Эдгар Уоллес
СВЕТЯЩИЙСЯ КЛЮЧ
Глава 1
Вечера мистера Вашингтона Вирта устраивались в известном смысле для избранных. Гости подбирались с особой тщательностью и не могли — в духе времени — привести с собой неприглашенных. Но были они, как заметил один из гостей, «странной компанией». В основном — второразрядная театральная публика: хористки, дамы на небольшие роли, малоизвестные певцы. Попасть на вечер можно было только по приглашению, которое выдавалось в виде маленького продолговатого значка. На нем писалось имя приглашенного, чтобы мистер Вирт мог обращаться к своим гостям по имени.
Устраивать вечеринки ему помогал Майк Хеннеси, театральный делец. Это был флегматичный, вечно спящий на ходу толстяк на склоне лет. Он устраивал спектакли, знал подноготную всех актеров и актрис, но не имел ни гроша за душой. Его так и звали «бедным стариком Майком». Однако сейчас жаловаться ему не приходилось. Он неплохо кормился возле мистера Вирта. А мистер Вирт был очень богатым человеком.
Тем не менее о нем мало что было известно. Все знали, что живет он в Центральных графствах[1] и как-то связан с промышленностью. Его лондонским адресом был отель «Келнер», хотя он не провел там и ночи. Секретарь Вирта обычно заблаговременно заказывал по телефону шикарный номер. И в указанный вечер там накрывали ужин на двадцать или тридцать человек, специально приглашался оркестр. А затем появлялся он сам — дородный мужчина в роговых очках. Бросалась в глаза густая шевелюра соломенного цвета. Злые языки поговаривали, что это парик; кто знает, может, оно и впрямь было так. Костюм на нем сидел безупречно; большие руки всегда затянуты в белые лайковые перчатки. Говорил он жеманно, фальцетом, имел привычку щелкать каблуками и целовать дамам ручки — совсем как на континенте.
Кроме того, мистер Вирт откровенно обожал подобострастие, угодничество и был падок на самую примитивную лесть. И получал все это сполна — не зря же он приглашал мелкую театральную рыбешку, не избалованную роскошью и вниманием. Майк как-то предложил более яркую публику и остался немало ошарашен своим патроном:
— На кой черт мне эти самодовольные куклы?
Но зато мистер Вирт не скупился на расходы, всегда готовил гостям дорогие подарки. Видимо, это и делало его приемы столь популярными.
На одну из таких благотворительных вечеринок была приглашена Мэри Лейн, начинающая актриса — хорошенькая двадцатидвухлетняя блондинка с голубыми глазами и независимым характером. Она не могла и подумать, что ей придется сыграть не на сцене, а в жизни ключевую роль в раскрытии нашумевшего преступления.
Среди шумного застолья девушке взгрустнулось, и она стояла в стороне от гостей рядом с Майком. Мэри критически осматривала гостей и все яснее понимала, что пригласили ее на вечер отнюдь не из-за ее таланта.
— По-моему, будь я и впрямь важной персоной, меня вряд ли бы позвали.
Майк добродушно улыбнулся.
— Ты самая важная здесь персона, милочка. Патрон сгорал от нетерпения увидеть тебя…
— А кто он?
Майк важно покачал головой.
— У него в кармане все деньги мира.
Мэри засмеялась, и на ее щеках весело заиграли круглые ямочки. Она видела, что мистер Вашингтон Вирт, хотя и занят воркующими вокруг него двумя блондинками, краешком глаза следит за ней.
— И часто он устраивает такие вечеринки? — спросила Мэри. — Говорят, почти что каждый месяц. Он, должно быть, очень богат, иначе не стал бы нам помогать. Честно, Майк, на одну эту вечеринку точно ушло целое состояние!
Майк Хеннеси вынул изо рта сигару и внимательно осмотрел ее.
— Моего состояния я бы тут не оставил, — философски заметил он. Затем совершенно неожиданно добавил: — Старый Хервей Лайн — твой знакомый, Мэри?
Девушка покачала головой.
— Нет, опекун. А почему ты спросил?
Майк неторопливо сунул сигару обратно в рот.
— Мне показалось, что вы как-то связаны, думал, может, Лайн занимал тебе денег. Кажется, он ведь так и сколотил себе капитал?.. Мистер Алленби его родственник?
Вопрос был задан вскользь небрежным тоном, но таил в себе какой-то скрытый смысл. Дик был ее приятелем, и Мэри вспыхнула.
— Да, племянник. — Она слегка смутилась. — К чему ты это?
Мимо них в танце неуклюже проплыл мистер Вирт с одной из своих дам. Он галантно держал ее на расстоянии вытянутой руки, а она игриво над чем-то смеялась.
