтал теперь только о горячей ванне.
Глава 7
Книга разврата из рукописей, найденных на месте крушения корабля "Адмирал Нахимов". Товарищ Жданов.
- Проверка документов, проверка документов, откройте немедленно!
Мы кое-как оделись, приняли невинный вид и открыли. В каюту вошел боцман и офицер в белом кителе.
- На корабле - кража и изнасилование. Мы ищем человека с рыжей бородой, высокого роста, с татуировкой на плече.
В коридоре стояла гудящая толпа пассажиров, женский скандальный голос произнес:
- Ничего себе изнасилование, да она, небось, сама набросилась на бедного парня.
Остальные одобрительно загудели. Вперед выступили изумрудная Полина и Оксана.
- Ищите, ищите! - визгливо затараторили они.
Я посмотрел в зеркало. Голоса людей исчезли как в тумане. Из зеркала на меня смотрел человек лет тридцати с рыжей бородой, бледный и испуганный. Неужели и татуировку найдут?
- Это он, хватайте его! - вдруг завопила чья-то мамаша, - я видела его за соседним столиком!
- Ваши документы! - строго спросил офицер.
Я вытащил из заднего кармана красную потрепанную книжку с буквами "СССР".
- Жданов Михаил Юрьевич, 1954 года рождения, русский, это вы?
На фотографии в паспорте виднелся мужик без бороды.
- Не знаю...
- Тогда пройдемте.
Толпа расступилась. В сопровождении двух матросов мы прошли по коридору вниз, в трюм. По стенам стекали желтые струйки воды, грохот машины стал еще ближе, волны с плеском бились в тонкий борт. Было уже около семи вечера, когда меня посадили в узкую сырую камеру, заперли дверь и ушли выяснять мою личность.
Все это оказалось очень странно. Откуда взялся в заднем кармане этот чужой паспорт? Ведь до этого я был совсем голый, может, я случайно впопыхах натянул чужие джинсы? Видимо, хозяину было выгодно оставить их у девиц. А может, девицы специально подсунули мне чужую одежду? Непонятно, непонятно.
Наверное, эти девицы - сообщницы преступников. Странно, такие обычные, как пионервожатые, правда, в карты позвали сами играть, выдумали какой-то интерес. Кому-то из них я что-то должен, но кому и что? Надо было обязательно записать. Давно, еще в школе, мне нравилось заполнять дневник. Сразу все видно вперед на целую неделю - когда, что, сколько. А тут еще трудно запомнить, как кого зовут. Сейчас уже не помню, кто Полина, а кто Лена. Или Лена была из пятого отряда, быстрее всех пробежала 30 метров? Нет, не Лена, а Таня из дома напротив, со второго этажа. Нет, ведь здесь нет ее родителей, а без родителей она никуда не выходит.
Но как в чужом паспорте могла оказаться моя фотография? В коридоре, конечно, было темно, но все-таки - какое совпадение! Кажется, великий гипнотизер Вольф Мессинг как-то в поезде показал контролеру бумажку и сказал, что это билет. Все это не так просто, как кажется, может, я тоже гипнотизер? Ловко тогда я внушил боцману, что я - Жданов, он мне поверил и ...посадил в эту вонючую каюту. Гениально! Другим способом мне никогда не удалось бы привлечь внимание такого количества народу, таких девушек и достигнуть полного дна "Адмирала Нахимова".
Фамилия Жданов, конечно, идиотская. Лучше Выхин. Или Ногин. Или Китай-городский. Или Рязанский ...Проспект. Все-то мы учились с ними в одном классе.
- Здравствуйте, Феликс Эдмундович!
- Здрассьте, здрассьте, Федор Михайлович!
- Вы принесли сегодня нам всем бутерброд?
- Как поживает Маргарита Михайловна?
- Вера Евгеньевна, у Вас прекрасный голос!!!
Вот простая русская фамилия - товарищ Крупский.
- Товарищ Крупский? Где-то я о вас уже слышал.
- Как же, как же, мы вместе с Яичницей исключали вас из комсомола. Помните, вы тогда еще ударили одну особу, италианочку, по задней сладкой части, она прямо сама просилась - ну еще разик, наддай, ну, покрепче приложись, вот так, вот молодец, а теперь по левой, а теперь по правой, по левой, по правой. Колышется.
Где ты теперь, наша италианочка? Кто теперь вызывает эти волнующие колебания?
