— А в Китае абсолютный приоритет у воинских транспортных подразделений. Пироксилин, нитроглицерин и прочие бум-бах-трахи.
Старичок увядал на глазах. Ощутительная часть земного шара тихо выскальзывала из-под контроля — беззастенчиво вторгались в его святая святых.
— Что же касается Бельгии, то — правда, не знаю, действует ли такое положение по сей день, — но еще несколько лет назад там вообще не ведали водительских прав. (Эн. Эл. и вправду где-то об этом слышал.)
— Как и на Южном полюсе? — с горькой усмешкой вставил вахтер, хватаясь за соломинку.
— Вроде бы да. Но вообще-то Бельгия одна из самых густонаселенных стран Европы. И по части культурного уровня тоже, кажется, нельзя упрекнуть всех этих фламандцев, валлонов, французов и кто там еще обитает.
— Да как они смеют? — Голос старичка сорвался.
— Говорят, сперва ты покупаешь автомобиль, усваиваешь в пригороде или в сельской местности азы вождения и постепенно переходишь на более загруженные трассы. Соваться без достаточных навыков в заторы центральной части города — все равно что самого себя подставлять под удар. Между прочим, процент дорожных происшествий там очень низкий. Да, а теперь мне пора вернуться к делу. Большое спасибо за разъяснения. Желаю успехов в создании новых композиций!
И он безо всякой жалости покинул старичка, приунывшего за столом. Наедине со своими красивыми автомобильчиками из глянцевой бумаги, дорожными знаками и собственным кладбищем…
Вечером, когда Эн. Эл. появился в проходной, на него взглянули косо. Затем поманили скрюченным пальцем.
— Чтобы к завтрашнему дню пропуск был в порядке. У нас Дисциплина строгая, не то что во всяких там других местах… в Бельгии да в Швеции. — Помолчав, старичок весьма иронично добавил: — Знаете, молодой человек, говорят в Индии тоже играют в шахматы, и будто бы ферзь там ходит конем…
Блям! — полетела в рот конфетка. Щелк! — захлопнули окошко в будке.
Порой судьба преподносит такие сюрпризы, что только диву даешься. На следующий день пропуск Эн. Эл. не потребовался. Не потребовался потому, что вахтер откинул лапти. Пал жертвой братства водителей бензомоторных экипажей.
Вечером, когда он переходил дорогу, направляясь из будки прямо домой, его сбила машина. Автоинспекция приступила к выяснению обстоятельств, всех свидетелей происшествия просят позвонить по телефону 666–768. Разыскивается синий «Запорожец», по некоторым сведениям на нем имеется знак «шофер глухонемой»…
Эн. Эл. стало как-то не по себе. Он сел за стол и машинально начертил маленький крестик на клеенке.
И тут же подумал, что ему самое время обратиться к врачу.
4
— А вы весьма прилежно поработали, — отметил доктор Моориц, выкладывая на стол шахматные фигуры. В его тоне слышалась похвала или, может быть, это ирония?
— Вы ведь просили.
Эн. Эл. взглянул на общую тетрадь, исписанную буквально от начала до конца — конечно, он занес в нее не все, о чем передумал, что перечувствовал, — и все же ему стало неловко. Но он решил не давать над собой подтрунивать и заявил с наглой откровенностью, что писанина ему понравилась и даже местами доставила радость.
— Это заметно. — Доктор вытянул вперед руки с зажатыми в кулаках пешками. Руки для человека его профессии были сильные с довольно крепкими пальцами трудяги, в отличие от лица, можно сказать, аристократического. Эн. Эл. сделал выбор и получил черные фигуры.
— Черные — это, пожалуй, даже символично, — сказал он.
— В каком смысле? — поднял брови доктор Моориц.
— Ну, я ведь и сам в известном смысле нечто вроде черного ящика, тайны которого вы должны раскрыть, разумеется, к нашей общей радости (вот и он ответил с иронией). По-моему, для первооткрывателей, для тех, кто лучом света смело проникает в темное царство, белый цвет подходит больше, чем черный. Ясность, свет, смелый почин!
— Это не совсем так. Вы знаете о себе много больше меня, поэтому в познании вашего своеобразного, интересного эго именно я фигура более темная. Однако пейте кофе! Вообще-то мне не следовало бы угощать больного таким крепким черным кофе, но я знаю, что вы гурман.
— Прикажете понимать это как намек?
— Понимайте как знаете… Я хожу d2—d4…
Э. Эл. налил себе кофе. Он и вправду был хороший.
Они сидели в кабинете доктора Моорица. За окном уже спускались сумерки. Во дворе все стихло, лишь от котельной доносились голоса.
— g7—g6, — сообщил Эн. Эл.
