- Линда, вы сегодня особенно прелестны, не притворяйтесь, что вы не хотите мне понравиться. В прошлый раз мы сидели с вами в кафе у окошка, на улице шел снег, но ваша горячая нога согревала мою коленку, хотя кино вам совсем не понравилось. Да и что может быть хорошего в эти два часа среди кучи козлов на скрипящих стульях? Если бы мы с вами провели их в другом месте, я смог бы предложить вам необыкновенно интересную книгу - "Жизнь животных" Брема. Ведь мы тоже животные, особенно в постели.
- А у вас, Женевьева, сегодня неприятности на работе. Это сразу чувствуется по тому, как вы расстегиваете кофточку. Давайте лучше я вам помогу. Пуговиц должно быть много, это увеличивает удовольствие. Ведь подумайте, вся прелесть средних веков - в количестве застежек, пуговиц, ремешков и завязок на пути к заветной цели. А эти огромные пышные платья, не позволяющие даже поцеловать избранницу! Утром часа два-три их застегиваешь (не сам, конечно, а с помощью служанки, а у женщин, естественно, помогает слуга), а потом столько же трудишься над своей бабочкой. - Милая леди, позвольте потрогать пальцем ваш набухший сосок. Обратите внимание, какая грация, какая упругость! А как вы этого добиваетесь? Вчера я не успел сказать вам всего того, что должен был сказать. Дело в том, что...вас пригласили на охоту. Кроме того, если вы раздвинете ноги чуть-чуть пошире и обнимите ими меня, мы сможем лучше понять с вами природу первого закона Ньютона, который гласит, как известно, что действие равно противодействию.
Здесь уже матрос Железняк чувствовал в пальцах твердый рычаг с круглым, разделенным прорезью пополам набалдашником, который звенел от легкого прикосновения или слабого щелчка. И потом, читая рассуждения крупных ученых о способах ласки, он прекрасно понимал, что руки могут быть гораздо тоньше и чувствительнее многих частей тела и сравниваются разве что только с языком.
Поэтому, кстати, многие женщины любят мужчин за красивые руки, тонкие нервные пальцы, способные изысканными движениями довести милую охотницу до экстаза, в чем ей бывает стыдно кому-то признаться.
И какой матрос не любит этой быстрой езды, особенно если подруга гладит его вдоль мачты, открывая и закрывая киль и сжимая в своих нежных пальчиках горячую чугунную пушку. Железняк перевернул журнал и посмотрел на нее сверху вниз. А если еще наклонять страницу под разными углами, можно увеличить груди раза в два, вытянуть ноги, сузить талию или расширить бедра, и все с одной и той же, или смотреть одновременно на пятерых охотниц в разных позах. Конечно, Железняк твердо знал, что вряд ли подобная красотка согласится на его преданную дружбу, а тут он мог делать с ней все, что захочет.
- На, возьми его в рот.
И прекрасная незнакомка становится на колени и, обвив руками его бедра, ловила сочным ртом полуочищенный банан и начинала слизывать его сладкую мякоть языком, находя на самом конце прорезь и всовывая туда свое жало.
А Железняк рассказывал ей, как в 1920 году они брали Перекоп. Дело было холодной ноябрьской ночью, в канун Великой Революции. Командиры раздали бойцам по сто грамм, патроны и определили направление движения. Стоял жуткий туман, гнилые испарения поднимались над светящейся поверхностью залива.
Железняк зарядил маузер, начистил шашку, надел дополнительную фуфайку для устойчивости под водой и шагнул в вязкую жижу залива. Следом двинулись остальные бойцы. Направление все время менялось, звезд не было видно, многие красноармейцы оступались и по горло погружались в ледяное говно. Железняк упорно шел впереди, и его портупея звала бойцов в непроглядную тьму коммунизма. Отступать было уже некуда, сзади остался старый разрушенный мир, и его последний остров разлагался в ночном Крымском тумане.
Его нынешняя подруга, вращающая в его мечтах жалом, сидела тогда на тощем чемодане на борту корабля "Князь Владимир Мономах", позже переименованного в "Петра Великого", затем в "Фельдмаршала Суворова", потом в "Дмитрия Донского", потом в "Святую Марию", и, наконец, в "Адмирала Нахимова". В кармане оставалось три золотых рубля, на шее - крестик, на пальце - кольцо бабушки. Шампанское последний раз она пила во вторник, когда поручик Ржевский угощал ее в Шаляпинском гроте Судака. На деревьях там еще оставались персики, черный виноград и даже ананасы. Рядом сидели Александр Грин и Иван Павлович Чехов, брат покойного писателя, который недалеко отсюда выращивал и засаливал на зиму по десятку бочек помидоров. Она вспоминала тот чудный вечер, и слезы текли из ее глаз.
