Короче говоря, мои дорогие говнотопы, если вы цивилизованны, то вам предстоит противостоять совершенно цивилизованным людям. Если вы больше, чем животные, то в этом случае пройдет не так много времени, прежде чем мы начнем понимать друг друга. И затем настанет время, когда между нами начнут возникать слова.
Один из ВЗП выпустил свои конечности, поднялся и подошел к стеклу. Михаил Пазтор принял это как предзнаменование.
Обойдя ограждение сзади, он вошел в передний отсек клетки. Нажав кнопку, привел в движение пол, на котором стоял, и продвинулся вперед, в клетку, перемещая перед собой низкий барьер, что придавало директору вид заключенного, занимающего в зале суда скамью подсудимых. Механизм остановился. Теперь Пазтор оказался тет-а-тет с ВЗП, хотя кнопка, на которой лежала его правая рука, гарантировала ему безопасность.
ВЗП издали тонкий свист и прижались друг к другу. От них исходил запах, хотя и не такой противный, как можно было ожидать, но все же очень мешавший. Михаил наморщил нос.
— С нашей точки зрения, — сказал он, — цивилизация измеряется расстоянием, на которое человек отдаляет свои испражнения.
Один из ВЗП вытянул конечность и почесался.
— У нас на Земле нет цивилизации, которая не опиралась бы на письменность. Даже дикари изображают свои надежды на скалах. А у вас есть страхи и надежды?
Конечность убралась на место, оставив снаружи ладонь, издали походившую на татуировку на теле.
— Невозможно представить какое-либо существо крупнее блохи без своих страхов и надежд или некоего их эквивалента, основанного на болевых ощущениях. Они проводят нас через жизнь, дают нам знания о внешнем мире. Если я правильно понял отчет о вскрытии одного из ваших друзей, вы не испытываете боли. Должно быть, это совершенно видоизменяет ваше представление о мире.
Тут появилось одно из ящероподобных существ. Оно торопливо пробежало по спине своего хозяина и прижало блестящий нос к складке его кожи. Потом замерло и стало почти незаметным.
— Хотя что такое внешний мир? Так как мы познаем его только через наши чувства, мы никогда не сможем узнать его таким, какой он есть на самом деле; а то, что мы знаем, — это внешний мир плюс чувства. Что такое улица? Для маленького мальчика — это мир, полный тайн. Для военного стратега — это серия защищенных и незащищенных позиций. Для влюбленного — храм, где живет его возлюбленная, а для проститутки — рабочее место. Для городского историка улица — серия водяных знаков во времени, для архитектора — договор, подписанный между искусством и необходимостью, для художника — приключения в перспективе и в цвете, для путешественника — место, где можно найти стакан вина и теплую постель, а старик-горожанин воспринимает ее как памятник своим прежним глупостям, надеждам и подвигам. Для автомобилиста…
Смогут ли наши с вами внутренние миры найти общий язык, мои загадочные сфинксы, или же им суждено разойтись, как в море кораблям? Не сможем ли мы найти ключи друг к другу еще до того, как научимся выражать свои насущные желания? Или же вы придерживаетесь, как и главный исследователь, обратной точки зрения: прежде чем начать говорить, мы должны увидеть хотя бы вашу внешнюю окружающую среду?
Кажется, я немного сошел с ума, ибо не может быть, чтобы вы, двое заброшенных созданий, не являлись только источником дальнейших вопросов. Возможно, нам никогда не удастся установить контакт с вами. Но вы сами — свидетельство тому, что где-то, скорее всего не так уж далеко от Клементины, существует планета, заселенная подобными вам. И если бы мы добрались до нее и увидели вас в естественной обстановке, мы смогли бы гораздо лучше понять вас, угадать, о чем с вами нужно беседовать. Здесь нам требуются не только лингвисты, но и пара космических кораблей, которые исследовали бы миры поблизости от Клементины. Нужно поговорить об этом с Латтимором.
ВЗП никак не прореагировали.
— Я предупреждаю, что человек — существо упрямое. Если гора не идет к Магомету, то Магомет идет к горе. Если вам есть что сказать, что передать, то лучше говорите сейчас.
Они закрыли глаза.
— Вы потеряли сознание или предались молитве? Последнее было бы более благоразумным, поскольку вы попали в руки к человеку.
Философия была не единственным занятием для вернувшихся с «Мариестоупса» в ту первую ночь: кое-кто занялся разрушением домов.
Как потом объясняла на суде его защита, Родни Валсамстоун ничего не мог поделать. Это был не столь уж редкий в последнее время случай, когда из самых глубин космоса каждый месяц возвращались корабли.
В эти ужасные — адвокат не преувеличивал — путешествия отправлялись обыкновенные смертные, на которых, как на Родни Валсамстоуна, космос действовал подавляюще. Десять лет назад это явление получило название синдрома Бестара (в честь прославленного психодинамика).
В открытом космосе человеку резко недоставало привычных для его мозга сигналов и предметов. Можно было не согласиться с французским философом Дойчем, для которого космос и мозг представляли собой противоположные полюса нераздельного целого, что оказывало величайшее давление на любого человека во время космического полета и оставляло чувство голода в отношении всего каждодневного земного окружения. Это чувство при возвращении на Землю не могло удовлетвориться разрешенными законом способами. Если бы это действительно было так, усовершенствованию следовало бы подвергнуть не ум человека, а закон: к человеку, побывавшему в Первозданных глубинах космоса, должен был бы применяться менее приземленный закон (смех в зале).
Какой символ имеет большую власть над человеческим разумом, чем дом, кров гостеприимного мира, своей цивилизации? Поэтому в данном случае разрушительства, хотя в нем, к сожалению, пострадал хозяин дома, следует видеть поиски символа этим не лишенным геройства обвиняемым. Конечно, он признает, что тогда был в состоянии алкогольного опьянения, но синдром Бестара позволяет…
Судья, уважавший точку зрения защиты, тем не менее сказал, что ему надоели матросы, возвращающиеся на Землю, и особенно в Англию, как в часть самого дикого космоса. Тридцать дней, проведенные обвиняемым вдали от баров и развлечений, могли бы дать почувствовать, что между Землей и космосом есть значительная разница.
Суд сделал перерыв на ленч, и плачущую мисс Флоренс Валсамстоун отвели в ближайший кабинет.
— Хэнк, солнышко, но ты ведь не собираешься серьезно вступать в Космический корпус? Правда? Ты же не улетишь опять в космос?
— Зайчик, я же сказал, что только на целевые полеты, как в Исследовательском корпусе.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