— Нелегко мне с вами придется. На мой прямой и открытый ход вы отвечаете осторожно, скрываетесь в сумеречных каталонских катакомбах. Никак не хотите открыть свой ларчик, — усмехнулся доктор Моориц.
Атмосфера в помещении постепенно накалялась. Два человека примеривались, изучали, прощупывали друг друга, пытаясь обнаружить тайные пружины, наметить дальнейшие шаги. Почему? Разве они не стремятся к общей цели? Да, но по всей вероятности в лечебном процессе, как в дружбе и любви, должна быть одна доминанта, господствующая идея — ведь каждый врач старается держать вожжи в своих руках.
— И каковы ваши впечатления? Или больному не полагается задавать такие вопросы? — спросил Эн. Эл. после следующего прямолинейного хода доктора Моорица с2—с4.
— Впечатления? Пожалуйста. Вот одно из них: вы хотите произвести впечатление на читателя, а может быть, и на самого себя. Вы хотите быть интересным пациентом. В противном случае вы, вероятно, обиделись бы… — Он улыбнулся. — Нет, вам нечего пугаться — вы в самом деле интересный пациент.
Тут Эн. Эл. почувствовал себя обязанным заявить в противовес, что, судя по его общению с врачами, только не надо допытываться когда и где — он не в состоянии сказать, — так вот ему показалось, будто врачи тоже стараются производить впечатление. Разумеется, он ничего не имеет против, наверняка это присуще врачебному искусству — определенная ритуальность и невинная театральность служат интересам дела. («Невинная театральность…» уж не переборщил ли я?)
Естественно, доктор не приминул выяснить (он опять поднял брови), что пациент подразумевает под «невинной театральностью и определенной ритуальностью».
Нет, нет дело не в белых халатах, наличие их довольно хорошо (но в полной ли мере?) можно объяснить требованиями гигиены; в какой-то степени понятно и то, что больному не всегда и не полностью говорят о его подлинном состоянии (мало ли куда это заведет — породит излишнюю тревогу или, наоборот, необоснованную надежду, а может быть, некрасивое желание сделаться «интересным пациентом»); это вполне понятно, но все ли это объясняет? Возможно, специальные знания в некотором роде возвеличивают врача в глазах больного — конечно, во имя гуманной цели. Однако, на его непросвещенный взгляд, существуют другие приемы, можно вести себя совершенно иначе и оставить о себе прекрасное впечатление.
Это суждение Эн. Эл. преподнес с невинным видом, да и шахматный его ход был весьма выжидательный Kg8—f6.
— Прелестный скромный ход, — сказал доктор Моориц. — По крайней мере на шахматной доске черные не желают захватывать инициативу.
— Где уж им!
— Так каковы же наши другие приемы? Надо думать, рассчитанные на завоевание авторитета? Вы ведь обиделись бы, если бы я не проявил интереса?
— Слегка обиделся бы, — откровенно признался Эн. Эл., невинно взглянув в глаза собеседнику.
— Ну, например, врачебные кабинеты заметно отличаются от кабинетов ученых или инженеров. Не улавливаете?.. Если я войду в кабинет мостостроителя, или египтолога, или энтомолога, что мне бросится в глаза? Конечно, стеллажи вдоль стен, тесно заставленные всевозможными справочниками, атласами, отраслевыми журналами. У врачей тоже пропасть всяких журналов, мне даже как-то попался английский журнал «Анус»[5], но я никогда не видел специальной литературы во врачебном кабинете. Египтолог ответит на ваш вопрос и тут же подойдет к полке, бормоча: «посмотрим, что говорят об этом Уотсон и Джеймс… А также Сапожников…» А у врачей специальная литература находится дома, они ее хранят, так сказать, прикованной цепью к скале, как герои эпоса хранили свои сокровенные книги. Так ведь?.
— Мм-да… Я об этом никогда не думал. Право слово. У нас как-то так принято. — Доктор ненадолго задумался. — Но я полагаю, что это делается ради пациентов. Если больной войдет ко мне в кабинет и я при нем стану водить пальцем по странице, открыв журнал или справочник, девять человек из десяти решат, что я ни бельмеса не смыслю, нахально лезу в шпаргалку; да я и сам могу заглянуть в книгу, подумает больной.
— Полагаю, пять из десяти, — осмелился прервать доктора Эн. Эл. — Самые необразованные, но ведь их видно за версту. А если вас посетят те трое, названные наобум: мостостроитель, египтолог и энтомолог, да они будут польщены, если вы сочтете нужным заглянуть по поводу их болезни в какое-нибудь периодическое медицинское издание Кембриджского университета. Всякий образованный человек знает, что вузы не так уж много дают помимо умения работать с литературой по специальности — полистать справочник считается само собой разумеющимся.