Поручик, как всегда, нырял с вышки, делая в воздухе сальто, Чехов играл на рояли Скрябина, а Грин рассказывал ей, как в 1903 году он ограбил одного богатого священника, с которым они ехали в одном купе на Пасху в Краснодар. В воздухе разливалась печаль погибшей страны и нефть из подбитого большевиками буксира "Непобедимый Монарх". Она расстегнула верхнюю пуговицу, чтобы было легче дышать. Матров Железняк застегнул ворот шинели, защищаясь от ледяного ветра залива. Жить хотелось все лучше и лучше.
Когда он кончал, всегда старался не пачкать все вокруг. Белье, простыни и трусы было жалко, к тому же могли застукать. Поэтому в конце концов удобнее всего было изливать свое сердце в унитаз.
Она не боялась захлебнуться и глотала жидкость, напоминающую по вкусу селедочный соус. Это очень полезно для кожи, и временами она доставала его изо рта и подставляла лицо под теплые мутные удары, растекающиеся по волосам и щекам.
Чехов заиграл новую прелюдию, девушка смотрела на его пальцы и откусывала маленькими кусочками холодный ананас, запивая его шампанским, приятно щекотавшим ее ноздри. Пузырики весело поднимались со дна, лопались, и брызги долетали даже до глаз. В носу защипало, и она вытерла глаза платком. Грин говорил ей, какой револьвер он показал батюшке, чтобы отнять у него заветную сумку с пожертвованиями на ремонт храма.
Теплый ветер шевелил волосы других девушек, пробившихся на борт парохода. Сколько из них станет наложницами гаремов Стамбула, куртизанками Парижа, порномоделями Нью-Иорка! Запад, как известно, не блещет красавицами. А сколько дворяночек попадется стальному Железняку в гротах Судака, на Ай-Петри, в Бахчисарайском дворце и на грязях Евпатории...
Он разочарованно закрыл Penthause. Странно, но после они уже совершенно не тревожили его душу. Он замечал теперь их тупые лица, скучное белье, неестественные позы и натянутые улыбки. Надо, пожалуй, купить другой номер, а то эти уже надоели. И он подсчитывал, сколько дней оставалось до Стамбула. Матрос Железняк не знал, что туда ему не попасть уже никогда.
Глава 9
Чинарик
Не успели мы отъехать от усадьбы и двадцати километров, как мотор неожиданно заглох. Я открыл капот и, найдя там обрывки приводного ремня, сразу понял, что здесь мы застряли надолго. Запасного ремня у меня не было - это вечное "явось пронесет", - а ведь стоит он копейки, и заменить его можно за несколько минут. На улице было градусов пять мороза, время - восемь часов утра, и вокруг, в лесу, не было видно ни одного домика. Зимний лес, укрытый снегом и закованный в лед, еще не скоро освободится из этого плена, и только Снежная Королева со своими слугами невидимо шла по сугробам, иногда стряхивая белую пыль с испуганных сосен и елок. Моя герцогиня тревожно куталась в свою куцую шубку, недовольно морщила нос, еще несколько минут, и она закоченеет, и что тогда с ней делать? До усадьбы в своих легких туфельках она не дойдет, машин здесь других не бывает, значит, мне оставался единственный выход искать поблизости какое-то временное убежище для моего сокровища.
Я побежал вперед вдоль дороги и, к счастью, примерно через километр обнаружил на опушке леса вагончик с забитыми окнами, почти до крыши занесенный снегом, на узком крыльце которого курил маленький усатый человечек в шлепанцах на босу ногу и розовом пушистом халате, весь распаренный, видимо, после бани. Я бросился через сугробы к нему. Узнав, в чем дело, он обрадовался, сделал важное значительное лицо и сказал:
- Какие проблемы! Веди сюда свою девушку. Да ты, я вижу, меня не узнаешь. Ладно, потом поговорим. Вскоре мы уже поднимались с моей герцогиней по ступенькам деревянного крыльца. Хозяин ожидал нас в глубине коридора.
- Вот это да! Да это же наша Белочка! Какими судьбами! - он развел руки в стороны и стал обниматься с моей дамой и даже поцеловал ее два раза в шечки. Из-за низкого роста ему приходилось поднимать голову так, что линия его изогнутого носа была почти горизонтальна. Я все еще не понимал, что происходит.
- Это же наш любимый Шурик, он же знаменитый господин Деловой, он же Нуворишский, но все же твой родной одноклассник Шурик по прозвищу Чинарик, толкнула меня баронесса.
- Здорово, Шурик, как ты тут оказался? - смутился я.
- А вот так! - улыбаясь, ответил Шурик, засунув руки в карманы халата и выпятив вперед живот. - Скажи спасибо, что я тут оказался на ваше счастье. Ладно, господа, милости прошу ко мне в квартиру.
