много я знала. Может быть, и ничего.
– Конечно, возможно, она уже умерла, – сказала София. – Возможно, именно поэтому я не видела её несколько лет.
– Разумеется, ты узнала бы, если бы это было так, – заверила я её. – Тебе сказали бы в школе, знаешь, как в «Двенадцати рыбных чешуйках», где Сару Тернбол вызывают к директору и говорят, что её родители погибли в ужасной катастрофе, когда самолёт упал на стадо коров.
Она фыркнула и сказала:
– Возможно, он держит это в тайне ото всех.
– О! – сказала я.
Я не могла больше думать ни о чём другом. Я бросила несколько камешков в консервную банку, но промахнулась.
– Мы могли бы вернуться и попросить полицию провести расследование, – предложила я. – Можно сказать, что твоя мама пропала и ты не видела её… Сколько? Пять лет?
– НЕТ! – воскликнула София, и её лицо исказилось от злости и слёз. – Они не поверят нам, а он скрыл все доказательства. Я должна сделать это сама. Если ты хочешь уйти, я просто пойду одна…
– Где находится его офис? – спросила я, оглядывая почти пустынный пляж, как будто офис Пинхеда мог быть прямо за углом. На самом деле я боялась её ответа.
– В Бристоле.
– Это довольно далеко отсюда, – сказала я, представляя себе путь, протянувшийся по карте с юго-запада Великобритании. – Возможно, двести пятьдесят километров? – Мы погрузились в долгое созерцательное молчание, и я думала о том, хватит ли у меня геройства, чтобы довести дело до конца и помочь Софии узнать правду.
Я вспомнила Айрин и крушение самолёта. Она была одна, в холодном тумане, за сотни миль от дома.
– Ты что-нибудь знаешь об Айрин Чаллис? – спросила я.
– Айрин Чаллис?
– Это та старушка, которая умерла и оставила свой дом Пинхеду.
София покачала головой.
– Никогда не слышала о ней. Я ничего не знаю о его родственниках, не думаю, что они у него есть. Не думаю, что кто-нибудь может быть привязан к такому подлому человеку, как Пинхед.
– Да, он действительно кажется неприятным. Чем он занимается? Не считая того, что продаёт недвижимость и разлучает людей?
– Импортом и экспортом, так он всем говорит. Но я думаю, что он занимается контрабандой оружия.
Внезапно у меня пересохло во рту. Контрабандой оружия? А я-то думала, что он имеет какое-то отношение к свинине…
Достаточно ли у меня смелости, чтобы считаться героиней? Способна ли я, как Скарфейс Маккреди из «Тайн пропавшего дядюшки», выстоять перед лицом ужасной опасности, оставаясь неузнанной, согреваясь от тайного осознания полного одиночества и сражаясь ради справедливости и дружбы? Я ощутила прилив праведной силы, и огонёк храбрости у меня в груди превратился в бушующее пламя. Я нужна Софии. Ей нужно, чтобы я помогла ей совершить НЕЧТО НЕОБЫКНОВЕННОЕ. Именно я. Только я.
Я подумала о том, как изменится моя жизнь, о том, что случится со мной, о том, что будет потом. Это будет потрясающе.
– Я голодна, – сказала София. – И хочу пить.
Если не считать наших гидрокостюмов, есть на самом деле было нечего, но, если я собиралась стать лучшей героической подругой Софии, мне нужно было что-то найти. Я огляделась вокруг. Пляж был покрыт галькой, наверху песчаного обрыва, нависавшего над нами, росли какие-то чахлые жёлтые цветочки, едва державшиеся за землю. Я побрела туда. Это оказалась морская капуста; как-то в Портленде папа готовил её с макрелью. Это было отвратительно, но это была еда.
Сырая еда.
Сорвав цветы, я попробовала один. На вкус он был как капуста. Острая, противная, но съедобная. Я отнесла несколько цветков Софии.
Сунув один цветок в рот, она разжевала его. Я ожидала, что она подавится или выплюнет его, но она сказала:
– Благодарю тебя, Лотти. Спасибо.
Происшествие с гигантским омаром
Мы продолжали идти, пока не стемнело, и тогда мы решили устроить лагерь под опрокинутой гребной шлюпкой. Вокруг нас ползала всякая живность из тех, что липнут к телу, когда разгуливаешь по песку. Возможно, они были съедобными, если бы можно было поймать их и если бы у нас был котелок.
И огонь.
И немного соли и перца.
И вода.
Голодные, мы прижались друг к другу в наших гидрокостюмах и прислушивались к шагам. Мы съели цветы морской капусты, листья щавеля, а в конце – кусок хлеба, оставленный кем-то на пляже после пикника. Мы не нашли никакой другой воды, кроме той, что текла из крана для промывки гидрокостюмов, и я не была уверена, что нам следовало пить её. Но плохая вода была лучше, чем совсем никакой.
У меня в миллионный раз заурчало в животе. Я думала о шоколадных батончиках. Я ничего не могла с собой поделать, они не покидали моих мыслей. Особенно я любила швейцарских шоколадных зайчиков в золотистой обёртке. Нед терпеть их не мог, он говорил, что это то же самое, что съесть удачу, поэтому я всегда приходила ему на помощь, съедая и его зайчика тоже.
– Что бы тебе хотелось съесть? – выпалила я.
– Спагетти вонголе, – тут же ответила София. – Посыпанные пармезаном.
– О, – сказала я, не желая демонстрировать своё невежество и спрашивать, что это такое. – Я бы предпочла шоколад.
Мы сидели молча, слушая шуршание неизвестных существ на берегу. Я воображала, что они, возможно, поедают друг друга. Я поджала ноги. Я не собиралась ложиться, мне не хотелось, чтобы морские твари заползли мне в волосы.
Происходящее было немного похоже на «Песок для Сэнди», где Сэнди приходится сражаться с огромным крабом. Она убила его зонтиком. Это был захватывающий героический поступок. Но я сейчас не казалась себе героиней, и у меня не было зонтика.
– Интересно, мои родители уже знают? – спросила я.
– Они должны были позвонить им сразу же. Они всегда звонят Пинхеду, когда я срываюсь с места.
– Наши уехали в кемпинг, в Корнуолл. Возможно, они не захватили с собой мобильники.
– Правда? – спросила София. – Не думала, что есть люди, которые отправляются в поездку без мобильного телефона.
Я пожала плечами.
– Мои родители не такие, как все.
– Действительно, – сказала София. – Мне они понравились.
– О! – Я испытала смешанное чувство гордости и смущения. – Да…
– Я объехала весь мир, говорю на трёх языках, у меня были няньки и гувернантки, я жила в отелях одна, но я никогда не встречала никого похожего на твоих родителей. Или на тебя, если уж на то пошло.
– Правда?
– Ты идёшь плавать в убогом старом купальнике, и тебе всё равно. Ты пользуешься бирюзовыми тенями для век, ты берёшь в школьную поездку огромный древний рюкзак, у