— Старается показать, что ей это нравится, — заметил Майк. — Все сегодня получат набитые золотом сумочки — ты, кстати, тоже.
— Почему ты спросил о мистере Лайне? — настойчиво повторила Мэри.
— Просто интересно… Я кое-что слышал о старике. Нет, мне денег он никогда не занимал. Ему нужно поручительство с золотым ободком, а у меня такого в жизни не было. У него Моран банкир.
Майк относился к тому типу рассеянных людей, речь которых следует причудливому ходу их мысли, но при этом мало понятна для собеседника.
— Забавно, да, Мэри? Моран — его банкир. Для тебя в этом, конечно, ничего забавного нет, а для меня есть.
Девушка немного знала Лео Морана. Тот был приятелем Дика Алленби и частенько посещал их театр, хотя за кулисы никогда не заходил. Тем не менее понять смысл сказанного Майком было невозможно, а уж если он напускал на себя таинственность, выудить что-либо из него было напрасной тратой времени. Мэри взглянула на часы.
— Ты не очень расстроишься, если я скоро уйду? Я обещала зайти к подруге.
Он покачал головой, галантно взял ее под руку и подвел к мистеру Вирту. Тот стоял в окружении трех хорошеньких девиц и прямо светился от удовольствия. А девицы наперебой старались отгадать, сколько ему лет.
— Моей приятельнице пора уходить, мистер Вирт. У нее утром репетиция.
— Понимаю, понимаю.
Хозяин вечера обнажил в улыбке белые ровные зубы, к которым природа не имела никакого отношения.
— Очень хорошо понимаю. Приходите снова, мисс Лейн. Я вернусь из-за границы через три недели и буду рад снова увидеть вас на моем скромном торжестве.
Мэри пожала большую вялую руку. Майк пошел проводить девушку до гардероба.
— Еще немного, и я тоже сматываюсь. После часа он никогда не остается. Да, насчет твоего подарка — занесу в театр.
Майк был милейший человек, когда дело не касалось его собственного кармана.
— Не пойму, что у нас за спектакль? — доверительно начал он, когда они шли по коридору к лифту. — Может, все дело в названии? «Утесы судьбы» — что это значит? Я смотрел эту чертову штуку раз сорок и все равно не понимаю, о чем она.
Мэри остановилась в изумлении.
— Но ведь ты сам выбрал эту пьесу?
Майк покачал головой.
— Это он выбрал, — и показал большим пальцем за спину. — Говорит, что эта мура будит в нем светлые чувства, Меня она почаще ходить в синагогу вовсе не заставляет!
Справедливости ради надо сказать, что вряд ли была такая пьеса, которая могла бы пробудить в Майке Хеннеси «светлые чувства». Во всем Лондоне было не найти хотя бы одного актера или актрису, которых он слезно не уговорил бы получить половину положенного им жалованья. Майк мог убедительно плакаться, что полностью разорился — а разорялся он всякий раз, когда бессердечные актеры требовали от него расчета. Добрая душа — и ни на грош совести. Никто не ведал, куда он тратил деньги, но, видимо, делал это умело. Потому что всегда сидел на мели.
Пока они ждали лифт, Майк суетился вокруг девушки, как наседка вокруг цыпленка. Она ему нравилась, ибо была настоящей в мире притворства и жеманства. Как-то, пригласив на ужин, Майк предложил ей самый быстрый способ, каким молодая актриса может стать звездой. Мэри отказалась, однако постаралась не уязвить его самолюбия — ведь самолюбие у толстяков болезненное. После этого она перешла в другую категорию — женщин, которых Майк любил на расстоянии. А любил он, несомненно, многих женщин, и не только платонически.
Проводив Мэри, он вернулся в оживленную суету номера — мистер Вирт вручал дамам сумочки. Благодетель был необычайно весел: сегодня ему пришлось выпить целую бутылку шампанского. Хотя обычно он пил очень мало, но сейчас пообещал сделать это, если кто-нибудь угадает, сколько ему лет. Одна из девиц попала в точку — тридцать два.
— Бог ты мой! — воскликнул Майк, когда ему рассказали.
Улучив минуточку, он отвел своего покровителя в сторону.
— Нам пора уже уходить, мистер Вирт. Давайте, я отвезу вас в отель.
Мистер Вирт глупо улыбался, несколько раз силился заговорить и наконец заплетающимся языком промычал:
— Л-любезный мой, любезный д-друг мой! Я вполне в с-состоянии с-сам добраться до моего… м-моего любимого старого К-ковентри[2].
Это было что-то новое. Майк Хеннеси встревожился. Он почуял опасность утраты бесценного сокровища. И, словно владелец золотого месторождения, хлопочущий над его сохранностью, засуетился вокруг своего патрона.