Я лег на бок и закрыл глаза. Железная стенка каюты дрожала от близкого соседства с машиной. Здесь было еще жарче, чем на верхней палубе под солнцем, где теперь, наверное, разлеглись мои девицы. Оксана легла на живот и расстегнула лифчик. Как всегда хочется, чтобы девушка приподнялась, а лифчик остался бы лежать, будто все еще прижатый сладкой массой. В Прибалтике, говорят, есть нудистские пляжи, а у буржуев вообще на пляже все ходят без лифчика. Представляю, как из воды выходит такая француженка, по блестящему телу стекают струйки воды, а потом последние капли остаются висеть под грудью, и так хочется провести по ним рукой, чтобы осталась гладкая поверхность. Я перевернулся на другой бок.
И как вообще можно спокойно идти по такому пляжу, когда все девушки вокруг - полуголые? Во-первых, сразу подымится зебб, и плавки будут сильно мешать. Во-вторых, идти в таком положении, например, за мороженным, очень неудобно. Они все это заметят, уставятся и будут смотреть, и обязательно споткнешься. Да и как им самим, неужели приятно, чтобы каждый дурак смотрел им не в глаза, а на грудь? Как в том анекдоте про Людмилу Зыкину. Кому-то, конечно, было бы приятно, если бы не пускать на пляж пенсионерок.
Но пенсионеров-то как раз на таких пляжах - добрая половина. - Коган Вы читали сегодня номер "Вечерней Одессы"? Нет? Там очень хорошая статья о нашем Бульбе Любарском с третьего этажа из этой ужасной квартиры и всей его жизни в нашем дворе и как потом он поехал в Израиль там ему не понравилось так он таки поехал в эту Америку на этот Бич сапожником потом банкиром там мучился и уже хотел вернуться и он все-таки вернулся старый идиот где его ждали давно и надолго и теперь он не хочет платить за свои коммунальный свет потому что его сосед не спускает в туалете и не выключает воду которой нет уже четыре года на нашей большой кухне а вы знаете что такое в нашей Одессе вода? Нет???
- Муля, я знаю, - спокойно говорит его сосед, осторожно кусая багряный помидор и поглядывая, прищурясь, на ближайшую незнакомку.
- Дэвочка, вы хотите пэрсик! - с утверждением и надеждой.
А какие в Одессе на пляже есть могучие бабы, килограмм на 200-300! Лежать и сидеть они не могут, потому что не могут потом встать, поэтому они стоят, загорая с маленьким листиком на носу, а иногда все-таки заходят в воду, и это надо видеть - этот спуск ледокола, рассекающего любую волну.
Но я люблю только стройных и худеньких...
Смотреть издалека на полуголую девушку еще можно, а вот вблизи, да еще разговаривать - уже совсем тяжело. Язык заплетается, руки трясутся, глаза бегают, спина потеет. Как, например, ей скажешь:
- Дама, у вас по левой груди мороженное потекло.
Тут она начнет яростно вытирать белую струйку, а другая еще скажет:
- Вы не будете так добры, вытрите сами!
- А можно языком слизнуть?
- Как вам будет удобно.
И скромно так подвинется по-ближе и подставит.
Но еще сильнее - это в Германии. Там просто все бани - общие...Поэтому туда народ так и рвется, особенно ученые - математики, физики, программисты. Намылил ты, предположим, себе голову, а тут к тебе подходит такая немочка и просит - потрите мне спинку, пожалуйста, - нагибается, и становится на четвереньки. А мыло в глаза-то лезет. Ну я, конечно, не будь дураком, натер бы ей крепко, а потом бы еще и веничком отхлестал. Немочке, понятное дело, наши сибирские морозы и не снились, а у нас без сильной такой бани никак нельзя, даже в жару, а про зиму и говорить нечего. Смотрю, она аж вся закачалась, бедненькая, голова, груди болтаются, ноги уже не держат, руки подгибаются, но все просит, однако:
- Еще, еще хочу, милый.
А мне не трудно, переворачиваю ее на спину, и сверху давай ее парить, а потом на бок - и сбоку наяриваю, а потом снизу - и вверх, и вверх, как под Сталинградом.
Глотну кваску по дороге, на нее плесну полкружечки, чтобы дышала и не перегревалась, и - дальше поехали, да вдоль по Питерской, по Ямской-Тверской, и в дамки. Тут тебе и массаж, и сауна, и Бетховен с Моцартом, и сам товарищ Иван Севастьянович Бах, а напоследок - Чайковского стаканчик, без сахара, с сухариком.
