не просто солдаты, а специальное подразделение, поэтому они и штабистов наших с такой легкостью перещелкали! Они выходить не стали, только один махнул кому-то… За нами идут, товарищ лейтенант! Мы из кустов выберемся, в кучку соберемся, в этот момент нас и перестреляют!
В словах бойца присутствовала истина. Молодой, нетерпеливый, вечно лезет на рожон, а котелок у него варит! Шубин лихорадочно соображал. В кустах стрелять не начнут, если разведчики не выдадут себя, дождутся, пока вся группа выйдет на открытое пространство – и тогда кинжальным огнем в спину. Шубин содрогнулся – а ведь этот парнишка спас всю группу!
– Молодец, Муренич, – прошипел он. – Дуй вперед, не оглядывайся.
Затылок нестерпимо жгло, но выдержки хватало. Глеб непроизвольно косился за спину, но никого не видел. Стена кустарника смыкалась за спиной. Листва отсутствовала, но обилие ветвей создавало непроницаемый экран. Рядом двигался Лева Глинский. Он слышал, о чем говорит Муренич, и весь покрылся пятнами. Шубин шепотом распоряжался:
– Передать по цепи: сзади немцы, но виду подавать нельзя! Выйдем из кустов – и стремительно прорываемся на опушку, за деревья! Никаких вопросов не задаем, на товарищей не смотрим – просто бежим со всех ног!
Это было единственное правильное решение. Пока противник сообразит да пока сам выйдет из кустов… Принимать бой в такой чаще невыгодно – можно своих зацепить. Люди передавали по цепи недобрую весть, невольно ускорялись, лезли через дебри, отгибая ветви.
Когда дошли до просвета, вся группа высыпала наружу почти одновременно и рванула по склону. Сработала военная хитрость (долгих лет жизни красноармейцу Муреничу!). За несколько секунд бойцы преодолели пустое пространство, влетели в лес, забрались за стволы поваленных и целых деревьев. Наверху затрещали ветки – выбежали несколько человек в пятнистых комбинезонах с удивленными лицами. Видно, немцев было немного – брали не числом. Их взорам предстал пустой склон, а через мгновение лохматая опушка ощетинилась огнем. Двое покатились по склону, напичканные пулями, остальные полезли обратно. Один не успел, вывалился обратно из кустов и упал, разбросав руки в кожаных перчатках – эта публика была экипирована по последнему слову! Несколько человек укрылись в кустах, но там было трудно залечь, и кустарник стал для них ловушкой. Пули сыпались градом, раненые кричали. Мстительно смеялся Григорий Фадеев, опустошая диск ППШ. Что-то залихватски свистел Никита Костромин. В кустах разобрались со всеми – оттуда уже не стреляли.
Шубин крикнул: «Прекратить огонь!» Красноармейцы неохотно оборвали стрельбу и прислушались. Снова что-то было не так. Да в этом чертовом болоте все не так! Ощущение некой недоказанности, будто о чем-то забыли…
– Товарищ лейтенант, уходим? – крикнул Ленька Пастухов.
– Уходим, – отозвался Глеб. – Все в лес, собираемся на тропе. Бегом, бойцы!
Но плотный фланговый огонь прижал красноармейцев к земле. Стреляли слева, фактически с той же опушки. Шубин скатился с бугорка. Пули вскопали землю перед носом, он дернулся, как ошпаренный, метнулся в сторону и ударился головой об обломанный сук. От острой боли померкло сознание, но он быстро очнулся и заполз за дерево. Огонь не прекращался, немцев было больше, чем разведчики изначально думали. Подчиненные лейтенанта кричали и беспорядочно стреляли. Вскочил Руденко, намереваясь перебежать за дерево, но передумал, открыл огонь из ППШ, расставив ноги. Пули пропороли грудь, бойца отбросило к дереву. Он медленно сполз по стволу, кровь текла с уголка губы. Ошибки в бою – дело обычное, невозможно все предугадать в стремительно меняющейся обстановке. Остальные, перекликаясь, отползали в лес. Вряд ли противник имел преимущество, он просто застал врасплох. Но и люди в пятнистом на месте не сидели, тоже углубились в лес.
Местность понижалась к болоту, растительность вставала стеной, громоздились груды хвороста и бурелома. Эффективно действовать в таких условиях невозможно. Шубин кричал Иванчину, палившему из-за дерева, чтобы он остался, а остальным велел уходить на тропу. Использовать гранаты в такой массе ветвей невозможно – велик шанс, что твоя же граната прилетит обратно. Товарищи уходили. Толик Иванчин продолжал долбить из-за дерева, крича командиру, что у него кончаются патроны.
– Тогда тоже уходи! – прохрипел Шубин.
– Без вас не уйду, товарищ лейтенант! Идите сюда, я прикрою, наши уже ушли!
Ноги путались в переплетении веток и стволов, сучья и корни цеплялись за ляжки. Иванчин схватил Глеба за шиворот, куда-то потащил. Среди деревьев мелькали фигуры вражеских солдат – невозмутимые, они не делали лишних движений, работали эффективно и слаженно. Они передвигались на четвереньках, использовали укрытия. Глеб отталкивал от себя Иванчина и орал, чтобы тот уходил – какой от него прок без боеприпасов? Но тот мялся, упорствовал. У Шубина тоже кончились патроны. Голова пылала, мысли не клеились. По виску текло что-то горячее – встреча головы с сучком не прошла бесследно. Они бежали вместе, карабкались через горы бурелома. Противник завершил охват и теперь находился фактически в тылу. Иванчин оборачивался, торопил.
В какой-то момент Глеб споткнулся, а Толик не оглянулся. Дальше все завертелось, закружилась голова. Стреляли где-то рядом, автоматные очереди больно хлестали по ушам. «Кажется, все», – подумал он равнодушно. А что он хотел? Удача не бывает вечной… В лесу кричали, отстреливались отступающие разведчики. Глеб снова ударился головой, когда ноги перепутались в очередной раз, но сумел подняться и сделать слабую попытку вернуться в чувство. Зрение отказывало. Вздымался голый кустарник, корявая осина тянула уродливые ветки.
Шубин прижался спиной к дереву. Перед глазами метрах в двадцати возникла размытая фигура. Немец скалился. У него было прямоугольное лицо, будто вырубленное топором, на лбу блестели бусинки пота. Солдат присел на колено, аккуратно вынул из подсумка «колотушку», отвинтил колпачок и дернул за выпавший шелковый шнур. Он бросил гранату с филигранной точностью, она вписалась в просвет между ветвями, ничего не задела и упала в нескольких шагах от лейтенанта разведки. Умирать по-прежнему не хотелось, но схватить гранату и бросить ее обратно он уже не успевал. Нескольких секунд хватило, чтобы перебраться за дерево. Глеб прижался к стволу и закрыл глаза. Мощность у гранаты была незначительной, но громко хлопнуло по ушам, осколки ударили по стволу, зазвенело в голове. Контузии случались и не такие, но в данном состоянии хватило. Земля ушла из-под ног, Шубин сполз на землю, цепляясь за неровности коры.
Какая-то малая часть сознания еще оставалась в голове. Кричали люди, беспорядочно трещали автоматы. Кроны деревьев покачивались перед глазами. Вразвалку подошел до зубов экипированный немецкий солдат, навел на Глеба ствол и стал с любопытством его рассматривать. Выстрелы стихли, крики смолкли. «Вот же угораздило», – вяло подумал Шубин. Немец ощерился, подмигнул. Его лицо внезапно стало размываться, помутнели плечи, развитый
