— Да, припоминаю что-то в этом роде, — сказал Сноу безразлично.
— Десятого мая вас доставили в тюрьму. Первого августа, на основании приказа министерства, вы были выпущены на свободу. Третьего августа начальник тюрьмы, его заместитель и главный инспектор были отстранены от должности и уволены со службы…
Он взглянул на Сноу.
— Ну и что? — спросил тот.
— Несмотря на то, что вы в августе были выпущены на свободу, вас уже пятого сентября доставили под полицейской охраной в исправительное заведение Престона. В Престоне что-то было не в порядке, мне кажется…
— Да, мне тоже кажется, — ответил Сноу.
— На этот раз, — продолжал сыщик, — вы просидели шесть месяцев и когда вы были выпущены на свободу, трое надзирателей были уволены, так как передавали подследственным письма… М-да, нельзя сказать, чтобы вы были счастливой звездой для этих заведений, мистер Сноу, — продолжал он иронически, — наоборот, вы везде оставляли следы таинственного несчастья и никто, кажется, не мог найти толкового объяснения вашему пребыванию там…
По лицу Сноу скользнула улыбка.
— Неужели главный инспектор лично потрудился прибыть сюда из Лондона ради того, чтобы сообщить мне эти удивительные и в высшей степени загадочные выводы?
Сыщик встал.
— Не то чтобы ради этого, мистер Сноу… Что я могу вам сообщить нового? Вы ведь и сами знаете, что были… откомандированы сюда… Единственно чего вы не знаете, это о новом приказе…
— Новом? — Сноу поднял брови.
— Да, новом, — повторил сыщик. — Министерство внутренних дел откомандировало вас на колониальную станцию, и я здесь, чтобы привести в исполнение этот приказ.
Сноу звякнул наручниками.
— Я бы не хотел сейчас покидать Англию, — сказал он.
— Но вы это сделаете, мистер Сноу. Где-то течет поток алмазов и корабль с некоторым количеством мошенников, поставивших себе целью отыскать его, уже достиг суши…
— Так они действительно отправились…
Он был разочарован и не старался этого скрыть.
— Я надеялся еще побыть на свободе, чтобы этому воспрепятствовать… Но какое это имеет отношение к колониальной станции?
— Разве не имеет?
Фельс подошел к стене, где находился звонок и позвонил.
— Здесь вас ожидает еще гость, который вам это разъяснит, — сказал он и покинул Сноу, который ругал на чем свет стоит все министерства в целом и министерство внутренних дел в частности.
Через десять минут снова открылась дверь.
Сноу не был подготовлен к этой встрече и когда вошла гостья, он густо покраснел. Молодая леди была очень бледна и не заговорила пока не закрылась дверь за смотрителем. К Сноу за это время вернулось самообладание.
— Боюсь, что не смогу быть в достаточной мере предупредительным, — пробормотал он, — свобода моих движений в настоящее время несколько ограничена…
Цинтия улыбнулась.
— Вы, вероятно, не ожидали меня здесь увидеть, — начала она. — В своем отчаянии я обратилась в министерство внутренних дел с просьбой дать мне возможность повидаться с вами. Кроме вас ведь никто на всем белом свете не в состоянии разобраться в этой злополучной экспедиции и в людях, предпринявших ее…
— Вы свободно получили разрешение на свидание со мной? — спросил он.
— Более или менее, — ответила она. — Все закончилось хорошо.
— Это естественно, мисс Сеттон, — кивнул Сноу. — Я старый клиент, и ко мне они должны относиться предупредительно.
— Прошу вас, не говорите так, — сказала она, понизив голос. — Вы меня огорчаете. Я бы очень хотела, чтобы вы мне… помогли, но если вы так легкомысленно разговариваете… и… так легко относитесь к своему положению, то мне это больно… правда, очень больно…
— Мне очень жаль, — продолжал он, опустив глаза, — что я вас расстроил. Теперь прошу вас объяснить, что привело вас ко мне. Вот стул, он не особенно удобен, но он единственный, который я могу предложить вам.
Она отказалась и стоя начала свой рассказ.
Ее брат, Ламбэр и Уайтей отправились в путь, взяв с собой копию плана.
— Я не очень беспокоилась за эту экспедицию, — сказала она, — так как предполагала, что план моего отца достаточно точен, чтобы разыскать по нему этот волшебный поток. Чиновники министерства колоний, которых посетил мой брат, были того же мнения…
— Зачем он ходил в министерство? — спросил Сноу.
