с нескольких ракурсов пытаясь разглядеть Жабу. Естественно, я его видел, но старался смотреть, как проводник. – Ногу подтяни, братан.
– Норм? – глухо ответил Жаба и затаился, когда я кивнул.
– Провожающие, выходим, – замученная жизнью проводница с отвисшей до пупка грудью лениво проверила билеты Кира и Ирки и мотнула головой в сторону выхода. Мы с Олегом подмигнули друзьям и покинули вагон. И спустя минуту неслись на всех парах к соседнему перрону, откуда отходила собака (электричка) в Авдеевку. Поезд Кира и Ирки (и спрятавшегося Жабы) отходил только через пятнадцать минут, поэтому времени у нас было с запасом. Главное не опоздать на собаку.
Мы влетели в собаку как раз вовремя. Двери с бешеным стуком закрылись, чуть не отхватив Балалаю ногу. Он повалился на меня и заржал. Я тоже не сдержал смех. Но веселье прекратила тетка в оранжевой жилетке, вошедшая в тамбур.
– Билеты, молодые люди, – проскрипела она, обдав нас с Олегом вонью нечищеных зубов и чеснока.
– Забыли, тётенька, – честно сказал Балалай, придавая своему голосу знаменитую хрипотцу, от которой текли дамы всех возрастов. – Едем к маме домой. В Авдеевку. Боялись опоздать и бежали со всех ног. Лекарства вот везем…
– Ага, – поддакнул я, когда Олег вытащил из кармана упаковку димедрола. Но тетка лишь скучающе скользнула по ней взглядом.
– Ладно, – нехотя бросила она. – Лень вами заниматься. Увижу, что едете дальше Авдеевки, пизды дам.
– Не, тётенька. Мы выйдем. А пока тут постоим, – елейно улыбнулся Олег. Я тихо рассмеялся, когда тетка ушла. Пока все шло, как по плану.
В Авдеевке мы простояли десять минут на перроне, пока не пришел московский поезд. К тому моменту мы с Олегом переоделись в привычные нефорские шмотки и ждали, когда Кир отвлечет проводницу. Солёный не подкачал и, закурив, принялся втирать полусонной бабе что-то умное, проникновенно заглядывая в глаза и закрывая спиной нас, осторожно пробиравшихся внутрь. Кир дождался, когда мы войдем в вагон, и наконец-то отлип от проводницы, которая, кажется, только рада была, потому что счастливый вздох, наверное, услышал весь состав.
– Лезь наверх! – прошипела Ирка Олегу, стоя на стреме в проходе. Спящие люди на нас никак не реагировали. Только усатый мужичок-сосед гневно шевелил усами и поблескивал глазками со своей полки. Олег только успел спрятаться и закрыться сумкой, как в секцию влетел встревоженный Кир.
– Шухер, баба сюда идет.
– Блядь, – выдохнул я, морально готовый сдаться. Но мои друзья решили по-другому. Кир быстро размотал матрас на свободной полке, а Ирка пихнула меня на место и накрыла сверху одеялом.
– Молчи! – снова прошипела она, и я затаился. Чуть позже послышался шорох и знакомый голос проводницы, звучащий глухо.
– Поезд отправляется, – скучающе произнесла тётка. – Все на месте?
– Ага, – ответил ей Кир. – Покурили у поезда, и все. Куда тут ходить? Глушь же.
– Глушь не глушь, а зайцы бывают, – туманно сострила проводница и спросила: – А это кто лежит?
– Так вы в Москве еще билеты проверили. Дембель вроде, – нагло соврала Ирка. Я почувствовал её бедро. Не иначе подруга закрывала меня, как и Кир. – Он уснул сразу. Сказал не будить до Москвы.
– Так это… – раздался незнакомый голос, и я услышал, как Кир проворчал что-то ругательное. – А хотя не… показалось.
– Показалось, – буркнула проводница и громко повторила: – Поезд отправляется, кто отстал, домой пешком идет!
– Показалось тебе, пидор? – зло бросил Кир, когда тётка ушла. Я понял, что он обращался к усатому мужичку. Тот, видать, захотел быкануть, но увидев рожу Солёного, передумал. – Сиди, нахуй, тихо, а то я тебя ебну и в сортире на рельсы спущу. Гондон, блядь. Тебя колышет, кто там и что? Нет? Вот и съебись!
– Совсем молодежь распоясалась, – проворчал мужик и заткнулся. Я пролежал еще полчаса под одеялом, прежде чем мне разрешили вылезти.
– Ну все, – усмехнулась Ирка, доставая из сумки бутылку водки. – Едем.
– А верхней полке? – оживился Балалай, услышав бульканье.
– А верхняя полка хуй сосет, родной, – пропел Кир. – Лежите там. Вдруг тётка опять решит пройтись.
– Ну стакан хоть! – возмутился Олег, и его поддержал Жаба, который наверняка весь затек и сейчас безумно хотел размяться.
– Ладно. Дай им малость, – разрешил Кир и хлопнул меня по плечу. – Ну, вроде все получилось.
– Угу. Теперь бы не спалиться, – я кивнул в сторону нахохлившегося мужичка, но Кир махнул рукой.
– Забей, братан. Он вякнуть не успеет, как я его вырублю, – и показал мужичку кулак. Тот шмыгнул носом, проворчал что-то под нос и, отвернувшись, сделал вид, что уснул.
Ночью мы еще несколько раз прятались от проводницы, когда поезд делал остановки. Пожалев Олега и Жабу, я занял их место на багажной полке, а они перебрались к друзьям вниз. Хозяин нижней полки так и не появился, но оно и понятно. У толчка ехали только те, кому кровь из носу надо было попасть в пункт назначения и других мест не было.
В итоге, выпив свою порцию водки, я блаженно уснул наверху, укутавшись в сумки и косухи друзей. А когда проснулся, скрюченный, с затекшими конечностями, то увидел широкую улыбку Кира, чье уродливое лицо светилось радостью.
– Москва, братка. Доехали, – хмыкнул он, помогая мне спуститься.
Теперь мы не прятались от проводницы. Незачем было. Остановок до Киевского вокзала не предвиделось, останавливать ради нас поезд никто не собирался, да и сама проводница наверняка давила ухо в своей каморке, забив хуй на пассажиров, которые потихоньку начали собираться.
Ирка с Жабой устроили рейд по вагону, собирая остатки еды, и скоро мы спешно завтракали половиной вареной курицы, растекшейся жирной колбасой и холодными вареными яйцами, которые Кир спиздил у нашего усатого соседа, пока тот спал. От выпитого немного шумела голова, но я был рад. Мы в Москве, вечером концерт, а впереди целый день, который можно провести с друзьями.
– Чо, куда пойдем? – спросил Олег, когда мы доели курицу и лениво прихлебывали горячий чай из пузатых стаканов. – Концерт по идее в семь вечера.
– А где? – спросил я, покраснев.
– Ну даешь, – хмыкнул Балалай. – На Горбушке, конечно. Где ж еще?
– А, ну заебись, – кивнул Кир. – Погуляем, а часам к шести должны уже там быть. Ебал я в рот эти очереди, хоть и свои все, считай.
– Тогда на Арбат погнали, – предложил Жаба. – Только бы пожрать где-нибудь перед этим…
– Ты, бля, курицу ужертвовал почти единолично, – возмутилась Ирка, но потом рассмеялась, увидев, что Жаба напрягся. – Забей. Шучу я.
– Мамка говорила, что в Москве есть пельменная охуенная, – подал я голос. – Совковая еще. Со столиками, за которыми стоять надо. Не думаю, что там сильно дорого по деньгам.
– Адрес
