Так вот, Джессика носилась из угла в угол безразмерной гиговской квартиры, жестикулировала и кричала в пустоту. Фразы Труди звучали тихо и немного плаксиво. Было видно, что она защищалась. Не люблю, когда кого-то вынуждают оправдываться. Обычно я принимал ее сторону. Так было до последнего разговора, в котором Труди перегнула палку.
— Господи! Господи, Труди! Ты была там. Была! — кричала Джессика. — Почему ты не можешь признать, что была там?
— Была. Я и не скрываю. Но я просто подглядывала. Я не выходила. Ничего не делала. Просто смотрела.
— Ты это уже говорила. Но тогда ты должна была видеть, кто сделал это с Коулом. И почему, господи… — Джесс схватилась за голову.
— Я не видела, я сто раз тебе говорила. Пропал бумажник. Зачем кому-то из нас его бумажник? — почти плакала Труди в ответ. Голос ее от слез стал почти детским. — Лучше бы ты Гига допрашивала с таким пристрастием, Джесс!
— Мы с Гигом были там вдвоем и… Я знаю, что мы накосячили. И что виноваты в том, что Коул увидел и… Но мы оттуда убрались. Гиг при мне хлопнул дверью и выскочил на улицу. И я… Я не могла смотреть на себя глазами Коула. На всю эту мерзкую сцену. На то, как мы подставили Лауру. Я ушла. Просто закрыла на все глаза. Его боль была невыносимой. — Было видно, что Джессике воспоминания причиняли сильное страдание. Она винила себя. И было за что. Устроить такое в день свадьбы Лауры.
— Это был тот, кто взял бумажник, — шептала Труди. — Ты что, забыла об официальной версии следствия?
— Хорошо. Тогда скажи, кто это? Если ты подглядывала, то должна была видеть, что там случилось на самом деле. Молчишь? Потому-то я уверена, что ты врешь, Труди. Врешь! Почему бы тебе просто не сказать правду? Даже если она ужасна. Кого ты прикрываешь?
— А я думаю, врешь ты, Джесс! Ты так много шумишь. Ищешь виноватых. Хотя если б не вы с Гигом, если б не ты, ничего бы не случилось! Совесть мучит тебя, а срываешься на мне.
— Я своей вины не отрицаю. А ты делаешь вид, что от этой истории в стороне. Будто тебя там не было, — отвечала Джесс.
— Ты и так всегда относилась ко мне как к пустому месту, — села Труди на своего любимого конька.
— Относилась как к пустому месту? Да я тряслась над тобой и Лаурой. Оберегала от посягательств. Брала грязь на себя. Ты и представить не можешь, через что мне пришлось пройти… — Джессика начала всхлипывать.
— Могу. Я подглядывала и думаю, тебе нравилось то, что, как ты выражаешься, ты «взяла на себя». — Голос Труди стал резким. — Ты просто любишь трахаться. Признай это.
Джессика замолчала. На этом все и закончилось. Она больше никогда не говорила с Труди. Планы, касающиеся нас четверых, которые мы хотели согласовать, передавались ими друг другу через нас с Гигом. Труди жестоко обидела ее тогда. И Джесс, видно, решила показать, что такое «пустое место» на самом деле.
А я… Я попал как кур в ощип с этим безумием. Но в те моменты, когда Труди кричала по ночам, билась в страхе, как слепой котенок, брошенный в ручей, я понимал, что никуда от нее не денусь. Не оставлю. У каждого есть прошлое. И многие в своем прошлом неповинны. Особенно дети. В первую очередь дети. Я видел, как рождались звери на ферме — телята и ягнята. Некоторые роды я принимал сам, когда стал постарше. Животные взрослеют раньше людей. Через шесть-семь часов после рождения теленок поднимается на тонких трясущихся ножках и начинает ходить. Людям же нужен на это год.
Я знаю, что такое беззащитность. Я видел ее и различаю те моменты, когда кто-то способен сам себе помочь, а когда нет. Так вот, Труди способна не была. Как, впрочем, и Джессика.
Джессика. Гиг-сердцеед
Гига я полюбила с первой минуты. Это было как разряд тока. Как трепетное щекотание внизу живота, когда взлетаешь на качелях. Как запах из детства, вернувший в забытое. В жизнь хоть и твою, но далекую, оставленную за множеством закрытых дверей. Дежавю. Волнительное и вместе с тем пугающее, потому что ощущаешь перед ним полную уязвимость.