— Чтобы получить разрешение на право изыскания алмазных россыпей на британской земле. Как вы понимаете, это государственное владение. По прибытии в Африку брат послал мне телеграмму, что все обстоит благополучно. Вдруг я получаю из министерства колоний срочное предложение принести план на Даунинг-стрит. Я исполнила это. Они стали проверять план, измерять расстояния и сравнивать их с масштабом другой карты…
— Ну и?..
— Ну, — она пожала плечами, — экспедиция бесполезна. Если поток алмазов не находится на португальской стороне, то его не существует вообще.
— Так он не на британской земле?
— Нет, он по ту сторону границы.
Сноу нахмурился.
— Что я могу сделать? — спросил он.
— Подождите, — сказала она поспешно, — я вам еще не все сказала. Если план моего отца точен, то алмазный поток — миф, так как указанное моим отцом место они точно установили, и там нет ни леса, ни реки, а вся местность представляет собой большую высохшую пустошь.
— Вы им рассказали о неправильном компасе?
— Перед отъездом Фрэнсиса Ламбэр был со мной очень откровенен. Он показал мне свой неправильный компас и другой, точный. Я ясно видела отклонение и, что еще важно, я точно заметила разницу, благодаря чему чиновники министерства могли произвести вычисление. Брату была послана телеграмма, но он уже успел покинуть берег…
— План при вас?
Она достала сложенный вдвое листок и протянула его Сноу. Он не взял его, так как его руки были в наручниках и вдруг она поняла, почему он покраснел.
— Откройте его и дайте мне взглянуть.
Он внимательно рассмотрел план и затем спросил:
— Но откуда в министерстве колоний узнали, что мне известно… Понимаю, это сделали вы!
Она утвердительно кивнула.
— Я находилась в безвыходном положении. Я потеряла в той стране отца… А теперь я начинаю беспокоиться за брата. У меня ведь нет никого, к кому я могла бы обратиться за советом…
Она вдруг умолкла, испугавшись себя: этот человек со стриженной головой и скованными руками мог понять, какое большое место он занимал в ее сердце…
— Здесь есть какая-то ошибка или загадка, требующая разъяснения, — произнесла она, — отец был очень осторожным человеком и не принадлежал к тем, которые делают необдуманные шаги. Единственное, что мы знали, это то, что река находится на британской земле.
— Но граница могла ведь измениться за это время, — сказал Сноу.
— Нет, этот вопрос я выяснила. Граница была установлена в 1875 году и с тех пор осталась без изменений.
Сноу взглянул на план, а затем на Цинтию.
— Я вас завтра навещу, — сказал он.
— Но… — она удивленно взглянула на него.
— Я думаю, что смогу завтра получить отпуск…
В замке повернулся ключ, и тяжелая дверь медленно открылась. Снаружи стоял начальник с мрачным, не предвещавшим ничего хорошего лицом, главный смотритель и Фельс.
— Срок истек, — буркнул начальник.
Сноу взглянул на сыщика. Тот кивнул…
— Сними наручники, Карден, — сказал Сноу.
— Что?!!
— Покажи ему приказ, Фельс, — продолжал Сноу, и сыщик послушно вручил остолбеневшему начальнику бумагу.
— Вы отстранены от должности, — коротко сказал Сноу, — будет назначено расследование вашей деятельности в качестве начальника тюрьмы. Я — капитан Амброзий Грэй, инспектор тюрем Его Величества.
Руки главного смотрителя сильно дрожали, когда он открывал замок на наручниках.
Глава 12
Декабрь. Над городом расстилается серый, густой и липкий туман. Редкие прохожие стараются поскорей укрыться в домах. В таких случаях ничего нет лучшего, чем сидеть в теплом уютном уголке возле камина.
Вот в такую-то погоду Сноу отправлялся с вокзала на площади Ватерлоо в Саутгемптон.
Он занял купе первого класса и, сев к окошку, начал обдумывать письмо, которое собирался отправить Цинтии перед отплытием в Африку. Накануне вечером она была так спокойна, так невозмутима и деловита, что он просто не в состоянии был ей сказать всего, что хотел, да и распрощались они как-то совсем неопределенно. Он задумчиво смотрел в окно, как вдруг заметил Цинтию, идущую вдоль вагонов. Он вскочил и открыл дверцу купе.
К этой встрече он не был готов… Он начал горячо восхвалять погоду, забыв, что дождь хлещет по окнам вагона, и горячо благодарить ее за то, что она пришла его проводить.
Нельзя сказать, что она его считала в эту минуту очень остроумным, он это заметил по ее улыбке — но что может сказать мужчина, чье сердце так переполнено, что сковывает язык?