Взгляд Гига в ту первую встречу походил на взгляд Санджая Ароры на ночном пляже. Было в нем беззаветное обещание сделать что угодно. Средневеково-рыцарская решимость, уносящая, словно на машине времени, в эпоху прекрасных дам. Ради благосклонности которых расставались с жизнями на турнирах. Дурацкое сравнение. Бедный Санджай. Его чернеющий вулканической лавой взгляд. Взгляд, похожий на прыжок с тарзанки в пропасть. Шаг в неизвестность. И летишь, зная, что вроде бы в безопасности. Вроде бы. Ведь взгляд — не смертельно. А коленки трясутся и сердце выпрыгивает из груди. И одного только хочется — продлить. Непременно продлить этот восторг. Жалко, что все со временем приедается. Дымка обыденности делает с людьми и чувствами отвратительные вещи. Не хочется верить, что это настигнет и нас. Пока мы худо-бедно справляемся.
Первая моя встреча с Гигом произошла в парке у офиса Коула. Пришла я на нее вместо Лауры и уже одним этим подвела ее.
Я видела Гига, когда он обо мне еще не знал. Тогда он смотрел на Лауру «тем самым» взглядом. И возможно, я хотела уберечь ее от ошибок. А возможно, хотела, чтобы он посмотрел так на меня. Но на самом деле я просто влюбилась. Нарядилась а-ля Джулия Робертс в «Красотке». Взбила кудри, надела круглые серьги размером с блюдца и сапоги-ботфорты. Сверху накинула вареную джинсовку с чужого плеча, а под нее белый трикотажный топ и классическую мини-юбку Wrangler. Меня рассмешила почти детская растерянность Гига. Надо было видеть его обескураженное лицо. А я сразу поняла, что этот человек изменит мою жизнь. И изменил. Оба мы изменили, но, к сожалению, не только жизни друг друга.
Мы стали встречаться за спиной Лауры. Я использовала каждую возможность. Каждую свободную минутку. Врывалась к Гигу в рабочий кабинет. Тогда у него еще была номинальная работа в фирме отца. Призжала к нему домой, в пентхаус в Верхнем Ист-Сайде. Или подкарауливала его у тачки, как сталкерша. Он никогда не знал, когда я появлюсь снова. И это жутко возбуждало. Иногда у меня подолгу не было возможности посетить его, и потому все наши встречи получались на пике эмоций. Раз я увела его со свидания с одной расфуфыренной богачкой из дорогущего ресторана. Вот это был номер! Точно для кино. Только случился он на самом деле. Я искала Гига битый час и, когда уже отчаялась, увидела знакомую машину у пафосного заведения. Зашла туда с черного входа. Встретила в раздевалке официанточку, которая заканчивала смену. Расспросила ее, где тут что, сказав, что пришла на собеседование. Она мне поверила. Дала пару инструкций. А когда та ушла, я напялила ее форму, взяла блокнотик и вышла в зал. Гиг и эта мадам сидели друг напротив друга чинно и благородно. Я чуть не расхохоталась, зная, каким он может быть неотесанным. А тут прям франт. Только что мизинчик не оттопыривал, вино попивая. Я подхожу и заявляю:
— Вы определились с заказом?
Гиг, не глядя на меня, сначала протянул басом:
— Мы уже заказали, спасибо. — А потом повернулся ко мне, и вино, которое он пригубил, полетело дамочке в физиономию.
Она в шоке. Я заливаюсь хохотом. К нам движениями гепарда направляется менеджер, а я хватаю Гига за рукав и тяну за собой к выходу. Он, покорный мне, бросает даму как есть, с оплеванным лицом и незакрытым счетом, и мы бежим по улице, задыхаясь от смеха. Я в белом передничке и черном официантском платье, точно из фильма для взрослых. Он без пиджака, в котором его карты, наличка и ключи от тачки, которая тоже, надо сказать, припаркована у самых окон ресторана. Но мы счастливы.
— Ты сумасшедшая, — говорит он мне, и это звучит сильнее, чем «я тебя люблю». Потому что я понимаю, что он теряет ради меня все. Свою репутацию, связи, общественное положение. И тогда я понимаю, что он принимает меня любой. Такой, какая я есть. Сумасшедшей. Теперь он должен все знать. Дальше скрывать нельзя.
— Я должна рассказать тебе один секрет, про меня и Лауру. Про наше детство. Об этом до тебя никто-никто не знал, Гиг.
